две недели.
Я ожидала этого воскресенья с умеренным энтузиазмом. Правда, в
церковь все-таки не пошла, приготовила провизию для пикника и, пользуясь
случаем, помылась. Мистер Смит оказался приемлемым молодым человеком с
правильной речью, хотя дух от него не захватывало. Отец немножко попытал
его, мать предложила ему кофе, и часам к двум мы с ним поехали на прогулку
в нашей двуколке, на Дэйзи, поставив его взятую напрокат лошадку в сарай.
Три часа спустя я была убеждена, что влюбилась.
Брайан договорился, что первого мая приедет опять. В промежутке ему
предстояло сдать выпускные экзамены.
В следующее воскресенье, 24 апреля 1898 года, Испания объявила войну
Соединенным Штатам.
5. ИЗГНАНИЕ ИЗ ЭДЕМА
Тюрьма как тюрьма, бывает и хуже. Как, например, та, в Техасе, в
которой я сидела семьдесят с чем-то лет назад по своему личному времени.
Там тараканы сражались за неверный шанс подобрать пару крошек с пола,
горячей воды отродясь не бывало, а вся охрана приходилась родней шерифу.
Тем не менее мексиканские нищие то и дело переправлялись тайком из Рио и
били в городе стекла, чтобы попасть в эту тюрьму и подкормиться за зиму.
Это заставляет воображать о мексиканских тюрьмах нечто такое, о чем и
думать не хочется.
Пиксель навещает меня почти каждый день. Стражники не могут понять,
как это ему удается. Они все его полюбили, ну и он снисходит кое до кого.
Они таскают ему разные вкусности, которые он порой соглашается отведать.
Начальник, проведав о гудиниевских [Гудини, Гарри - знаменитый
американский иллюзионист, мастерски освобождавшийся из оков, закрытых
помещений и т.п.] талантах Пикселя, посетил мою камеру как раз тогда,
когда тот пришел, попытался его погладить и был оцарапан за
бесцеремонность - не до крови, но достаточно чувствительно.
Начальник приказал мне предупредить его загодя, когда Пиксель будет
входить или выходить; он хочет понять, как это Пиксель проникает в камеру,
не задетая сигнализации. Я сказала ему, что ни один смертный не способен
предсказать, что сделает кот в следующий момент, так что нечего тут
сшиваться. (Охранники и надзиратели - люди по-своему неплохие, но
начальник стоит ниже меня на социальной лестнице. Видимо, Пиксель тоже это
понимает.)
Пару раз заходил доктор Ридпат, уговаривал меня признать свою вину и
положиться на милость суда. Говорил, что трибунал, конечно, осудит меня
условно, если убедится в моем искреннем раскаянии.
Я сказала ему, что невиновна и лучше стану cause celebre [знаменитый
судебный процесс (фр.)], а потом продам свои мемуары за бешеные деньги.
Мне, должно быть, неизвестно, заметил он, что Епископская Коллегия
недавно приняла закон, согласно которому все имущество лиц, осужденных за
святотатство, передается в церковь после оплаты погребения осужденного.
- Знаете, Морин, я вам друг, хотя вы этого, кажется, не понимаете. Но
ни я и никто другой не сможет ничего для вас сделать, если вы
отказываетесь помочь.
Я поблагодарила его и сказала, что мне жаль его разочаровывать. Он
посоветовал мне хорошенько подумать и не поцеловал на прощанье, из чего я
заключила, что он и вправду недоволен мною.
Дагмар бывает почти ежедневно. Она не пыталась склонить меня к
покаянию, зато сделала то, что тронуло меня сильнее, чем все увещевания
доктора Ридпата: принесла мне "последнего друга".
- Если решила молчать, он поможет. Отломи только наконечник и впрысни
все равно куда. Когда он подействует - минут через пять - тебя даже
поджаривание на медленном огне не проймет. Но ради Святой Каролиты,
лапочка, постарайся, чтобы его у тебя не нашли!
Постараюсь.
Я не диктовала бы эти мемуары, не окажись в тюрьме. Не то чтобы я в
самом деле собиралась их публиковать, но не мешает разложить все по
полочкам - может, тогда я пойму, где ошибалась, и придумаю, как выпутаться
из этой переделки и жить дальше.
Битва при Новом Орлеане состоялась через две недели после окончания
войны 1812 года [англо-американская война 1812-1814 гг.] - так медленно
тогда распространялись новости. Но в 1898-м году уже действовал
Атлантический кабель. Известие о том, что Испания объявила нам войну,
дошло до Фив из Мадрида через Лондон, Нью-Йорк и Канзас-Сити почти что со
скоростью света, если не считать задержек на передачу. Разница во времени
между Мадридом и Фивами - восемь часов, поэтому семейство Джонсон
находилось в церкви, когда страшная весть достигла города.
Преподобный Кларенс Тимберли, пастор нашей Методистской епископальной
церкви памяти Сируса Вэнса Паркера, читал проповедь, и только он покончил
с "в-четвертых" и углубился в "в-пятых", как зазвонил большой колокол на
здании окружного суда. Брат Тимберли прервал проповедь.
- Сделаем перерыв в проповеди, чтобы Осейджские пожарники могли
покинуть храм.
Около десятка мужчин помоложе встали и вышли. Отец взял свой
чемоданчик и последовал за ними. Он не состоял в добровольной пожарной
команде, но, как врач, обычно присутствовал на пожаре, если только не
занимался больным в тот момент, когда били в набат.
Как только за отцом закрылась дверь, проповедник снова взялся за свое
"в-пятых" - о чем он толковал, сказать не могу: на проповеди я всегда
принимала внимательный, заинтересованный вид, но слушала редко.
Тут на Форд-стрит послышались какие-то крики - их не мог заглушить
даже громкий голос брата Тимберли. Они раздавались все ближе и ближе.
Вдруг в церковь снова вошел отец, и, не садясь на свое место,
приблизился к кафедре и протянул пастору газетный лист.
Надо сказать, что "Лайл Каунти Лидер" был четырехполосной газетой и
выходил на так называемых "котельных листах"; на одной стороне таких
листков печатались международные, общегосударственные новости и новости
штата, потом они доставлялись в редакцию правительственных газет, которые
заполняли внутренний разворот своими, местными новостями и объявлениями.
"Лайл Каунти Лидер" покупал "котельные листы" у "Канзас-Сити Стар", а
сверху впечатывал собственную шапку.
В газете, которую отец подал брату Тимберли, на внутренних страницах
было напечатано то же, что и в прошлом номере, вышедшем, как и полагалось,
в четверг, 21 апреля 1898 года, только вверху на второй полосе крупным
шрифтом было набрано:
"ИСПАНИЯ ОБЪЯВЛЯЕТ ВОЙНУ!
(По телеграфу из "Нью-Йорк Джорнэл".) 24 апреля, Мадрид.
Сегодня наш посол был вызван к премьер-министру Испании, где ему
вручили выездной паспорт и краткую ноту, гласившую, что преступная
деятельность Соединенных Штатов против Его Католического Величества
вынуждает правительство Его Величества заявить, что Испанское королевство
и США находятся в состоянии войны".
Брат Тимберли прочел это сообщение с кафедры вслух, отложил газету,
окинул нас торжественным взглядом, вытер платком лоб, высморкался и сказал
хрипло:
- Помолимся.
Отец встал, и его примеру последовали все прихожане. Брат Тимберли
просил Господа нашего Иегову не оставить нас в час испытаний. Просил его
ниспослать мудрость президенту Мак-Кинли. Просил помочь всем нашим
храбрецам на суше и на море, что готовятся вступить в бой за священную.
Богом им данную землю. Просил упокоить души тех, кто падет в бою, и
утишить горе вдов, сирот, отцов и матерей тех юных героев, коим суждено
погибнуть. Просил, чтобы восторжествовала истина, положив скорый конец
этой войне. Просил за наших друзей и соседей, несчастных кубинцев, столь
долго страдавших под железной пятой испанского короля. И так далее и так
далее - минут пятнадцать.
Отец давно излечил меня от христианской веры. Вместо нее у меня
возникло глубокое подозрение, рожденное профессором Гексли и питаемое
отцом: а существовал ли когда-нибудь такой человек, как Иисус из Назарета?
Что до брата Тимберли, то на него я смотрела, как на источник шума, у
которого из всех пор сочится елей. Как и многие проповедники Библейского
Пояса [южные и центральные районы США, где наиболее распространена
протестантская религия], он был фермерским сыном, питавшим, как я
подозревала, отвращение к настоящей работе.
Я ни на грош не верила в того Бога, о котором говорил брат Тимберли.
Но в этот раз отвечала "аминь" на каждое его слово, и слезы струились
у меня по щекам,
А сейчас я влезу на ящик из-под мыла [импровизированная трибуна
американского уличного оратора].
В двадцатом столетии григорианского календаря среди интеллектуалов
вошел в моду так называемый "пересмотр истории", или ревизионизм. Основной
идеей этого учения было то, что участники исторических событий не имеют
понятия, что и зачем они делают и не понимают, что они всего лишь
марионетки в руках неведомых зловещих сил.
Может быть, так и есть - не знаю.
Только почему народ и правительство Соединенных Штатов в глазах
ревизионистов выглядят как негодяи? Почему бы нашим врагам - королю
Испании, кайзеру, Гитлеру, Херонимо [известный бандит, орудовавший на
Крайнем Западе США], Вилье, Сандино, Мао Цзедуну и Джефферсону Дэвису
[президент Конфедерации мятежных южных штатов] - тоже не постоять немножко
у позорного столба? Почему всегда мы?
Да, я знаю - ревизионисты утверждают, будто испано-американскую войну
устроил Уильям Рэндолф Херст [газетный издатель, основатель крупного
газетного концерна], чтобы увеличить тиражи своих газет. И знаю, что
многие ученые и эксперты придерживаются мнения, будто американский крейсер
"Мэйн" в Гаванском порту взорвали, погубив при этом двести двадцать шесть
жизней, некие злодеи с целью очернить Испанию в глазах американцев и тем
подготовить их к войне.
Вы хорошо меня слушаете? Я сказала: я знаю, что такие мнения
высказывались. Я не говорила, что они верны.
Бесспорно то, что официальные круги Соединенных Штатов весьма
откровенно указывали испанскому правительству на угнетенное положение
кубинцев. Верно и то, что Уильям Рэндолф Херст в своих газетах публиковал
весьма неприятные вещи об испанском правительстве. Но Херст - еще не
Соединенные Штаты, и у него не было ни пушек, ни кораблей, ни власти. А
был только громкий голос и полное отсутствие уважения к тиранам. Тираны
таких не выносят.
Эти мазохисты-ревизионисты представили войну 1898 года как
империалистическую агрессию Соединенных Штатов. Как могла
империалистическая война привести к освобождению Кубы и Филиппин, остается
неясным. Но ревизионисты всегда первым делом заявляют, что виноваты
Соединенные Штаты. Если историку-ревизионисту удается это доказать (не без
помощи логической подтасовки), то докторская степень ему обеспечена, и он
на верном пути к Нобелевской премии Мира.
В апреле 1898 года нам, темным провинциалам, было понятно только
одно: уничтожен наш крейсер "Мэйн", погибло много моряков, Испания
объявила нам войну, президент созывает добровольцев.
На другой день, в понедельник двадцать пятого апреля, пришло
президентское воззвание: он обращался к народу с просьбой собрать сто
двадцать пять тысяч добровольцев из рядов народного ополчения штатов,
чтобы пополнить нашу почти не существующую армию. Утром Том, как обычно,
уехал в свою Батлерскую академию. Воззвание застало его там, и в полдень
он прискакал обратно - его чалый меринок Красавчик Браммел был весь в
мыле. Том попросил Фрэнка обтереть Красавчика и уединился с отцом в
