Но эту тему сейчас обсуждать не будем. Присоединяйся к конференции...
Хочешь - стой мокрой, хочешь - садись и располагайся поудобнее.
Эстреллита закусила губу - и отдала предпочтение комфорту.
Минерва, эти юнцы оказались куда смышленее, чем я ожидал. Они
принялись заниматься, потому что я приказал. Но, поддавшись магии
печатного слова, они угодили на крючок. И стали читать - как гусь щиплет
травку, не желая заняться чем-то другим. Особенно хорошо шла проза. Я имел
отличную библиотеку, состоявшую в основном из микрокниг - их была не одна
тысяча, но было и с дюжину книг в дорогих переплетах, истинных антиков, на
которые я набрел на Единогласии, где говорят на английском, а галакт -
лишь диалект купцов. Хранишь сказки о Стране Оз, Минерва?
Конечно, хранишь. Составляя план для большой библиотеки я включил в
пего и свои любимые сказки. Мне хотелось, чтобы Ллита и Джо читали прозу,
но в основном я заставал их за чтением сказок: Киплинг, "Страна Оз",
"Алиса", "Сад стихов", "Маленькие дикари" и прочее. Ограниченный выбор:
книги моего детства, за три столетия до Диаспоры. С другой стороны, все
человеческие культуры в Галактике происходят от этой.
Но я попытался убедиться в том, что они понимают разницу между
выдумкой и историей. Сложная вещь - я сом не уверен, что подобная разница
существует. Потом пришлось объяснять, что сказка - то, что еще больше, чем
выдумка, отличается от правды.
Минерва, объяснить подобное неопытному уму очень сложно. Что такое
волшебство? Ты волшебница почище сказочных, но своим существованием ты
обязана науке, а не магии. А ребята не имели представления о том, что
представляет из себя наука. Я не уверен, что они улавливали различие, даже
когда я объяснял. В моих скитаниях мне не раз приходилось сталкиваться с
чудесами, я видывал такое, чему нет объяснения.
Пришлось наконец попросту объявить ex catedra ["с кафедры" (лат.);
авторитетно], что некоторые истории писаны для забавы и правдой быть не
могут: "Путешествие Гулливера" - не то что "Приключения Марко Поло", а
"Робинзон Крузо" находится прямо посередке между ними - и что в случае
сомнений нужно обращаться ко мне.
И они иногда спрашивали и не спорили со мной. Но я чувствовал, что
они не во всем верят мне. Это радовало: значит, ребята начинают мыслить
самостоятельно - хоть и не всегда правильно.
Мои рассуждения о Стране Оз Ллита выслушивала лишь из вежливости. Она
верила в Изумрудный город всем сердцем и, будь на то ее воля, лучше
отправилась бы туда, чем на Валгаллу. Если честно - и я тоже.
Главное - им понравилось учиться.
В деле обучения я не колеблясь прибегал к литературе. С ее помощью
быстрее начинаешь сочувствовать чуждым для тебя сторонам человеческого
поведения. Она только на шаг отстает от истинно пережитого - а у меня было
лишь несколько месяцев на то, чтобы сделать людей из этих забитых и
невежественных зверьков. Я предлагал им психологию, социологию,
сравнительную антропологию - таких книг у меня хватало. Но Джо и Ллита не
могли представить прочитанное в образах - я вспомнил, что был такой
учитель, который объяснял идеи с помощью притчей.
Они тратили на чтение каждый час, который я отводил для этого, как
щенята жались возле экрана читальной машины и ворчали друг на друга,
требуя поскорее листать страницы. Обычно Ллита подгоняла Джо, она читала
быстрее. Впрочем, они оба на глазах превращались из неграмотных в умелых
читателей. Я не давал им кинофильмов, потому что хотел, чтобы они
научились читать.
Но тратить все время на чтение было нельзя. Приходилось учиться и
другим вещам. Не ремеслам, а, что более важно, той агрессивной уверенности
в себе, без которой свободным человеком не станешь, а ее-то у них и не
оказалось, когда я ненароком взвалил на плечи эту обузу. Что там, я даже
не представлял, способны ли они стать такими: эта способность могла
затеряться в поколениях рабов. Но если искра в них была, ее следовало
отыскать и раздуть - или я так и не смог бы отпустить их на свободу.
Итак, я поощрял их самостоятельность - насколько возможно, прибегая к
осторожной грубости - и приветствовал любое проявление возмущения, правда,
безмолвно, про себя - как триумфальное свидетельство прогресса.
Я начал обучать Джо драться - просто кулаками, почему что не хотел,
чтобы мы поубивали друг друга. Одно из помещений на корабле я
переоборудовал под гимнастический зал, оборудование можно было
использовать и в гравитационных условиях, и в свободном падении; там мы
занимались час в день, когда температура воздуха была пониже. Я гонял Джо
до изнеможения. Ллита могла приходить, чтобы просто поразмяться. Втайне я
надеялся, что, если сестра увидит, как я выжимаю из Джо соки, это может
подхлестнуть его.
Джо нуждался в стимуле: ему с трудом вползало в голову, что меня
можно пнуть или ударить и что я не рассержусь, если он преуспеет, но
определенно буду не в духе, если он не постарается как следует.
Поначалу он не смел нападать на меня, как бы ни открывался. Я стал
обзывать и дразнить его, однако он все еще медлил, и я успевал
приблизиться первым и вздуть его.
Но однажды его прорвало, и он треснул меня так, что я едва успел
отскочить. И после ужина он получил награду: я разрешил ему почитать книгу
- настоящую, в переплете, со страницами. Я велел ему надеть хирургические
перчатки и предупредил, что отлуплю, если он порвет или запачкает хоть
одну страницу. Ллите я не позволил к ней прикоснуться - это был его приз.
Она приуныла и не желала садиться за читальную машину - пока он не
попросил разрешения почитать ей вслух.
Тогда я объявил, что она тоже может читать вместе с ним, но только
чтобы не прикасалась к страницам. Она устроилась рядом с ним, голова к
голове, и, счастливая, начала читать, время от времени ворча на брата за
то, что он медленно перелистывал страницы.
На следующий день она спросила, нельзя ли и ей научиться драться?
Конечно, ей надоело выделывать свои упражнения в одиночку. Мне тоже
скучно тренироваться одному, но я заставлял себя: кто знает, какими
опасностями чревата следующая посадка. Минерва, я никогда не считал, что
женщин следует учить драться: защищать детей и жену - дело мужское. И
все-таки женщина должна уметь драться - это может пригодиться.
Итак, я согласился, однако пришлось изменить правила. Мы с Джо
придерживались уличных правил - то есть обходились вовсе без правил, за
исключением того, что я не наносил ему тяжелых повреждений и ему позволял
ограничиваться синяками. Но я никогда не говорил об этом - он мог считать,
что вправе выцарапать мой глаз и съесть его. А уж как не позволить ему это
сделать, было моей проблемой.
Но женщины устроены иначе. И я не мог позволить Ллите приступить к
делу вместе с нами, пока не соорудил ей на сиськи специальный нагрудник:
этого добра у нее было многовато, и можно было нечаянно причинить ей боль.
Потом я намекнул Джо с глазу на глаз, что синяки - дело простительное, но
если он сломает ей кость - я сломаю ему, чтобы попрактиковаться.
Но сестру я ограничивать не стал - и напрасно: она оказалась раза в
два агрессивней его. Неумелая, но быстрая и дело знала.
На второй день мы приступили к занятиям - она в нагруднике, а мы в
защитных плавках. И уже вечером того же дня Ллита читала настоящую книгу.
А у Джо проявился талант кулинара, и я поощрял его старания,
насколько позволяли корабельные припасы. Мужчина, знающий поварское дело,
прокормит и себя, и семью, где угодно. И всякий, мужчина или женщина,
должен уметь готовить, содержать в порядке дом и ухаживать за детьми. Для
Ллиты занятия не удалось подобрать, однако после того как я установил меры
поощрения, она обнаружила способности к математике. Это вселяло надежды:
личность, способная читать, писать и считать, может выучить все, что
угодно. И я велел ей заняться бухгалтерией и счетоводством, по книгам, и
не стал помогать. А от Джо я потребовал, чтобы он изучил все приборы,
которыми мог похвастаться корабль, - их было немного, в основном
технологическое оборудование - под моим строгим контролем: я не хотел,
чтобы он потерял пальцы, а я - инструменты.
Я был полон надежд. Но ситуация переменилась...
(Опущено около 3100 слов.)
...проще сказать, что я проявил глупость. А ведь я вырастил столько
славных ребятишек. В первые же два дня я в качестве корабельного хирурга и
прочая, прочая, прочая подверг их самому тщательному обследованию, на
которое были способны мои инструменты. Медициной я не занимался с тех пор,
как оставил Ормузд, однако держал свой лазарет укомплектованным и в полном
порядке. На каждой цивилизованной планете я всегда брал новейшие ленты и
изучал их во время долгих прыжков, Минерва, а ведь я считался когда-то
неплохим коновалом.
Ребята были вполне здоровы - такими они и выглядели, только у
парнишки оказался легкий кариес: две небольшие полости. Я отметил, что
работорговец не ошибся: virgo intacta, полулунная плева - пришлось
воспользоваться самым маленьким инструментом. Ллита не жаловалась, не
напрягалась, не спрашивала, чего это я там ищу. Я сделал вывод, что они
пользовались вниманием медиков, подвергались регулярным осмотрам, не то
что обычные невольники на Благословенной.
У нее оказалось тридцать два зуба, все в идеальном состоянии, однако,
когда вылезли зубы мудрости, она сказать не могла, сообщив только, что это
случилось недавно. У него было двадцать восемь зубов. Места на челюстях
для четырех последних не оставалось, и я уже стал опасаться неприятностей.
Однако рентгеновские снимки показали, что зубов нет в зачатке.
Я вычистил и запломбировал дупла и велел ему не забыть, что на
Валгалле нужно сделать регенерацию и прививку от дальнейших повреждений.
На Валгалле была хорошая зубная техника.
Ллита не могла мне сказать, когда у нее в последний раз была
менструация. Она обсудила этот вопрос с Джо: он попытался сосчитать на
пальцах, сколько дней прошло с тех пор, как они покинули родную планету.
Сошлись они на том, что событие состоялось еще до отлета. Я велел
известить меня в следующий раз, потому что намеревался определить ее цикл.
Я выдал ей коробку с салфетками, оказавшуюся в кладовке и, должно быть,
пролежавшую там лет двадцать - я и забыл, что располагаю таким добром.
Нам с трудом удалось открыть коробку: ни она, ни я никогда не держали
в руках подобной вещи. Крохотные эластичные трусики, оказавшиеся в наборе,
восхитили Ллиту и она часто носила их, когда хотела "приодеться". Девчонка
сходила с ума по тряпкам: будучи рабыней, она ничем не могла потешить свое
тщеславие. Я сказал ей, чтобы не забывала вовремя стирать трусы. Я уделял
особое внимание чистоте: проверял уши, ногти, выгонял из-за стола мыть
руки. Выдрессировать их оказалось не труднее, чем свинью. Ллите никогда не
приходилось повторять дважды, она приглядывала за Джо, чтобы и он отвечал
моим требованиям. В результате оказалось, что я перестарался: нельзя было
подойти с грязными ногтями к столу или не сходить в душ, потому что
хотелось спать. Но... взялся за гуж - не говори, что не дюж.
Портнихой она оказалась такой же неумелой, как и поварихой, однако
шить все-таки выучилась, потому что любила тряпки. Я выкопал откуда-то
штуку яркой ткани, предназначенной для продажи, и дал ей позабавиться,
используя политику кнута и пряника: надеть обновку разрешалось только в
награду за хорошее поведение. Так мне удалось отучить ее подзуживать
брата.
