Афине, она выудила изображение его руин из исторической части своего
архива и по моему описанию спроектировала дом. Мы построили несколько
небольших моделей, конечно, не изменяя этих идеальных пропорций. А потом
Афина построила его с помощью внешних радиоуправляемых элементов. Такое
сооружение удобно в нашем климате; здесь погода почти как в древних
Помпеях. К тому же я предпочитаю дома с внутренним двориком. Так
безопаснее, даже если живешь там, где тебе ничего не грозит.
- Кстати, а где теперь Афина? То есть главный компьютер.
- Здесь. Она построила этот дом, еще находясь в "Доре", а теперь
обитает под ним. Она сперва выстроила для себя подземные апартаменты, а
уже потом над собой - наш дом.
- Компьютер должен чувствовать себя в безопасности и иметь
возможность общаться с людьми. Лазарус, простите меня, дорогой мой, но вы
ошиблись. Это случилось больше трех лет назад.
- Да, верно. Минерва, когда ты проживешь столько, сколько я - а тебе,
вне сомнения, предстоит долгая жизнь, - ты тоже начнешь путать события.
Старческая забывчивость присуща всем существам из плоти и крови, и тебе
следовало бы усвоить это до того, как предпринимать переход. Поправка,
Джастин, - дом спроектировала Минерва, а не Афина.
- А вот строила уже Афина, - уточнила Минерва, - поскольку все
технологические подробности и детали сооружения я оставила в ее памяти,
где им и надлежало находиться, а себе оставила лишь общее воспоминание о
том, как строила его. Мне хотелось это запомнить.
- Кто бы его ни строил, дом прекрасен, - сказал я.
И вдруг расстроился. Я умом понимал, что эта юная женщина прежде была
компьютером, помнил, что некогда работал с этим компьютером - в далеких
краях, за много световых лет отсюда. Но наш разговор вдруг заставил меня
почувствовать сердцем, что эта очаровательная девушка, чья теплая рука
лежала в моей руке, действительно недавно была компьютером и строила этот
новый дом, еще будучи машиной. Это меня потрясло. При всем при том, что
историограф я старый и способность изумляться безнадежно потерял еще до
первой реювенализации.
Мы вошли в дом - и мое невольное смятение исчезло, когда к нам с
поцелуями бросились две прекрасные юные женщины. Одну из них я узнал, как
только услыхал ее имя. Это была дочь Айры, Гамадриада. Она была очень
похожа на змею [гамадриада - королевская кобра]. Другую, рослую блондинку,
звали Иштар. Как выяснилось, она тоже оказалась моей знакомой. С ними был
молодой человек, красивый, как и женщины. Его я тоже как будто видел не
впервые, хотя не мог вспомнить, где и когда. Рыженькие двойняшки тоже
расцеловали меня, поскольку они, дескать, не имели возможности
поприветствовать меня надлежащим образом.
В Доброй Пристани приветственный поцелуй - не тот короткий клевок,
которым дарят гостей в Новом Риме: даже двойняшки целовали меня так, что я
не смог бы усомниться в их половой принадлежности. Мне случалось получать
менее пылкие поцелуи от вполне взрослых женщин, имевших относительно меня
весьма определенные намерения. Но удивил меня молодой человек, назвавшийся
Галахадом. Он обнял меня, поцеловав в обе щеки, а потом припал к моим
губам, как Ганимед. Несмотря на удивление, я попытался ответить ему
соответствующим образом.
Не выпуская меня из объятий, он хлопнул меня по спине и проговорил:
- Джастин, я уже просто на взводе от того, что вижу тебя! О, это
чудесно!
Я отодвинулся, чтобы поглядеть на него. Должно быть, я смотрел с
явным недоумением, потому что он заморгал, а потом горестно сказал:
- Иш, напрасно я хвастал! Гама, душка моя, принеси мне полотенце,
чтобы я мог утереть слезы. Он успел забыть меня... И это после всего, что
тогда наговорил.
- Обадия Джонс! - вспомнил я. - Что ты здесь делаешь?
- Рыдаю перед всей моей семьей от испытанного унижения.
Не помню, как давно мы виделись с ним. Должно быть, больше века назад
- столько примерно минуло с того дня, когда я оставил говардианский
кампус. Он был тогда блестящим специалистом по древним культурам, молодым,
с великолепным чувством юмора. Покопавшись в памяти, я извлек оттуда
воспоминания о семи часах, проведенных с ним и еще двумя учеными - к
счастью, женского пола. Дам я припомнить не мог, как и того, кем они были.
Сохранилось воспоминание лишь о его игривой, веселой, предприимчивой и
бурной натуре.
- Обадия, - строго сказал я, - почему ты назвался Галахадом? Опять
скрываешься от полиции? Лазарус, я с глубоким прискорбием обнаруживаю
этого мошенника в вашем доме. Вам придется строже приглядывать за
дочерьми.
- Ах, это имя! - проговорил молодой человек с явным неудовольствием.
- Не повторяй его, Джастин, здесь его не знают. Я исправился и взял другое
имя. Ты же не выдашь меня? Ну, обещай мне, дорогой. - Он ухмыльнулся и
продолжил уже обычным тоном: - Пойдем-ка в атриум и пропустим для начала
известное количество рома. Лази, кто сегодня дежурит?
- По четным дням - Лор, но я ей помогу. Ром не разбавлять?
- Приправь его специями. Хочу добавить гостинчик, которым Борджиа
приветствовали старых друзей.
- Обязательно, дядя. А кто такие Борджиа?
- Известное семейство. С ним связаны величайшие события в истории
старой Земли, сахарная моя. Говардианцы своего времени. Они очень учтиво
обходились с гостями. А я их потомок и унаследовал от них фамильные тайны.
- Лаз, - сказал Лазарус, - попроси, чтобы Афина рассказала тебе о
Борджиа, когда будешь готовить напиток для Джастина.
- Я поняла, он снова взялся за свои штучки...
- ...поэтому мы будем его щекотать...
- ...пока он не попросит пощады...
- ...и не пообещает вести себя хорошо.
- С ним проблемы не будет. Пойдем, Лази.
Добрую Пристань я нашел более приятной и менее впечатляющей, чем
ожидал. Из девяноста с лишком тысяч претендентов Айра с Лазарусом отобрали
для первой партии лишь семь тысяч; поэтому в настоящее время население
Тертиуса не могло заметно превышать десять тысяч. На самом деле жителей
оказалось даже чуть меньше.
В Доброй Пристани обитали всего несколько сотен людей, и в центре
поселка располагались несколько небольших сооружений, имеющих
полуобщественное значение. Большинство колонистов обитало в сельских
поместьях. Дом Лазаруса Лонга был, бесспорно, самым выдающимся
сооружением, которое я видел здесь - если не считать большой яхты
старейшего, похожей на усеченный конус, и куда более внушительной глыбы
космического грузовика, высившейся на посадочном поле, где приземлился и
мой пакетбот.
Космопорт представлял собой равнину в несколько квадратных
километров, которую сложно было называть портом. Во всяком случае я не
заметил ни одного складского здания. Но автомаяк, безусловно, был:
поскольку я приземлился без приключений. Впрочем, я его тоже не заметил.
Дом старейшего отличался от убогих строений поселения. Видно,
покойный римлянин был отличным архитектором. Это был двухэтажный дом с
внутренним садом. На каждом этаже могло уместиться двенадцать-шестнадцать
больших комнат плюс все обычные вспомогательные помещения. Но зачем
двадцать четыре комнаты семейству из восьми человек? Такое пространство
было бы прилично какому-нибудь богатею из Нового Рима для выражения его
"эго", однако в новорожденной колонии подобное сооружение выглядело явно
неуместным и совершенно не сочеталось с тем, что я знал о старейшем по его
многочисленным жизням.
Но все оказалось просто. Половину здания занимали реювенализационная
клиника, лечебница и изолятор: в них можно было зайти прямо с улицы. Число
семейных комнат не было постоянным, стены между ними сдвигались и
раздвигались. Как только потребности колонии увеличатся или семейству
старейшего понадобится просторное помещение, клиника должна была переехать
в ближайший город.
Мне повезло: когда я приехал, в реювенализационной не оказалось ни
одного клиента, в больнице тоже по было пациентов, и семейство Лонг могло
посвятить время мне.
Количество членов семейства оказалось столь же неопределенным, как и
число комнат. Я предположил, что их восемь: трос мужчин - старейший, Айра
и Галахад; трое женщин - Иштар, Гамадриада и Минерва; двое детей - Лорелея
Ли и Ляпис Лазулия. Но я не подозревал, что в доме обитают еще две
малышки, недавно научившиеся ходить, и маленький мальчик. Выяснилось, что
я оказался не первым и не последним, кого пригласили в этот дом на
неопределенное время. Но кем мне считать себя: гостем или членом семьи
старейшего?
Отношения внутри семейства также были крайне непонятными. У
колонистов всегда есть семьи. Колонист-одиночка - эти два слова
противоречат друг другу. Но на Тертиусе все колонисты были говардианцами,
а у нас в ходу любая разновидность брака, за исключением, я полагаю,
пожизненной моногамии.
На Тертиусе не было никаких законов, касающихся брака; старейший не
видел в них необходимости. Немногие законы, которые действуют на Тертиусе,
учтены в миграционном контракте, составленном Айрой и Лазарусом. Документ
этот включает обычные условия договора с сельским владельцем; предводитель
колонии вплоть до момента отставки является абсолютным арбитром. Но в
тамошнем кодексе нет ни слова, определяющего условия брака и семейные
взаимоотношения. Колонисты, как и подобает говардианцам, регистрируют
своих детей: в данном случае компьютер Афина заменяет архивы. Но,
просматривая его записи, я обнаружил, что перечень предков зачастую
заменен генетическим классификационным кодом. На такой систематизации
генетики Семейств настаивает уже не одно поколение - и я с ними согласен,
- однако она заставляет генеалога действительно потрудиться; в особенности
если брак не зафиксирован, как это нередко бывает.
У одной пары оказалось одиннадцать детей: шестеро - его, пятеро - ее,
общих не было. Я понял это из их кодов... полностью не совместимых. А
потом познакомился с ними - прекрасное семейство, процветающая ферма, и
никакого намека на то, что хоть один из этой детской оравы считает кого-то
из родителей не своим.
Но Семейство старейшего было еще более неопределенным. Конечно же,
генетические отношения фиксировались в каждом случае... но кто тут женат и
на ком?
Купальня оказалась, как и было обещано, декадентской. Она состояла из
гостиной и холла и предназначалась для семейного отдыха и развлечений.
Помещение тянулось вдоль всего первого этажа. Стенки легко раздвигались, и
в хорошую погоду можно было выйти в сад - а тогда как раз было тепло.
Здесь находилось все, что мог бы придумать самый придирчивый из сибаритов:
в центре его, напротив садового фонтана, располагался еще один фонтан. И
тот и другой окружали широкие сиденья, на которых можно было посидеть,
болтая в воде усталыми ногами и наслаждаясь прохладительным питьем. В
одном углу находилась сауна, в другом - огромный душ со всевозможными
приспособлениями. Здесь же были сложный пульт управления, длинный бассейн:
в одном его конце, голубом, вода доходила до колен, в другом, красном - до
подбородка. По обе стороны бассейна располагались две ванны, достаточно
просторные для одного человека, но вполне удобные для двух или трех.
Стояли кушетки, где можно было подремать, отдохнуть, попотеть и поболтать;
косметический столик с большим дуозеркалом, в котором, попросив помощи у
Афины, можно было увидеть собственный затылок; уголок на дюжину персон,
пол которого покрывал мягкий ковер; лежали подушки, большие и маленькие,
