отшумела, загадочно исчез, будто растаял, самолет Клевинджера вместе
со всем экипажем, и вину за это несчастье возложили на майора Майора,
придравшись к тому, что он не подписал ни одной "присяги о
лояльности".
( "Присяга о лояльности" -- клятвенное обязательство,введенное
командованием американских вооруженных сил, чтобы оградить
военнослужащих США от прогрессивных идей и взглядов. Это обязательство
должен подписывать каждый военнослужащий. -- Ред.)
Темные очки были в красной толстой оправе. Фальшивые черные усы
очень пошли бы шарманщику. Однажды, когда майор Майор почувствовал,
что не в силах больше переносить, одиночество, он напялил очки и усы и
отправился поиграть в баскетбол. С видом беспечным и непри-
нужденным он заявился на площадку, молясь про себя, чтобы его не
узнали. Все сделали вид, будто не узнали его, и майор с наслаждением
вступил в игру. Но едва он успел поздравить себя с успехом, который
принес ему невинный маскарад, как один из противников резким толчком
сбил майора с ног. Вскоре его сбили еще раз, и тут он сообразил, что
они очень даже узнали своего командира, а маскарад дает им право без
помех дубасить его, толкать локтями и ставить подножки. Он понял, что
они ненавидят его в любом обличий. Игроки его команды и
противоположной стороны без колебаний и размышлений слились в одну
рычащую толпу. Они навалились на него со всех сторон, размахивая
кулаками и оглашая воздух грязными ругательствами. Они сбили его с
ног на землю и пинали ногами. Он насилу поднялся, и тогда они снова на
него налетели.
Он закрыл лицо ладонями, а они, облепив его со всех сторон, в
дьявольском исступлении мордовали его, били, колотили и дубасили.
Наконец, его трахнули с такой силой, что он кубарем скатился на дно
железнодорожной выемки. Там он встал на ноги, вскарабкался по
противоположной стороне выемки и пошел, пошатываясь, сопровождаемый
улюлюканьем и градом камней, пока не скрылся за углом штабной палатки.
Во время потасовки он мечтал лишь об одном -- только бы они не сорвали
с него темные очки и фальшивые усы. Маскируясь ими, он мог продолжать
делать вид, будто он -- это не он, а лишись он усов и очков, ему
пришлось бы предстать перед всеми в роли побитого, посрамленного и
опозоренного начальника. В кабинете он разрыдался, потом,
успокоившись, смыл кровь с губ и носа, стер грязь с синяков и царапин
на щеках и на лбу и вызвал сержанта Таусера.
-- Отныне, -- сказал он, -- я не желаю никого видеть у себя в
кабинете. Ясно?
-- Да, сэр, -- сказал сержант Таусер. -- На меня ваш приказ
распространяется?
-- Да.
-- Понятно. У вас все, сэр?
-- Да.
-- А что мне говорить тем, кто придет к вам, когда вы будете у
себя, в кабинете?
-- Говори им, что я здесь, и проси подождать.
-- Слушаюсь, сэр. А сколько им надо будет ждать?
-- Покуда я не уйду из кабинета.
-- И что же мне с ними делать, сэр?
-- Меня это не касается.
-- Могу я впустить их, сэр, к вам в кабинет, когда вы уйдете?
-- Можешь.
-- Но ведь вас-то в кабинете уже не будет?
-- Не будет.
-- Понятно, сэр. У вас все, сэр?
-- Да.
-- Слушаюсь, сэр.
-- Отныне, -- сказал майор Майор пожилому ординарцу, который
убирал его трейлер, -- я не желаю, чтобы вы заходили ко мне и
спрашивали, что мне нужно. Ясно?
-- Так точно, сэр, -- ответил ординарец. -- А когда же я могу
зайти к вам и спросить, что вам нужно?
-Когда меня нет, тогда и заходите.
-- Слушаюсь, сэр. А что я вообще должен делать?
-- То, что я прикажу.
-- А как же вы мне прикажете, если мне нельзя заходить, пока вы
здесь? Или все-таки можно иногда?..
-- Нельзя.
-- В таком случае, что же мне вообще-то делать?
-- Что положено.
-- Слушаюсь, сэр.
-- У меня все, -- сказал майор Майор.
-- Слушаюсь, сэр, -- сказал ординарец. -- У вас все, сэр?
-- Нет, -- сказал майор Майор. -- Не все. Не смейте заходить в
трейлер, если не уверены, что я ушел.
-- Слушаюсь, сэр. Но как же я могу удостовериться?
-- Если не уверены, вообразите, что я в трейлере, и убирайтесь
прочь, пока у вас не появится твердая уверенность, что я ушел. Ясно?
-- Да, сэр.
-- Мне жаль, что я вынужден говорить с вами в таком тоне, но ничего
не поделаешь. До свидания.
-- До свидания, сэр.
-- И спасибо, за все спасибо.
-- Слушаюсь, сэр...
-- Отныне. -- сказал майор Майор Милоу Миндербиндеру, -- я не
намерен ходить в столовую. Еду доставляйте мне в трейлер.
-- Прекрасная идея, сэр! -- ответил Милоу. -- Наконец-то я смогу
готовить для вас специальное блюдо, и ни одна собака об этом знать не
будет. Пальчики оближете, вот увидите, сэр. Полковник Кэткарт говорит,
что это -- сущее объедение.
-- Мне не нужны специальные блюда. Что другим, то и мне. В
точности. Тот, кто будет носить еду, пусть ставит поднос на ступеньку
и стукнет один раз в дверь трейлера. Ясно?
-- Так точно, сэр, -- сказал Милоу. -- Очень даже ясно. Я припрятал
пяток живых омаров и сегодня же вечером могу подать их вам с чудесным
салатом рокфор и двумя свежайшими пирожными эклер. Все это лишь вчера
вывезли контрабандой из Парижа вместе с одним крупным французским
подпольщиком. Ну как, подойдет такое меню для начала?
-- Нет.
-- Слушаюсь, сэр. Я вас понял.
В тот же вечер Милоу прислал ему вареного омара с великолепным
салатом рокфор и два эклера. Майор Майор заколебался. Если он отошлет
ужин обратно, все выбросят на помойку или скормят кому-нибудь другому,
а майор Майор питал слабость к вареным омарам. Он съел ужин, чувствуя
себя глубоко виноватым. На следующий день ему подали на второй завтрак
черепаховый суп и кварту перно урожая 1937 года. И то и другое майор
Майор проглотил без долгих размышлений.
Оставалось еще придумать способ, как проникать в кабинет, не
попадаясь на глаза писарям, сидевшим в той же палатке за пологом. И
способ был найден Майор Майор научился влезать и вылезать через
запыленное окошко кабинета. Окошко были достаточно велико, распо-
ложено низко, легко отстегивались и -- прыгай себе туда и обратно.
Когда майору Майору нужно были добраться от штаба до трейлера, он
проворно заворачивал за угол палатки, высматривал, свободен ли путь,
прыгал в железнодорожную выемку и несся вперед, не поднимая головы,
пока не оказывался под спасительным покровом леса В том месте, где
железнодорожная выемка ближе всего подходила к трейлеру, майор вылезал
и стремглав бросался к своему дому через густой подлесок.
Единственной живой душой, которая ему однажды повстречалась в
подлеске, был капитан Флюм. С искаженным лицом, страшный, как
привидение, капитан Флюм напугал его до полусмерти, когда в сумерках
вылез без предупреждения из ежевичных зарослей и пожаловался майору
Майору, что Вождь Белый Овес грозится перерезать ему, капитану
Флюму, горло от уха до уха.
-- Если вы еще раз когда-нибудь меня так напугаете, -- сказал ему
майор Майор, -- я сам перережу вам горло от уха до уха.
Капитан Флюм ахнул и снова растворился в кустах ежевики. Больше он
на глаза майору Майору не попадался
Подытожив свои достижения, майор остался доволен. На чужой
территории, в окружении сонмища врагов (под его командованием
находилось более двухсот человек), майор ухитрился вести жизнь
отшельника. Проявив минимальную изобретательность, он лишил весь
личный состав эскадрильи возможности побеседовать с командиром,
что, как он заметил, всех весьма обрадовало, потому что никто из его
подчиненных не горел желанием беседовать со своим командиром.
Исключение составлял, правда, этот психопат Йоссариан, который однажды
с помощью натянутого каната сбил с ног майора Майора, мчавшегося во
весь опор по дну железнодорожной выемки завтракать в свой трейлер.
Меньше всего майору Майору хотелось, чтобы кто- нибудь сбивал его
с ног, и в особенности Йоссариан. Этот тип отличался какой-то
врожденной гнусностью: то он нес бестактную ахинею насчет покойника в
своей палатке, хотя никакого покойника там не было, то бегал голышом
по лагерю. Вернувшись в часть после налета на Авиньон, Йоссариан
сбросил с себя всю одежду, и, когда генерал Дридл вызвал его, чтобы
приколоть ему орден за героизм, проявленный при налете на Феррару,
Йоссариан вышел из строя в чем мать родила. Никто в мире не имел права
убрать из палатки Йоссариана наполовину распакованные пожитки
погибшего лейтенанта, хотя изъять их было необходимо. Майор Майор
поставил на карту свою репутацию, разрешив лейтенанту Таусеру
ответить вышестоящим инстанциям, что лейтенант, погибший над Орвьетто
менее чем через два часа после прибытия в эскадрилью, будто бы вовсе
не прибывал в эскадрилью. Единственным человеком, который мог бы
убрать имущество лейтенанта из палатки, был, по мнению майора Майора,
сам Йоссариан, но Йоссариан, по мнению майора Майора, не имел на это
права.
Майор Майор застонал, когда Йоссариан с помощью каната сбил его
с ног. Он попытался подняться, но Йоссариан и не думал его отпускать
-- Капитан Йоссариан, -- сказал Йоссариан, -- просит разрешения
немедленно обратиться к майору по вопросу жизни и смерти.
-- Отпустите меня, пожалуйста. Я хочу встать, -- слабым голосом
взмолился майор Майор. -- Не могу же я лежа ответить на ваше
приветствие.
Когда Йоссариан освободил его, майор с трудом поднялся с земли.
Йоссариан еще раз отдал честь и повторил свою просьбу.
-- Пройдемте ко мне в кабинет, -- сказал майор. -- Здесь не самое
удобное место для разговора.
-- Слушаюсь, сэр.
Они стряхнули с себя пыль и в тягостном молчании шли до самого
входа в штабную палатку.
-- Обождите, пожалуйста, минутку, я смажу царапины йодом, а затем
сержант Таусер пригласит вас.
-- Слушаюсь, сэр.
Майор Майор с достоинством прошествовал через канцелярию, не
поднимая глаз на писарей, склонившихся над своими скоросшивателями,
картотечными ящиками и пишущими машинками. Едва зайдя за полог,
отделявший кабинет от канцелярии, майор Майор метнулся к окошку и
выпрыгнул вон. Под окошком по стойке "смирно" стоял Йоссариан. Отдав
честь, он отчеканил:
-- Капитан Йоссариан просит разрешения немедленно обратиться к
майору Майору по вопросу жизни и смерти.
-- Не разрешаю, -- отрезал майор Майор.
-- Так дело не пойдет. Майор Майор капитулировал.
-- Ладно, -- согласился он устало. -- Давайте поговорим. Прыгайте в
мой кабинет.
-- Нет, раньше вы.
Они впрыгнули в кабинет. Майор Майор сел, а Йоссариан принялся
расхаживать перед письменным столом и втолковывать, что он не желает
больше летать на боевые задания. "Ну что я могу сделать?" -- размышлял
майор Майор. Он мог действовать только согласно инструкции
подполковника Корна и уповать на лучшее.
-- Почему вы не желаете летать?
-- Боюсь.
-- Что ж, стыдиться тут нечего, -- ласково объяснил майор Майор. ~
Мы все боимся.
-- А я и не стыжусь, -- сказал Йоссариан. -- Я боюсь, а не стыжусь.
-- Если бы вы никогда и ничего не боялись, вы были бы ненормальным.
Даже очень храбрые люди испытывают страх. Пожалуй, самое трудное в бою
-- преодолеть страх.
-- Ну вот, поехали, поехали, майор. Неужели нельзя обойтись без
этой дерьмовой демагогии?
Майор Майор застенчиво опустил глаза и стал катать между большим и
указательным пальцами воображаемую песчинку.
-- Ну а что бы вы хотели от меня услышать?
-- Что я выполнил норму боевых вылетов и могу отправляться домой.
-- Сколько вы налетали?
