даже - миром...
По крайней мере, таким он показался мне после месяца, проведенного в
грязном, пахнущем скотным двором, хуторе.
Женщина с зажатым между пальцев томиком в руках вышла из вагона и - как
видение из страшно далекого и привлекательного для меня мира - томной
поступью проплыла мимо меня. Смесью запахов, по всей вероятности,
состоящей из тончайших духов, аромата холеной кожи и волос, с прибавлением
сюда нескольких капель неподдельного греха, она отравила слишком простой и
ясный воздух станции, а также мой душевный мир...
В двух шагах от меня томик упал. Я его моментально поднял и вернул
владелице.
- Мерси, мосье.
- Са ne vaux pa ie penie, madam. Удивленный взгляд - стремительный
взлет маневрирующих бровей.
- Разве вы говорите по-французски?
- О, да, мадам!
Последовал краткий разговор. Она смеялась: филолог - и в таком странном
виде - с кнутом за поясом... В этой дикой Маньчжурии... Она непременно
расскажет об этом в Париже... Что? Поезд трогается?.. Пусть мосье оставит
у себя томик французских стихов - они прелестны...
Трансазиатский экспресс ушел. Я наудачу раскрыл книгу и прочел Поля
Верлена:
Мне часто видится заветная мечта, - Безвестной женщины, любимой и
желанной. Но каждый раз она и совсем не та, И не совсем одна, - и это
сердцу странно.
- Во всяком случае, - сказал я, закрывая книгу, - моя мечта - не
Аксинья!
* * *
Я покинул хутор, но Ордынцев остался. Мне кажется, что он скоро займет
там вакантное место хозяина; Аксинья при расставании особенной горести не
проявила... Листьев на деревьях уже нет - падает первый снег. Я иду
сильный и окрепший, сам хорошо не зная - куда! В моей голове, подобно
одуревшим пчелам, роятся обрывки мечты: там и большие города, и пальмы, и
бананы, и синеокие духи дремлющих далей.
http://www-osd.krid.crimea.ua/~arv/ Roman V. Annenkov
Альфред Хэйдок
Нечто
1
Караван шел на запад. Груженые верблюды высоко несли уродливые головы с
застывшим презрением на уродливых губах. Когда путь вытянулся уже во
многие сотни верст, - некоторые из них пали и остались лежать, вытянув
закоченелые, желвастые ноги. Остальные проходили мимо них и плевали
зеленой пеной, потому что презирали решительно все - и жизнь, и смерть. С
величайшим бесстрастием, как подобает философам, презревшим бытие,
равнодушно, ступали по сыпучим пескам и голым, растрескавшимся каменным
черепам угрюмых возвышенностей.
По ночам над мертвой Гоби всплывал несуразно большой, котлообразный
месяц, и навешивал на лысые бугры призрачные мантии черных теней.
Тогда все кругом начинало казаться тем, чем, в самом деле. была Гоби, -
гигантским кладбищем царств, ни в какую историю не вписанных.
У последнего колодца, где обрывался путь, известный вожатому, - вечером
за стеною палатки гудел голос Стимса, человека, по прихоти которого была
снаряжена экспедиция.
Этот голос не нарушал мертвенной гармонии пустыни, потому что был
бесстрастен, сухо насмешлив и - безнадежен...
- Я обманут и хочу, в сущности немногого, - чтобы та жизнь, которая ни
разу не сдержала своих обещаний мне, - хоть бы только один раз не обманула
меня!
- Я что-то плохо понимаю Вас, - возражал Стимсу молодой ученый Баренс,
- на мой взгляд у Вас не может быть неоплаченных векселей к жизни: в сорок
лет очутиться обладателем миллионов - равносильно праву брать от жизни
все! И, мне кажется, - вы брали...
- Да, брал! - сухо рассмеялся Стимс, - но жизнь платила мне
обесцененными облигациями или фальшивой монетой: я получал все поддельное
- поддельное уважение, поддельную любовь... Ничего настоящего. Ничего
упоительного! Вдобавок у меня испортилась печень!
По суховатому лицу молодого ученого промелькнула вежливая улыбка; она
не могла оскорбить Стимса, но, вместе с тем, подчеркивала независимость и
любезную иронию ученого.
- И теперь Вам захотелось испытать нечто неподдельное - "настоящую"
опасность в пустыне?
- Какая опасность? - спокойно переспросил Стимс. - Здесь самое
безопасное место в мире, - нет никого и ничего! Даже кирпичу, который
может в городе упасть на прохожего с возводимого здания, - и тому неоткуда
взяться! Если бы я искал опасности, я остался бы в городе:
там автомобили, трамваи, убийцы...
Баренс с минуту помолчал. Он обвел взглядом спартанскую простоту
походной палатки Стимса и невольно задумался, - что влекло этого
пресыщенного человека в пустыню?
Сам он, Баренс, шел сюда с определенной целью; воспользовавшись
знакомством, он пристроился к дорогостоящей экспедиции, чтобы произвести
исследования и где можно - раскопки. Все это нужно было Баренсу, чтобы
заставить тысячи газетных станков выбрасывать тонны бумаги, которые
крупным шрифтом будут кричать на всех перекрестках мира о сенсационных
открытиях молодого ученого.
Он решительно взглянул на Стимса.
- Если это для вас, ну... скажем, - не увеселительная поездка, как я
предполагал раньше, то зачем же вы идете в пустыню?
Стимс поднял голову и заговорил громче обыкновенного:
- Я иду за тем заманчивым "Нечто", которое окутывает тайной далекие
горы и исчезает по мере приближения к ним. Если хотите - назовите это
наркозом неизведанных глубин. Человечество платит ему дань непогребенными
костями в самых неудобных закоулках планеты. В авангарде человечества
движутся полусумасшедшие чудаки с неугасимой жаждой невероятного в душе и,
время от времени, - как кость собакам, - бросают плетущимся сзади свои
ненужные открытия, в виде материков, островов, или новых истин. Самыми
счастливыми были древние исследователи: они шли со смутной мечтой открыть
что-то вроде Земного Рая, жаждая диковинных стран... И вот тут-то меня еще
раз обокрали: наука лишила меня наивной веры в возможность таких открытий!
Но я все-таки иду; не верю, а иду! Вдруг - думаю, - за этими горами, куда
еще не ступала нога культурного человека, в самом деле, есть нечто,
знаете... такое... Хэ-хэ-хэ...
Глаза Стимса странно сверкнули в темноте, а в его смехе было что-то
жуткое.
Баренс ничего не ответил: его мозг упорно отыскивал забытое название
психического расстройства, вызванного излишествами в наслаждениях и
относящегося к области навязчивых идей.
Стимс наблюдал за ним: затем насмешливо улыбнулся:
- Странно немножко - не правда ли?
- Нет, все в порядке вещей! - торопливо вышел из своего раздумья
Баренс, - при некоторых... так сказать, свободных средствах, я и сам
пустился бы...
- В таком случае, - перебил его Стимс, - не хотите ли завтра
отправиться со мной на несколько дней к вершинам на западе, чтобы
поохотиться за таинственным "нечто"? Караван дальше не пойдет, потому что
там нет колодцев, и животные замучены. Воду и провизию придется тащить на
себе. Нас будет трое: я беру с собой этого русского стрелка, у которого
такая длинная и труднопроизносимая фамилия.
- У меня на завтра намечены раскопки.
- Ну, конечно, - мое эфирное "Нечто" должно пасовать перед научными
целями! - чрезвычайно вежливо согласился Стимс.
Когда Баренс ушел, Стимс откинул полотнище палатки и долго стоял лицом
к лицу с мраком. Опять, точь-в-точь, как во время разговора с Баренсом, он
сухо и коротко засмеялся...
2
Илья Звенигородцев - так звали русского стрелка, нанятого в Шанхае в
число охраны каравана, - встал рано, когда еще все спали, и занялся
приготовлениями, чтобы сопровождать Стимса в намеченную экскурсию.
Он побрился на ощупь - без зеркала; вылил на голову ведро студеной воды
и занялся своими ногами: долго мыл и растирал их, а затем тщательно
перебинтовал икры колониальными гетрами. В его заботливости к собственным
ногам сквозило чуть ли не преклонение, и это было так понятно: жизнь Ильи.
за немногими исключениями была почти сплошным походом, где упругие,
мускулистые и неутомимые ноги являлись существеннейшим из шансов на
существование. Кроме того, картина спящего лагеря с часовым на бугорке
слишком напомнила Илье былые дни, когда с дальних холмов наползали серые
цепи врага, и всяк подтягивался, готовясь к встрече жестокого дня.
Шестнадцатилетним гимназистом Илью, с тяжелой винтовкой в руках,
бросило на улицу какое-то, в одну ночь образовавшееся, местное
правительство, которое призывало все население поголовно стать на защиту
города от осатанелых банд людей, увешанных пулеметными лентами, - матросов
и дезертиров.
Первыми вышли на оборону гимназисты с лысым директором во главе,
который был настроен торжественно, говорил прочувственные слова о
гражданском долге, и, к чести своей, - сам вполне верил этому...
Трусливое мещанство попряталось в подполья или улепетывало в заимки.
Наступавшие, не останавливаясь, почти на ходу, быстро перестреляли
порозовевших от мороза мальчиков и занялись расправой в городе.
Илье удалось прибежать домой, и тут старая, морщинистая женщина всунула
ему в руки узелок с провизией, перекрестила Илью, а сама, обливаясь
слезами, осталась у косяка... А Илья пошел огородами, пашнями, целиной...
Потом он попадал в разные отряды, где выучился ругаться, стрелять без
промаха и... зверел. Долго он ходил по Монголии за полусумасшедшим
человеком, по имени Унгерн фон Штернберг, который поклонялся Будде, брал
города и отдал столицу страны на разграбление своим войскам. А потом было
опять бегство, Шанхай, панель - голод...
И еще было сумасшедшее желание хоть на миг пожить так, как жили другие,
кто разъезжал на мягко шуршащих авто, пил вино в обществе красивых женщин
за толстым стеклом бара, - так близко и так далеко!..
- Мистер Элия!
Перед сидевшим на ящике Ильей остановился маленький серый человечек, -
слуга Стимса.
- Вам хозяин посылает чашку своего кофе и спрашивает, все ли готово к
экспедиции?
- Благодарю! Все готово!
Илья взял горячую чашку, залпом влил в себя обжигающее питье и поднялся
с ящика. В утреннем холодке он почувствовал приятное тепло во
внутренностях; бодрый и сильный, он обвел взглядом далекий горизонт, точно
вопрошая: - Где тут путь к радостям человеческим?
3
- Поистине, какое-то сумасшествие овладело Стимсом... Иначе не может и
быть; ведь давно уже пора вернуться назад! - так решил Илья, третий день
шагая за своим хозяином к цепи гор, которые днем казались совсем близкими,
- ну, рукой подать! - а вечером окутывались синей дымкой и как будто
отдалялись.
Илья решил напомнить Стимсу, что запаса воды и провизии еле хватит на
обратный путь. Стимс взглянул на него почти с яростью:
- Что?! Вы не хотите идти дальше? Вы, может быть, потребуете у меня
расчета?
Весь он был в страшном возбуждении, глаза горели.
- Я вовсе этого не говорю! - смущенное оправдывался Илья. - Я привык к
лишениям и не боюсь их, я только хотел предупредить Вас, что потом будет
тяжело!
Стимс мгновенно смягчился.
- Элия, я знаю, - раньше смерть так часто проходило мимо Вас, что вы
теперь плохо верите, что ей когда-нибудь вздумается прямо к вам
обратиться. Поэтому я и взял вас с собой... Так будьте же мне другом и
поддержите меня в моем предприятии! Мне тут нужно найти нечто... ну,
такое... это трудно объяснить, но оно чрезвычайно важно для меня! Если нам
удастся это, - вы будете обеспеченным человеком! Так вы поддержите меня?
Идет? - протянул он руку Илье.
- Идет! - Илья пожал руку с ощущением, что он первый раз в жизни
совершает выгодную сделку: ни один из вождей, за которыми он шел раньше,
не сулил столько!.. А что касается этого "нечто" - так оно, по всей
вероятности, - какая-нибудь разновидность насекомого, которое водится
только в этих местах... Мало ли чудачеств у миллионеров!..
Стимс не дал ему закончить своей мысли:
- Видите ли, эти горы по вечерам окутываются туманом, - должна быть и
вода! Вообще, мы там найдем все, что даже нечто такое... э...
