здравствует в Бундоке. Весь спасательный отряд тоже ушел без единой
царапины - кроме Колина, Хейзел и котенка Пикселя. Эти трое, все
израненные, остались умирать в пещере на Луне.
Должна сделать еще одно отступление. В том спасательном отряде была
молодая женщина-офицер, Гретхен Гендерсон, прапраправнучка моей брачной
сестры Хейзел Стоун. За четыре месяца до рейда Гретхен родила мальчика, и
мой внук об этом знал.
Не знал он того, что он - отец сына Гретхен.
Да и откуда? Ведь он ни разу не был близок с Гретхен и точно знал,
что не оставлял свою сперму ни в одном донорском банке.
Однако Хейзел перед смертью твердо сказала ему, что ребенок Гретхен -
его сын.
Он спросил, каким это образом, и она ответила: "Парадокс".
Кто-кто, а Колин понимал, что такое временной парадокс. Он служил в
Корпусе Времени, не раз бывал во временных петлях и знал, что в такой
петле можно подойти к самому себе сзади и укусить себя за шею.
Поэтому он понял, что сделает Гретхен ребенка где-то в своем будущем,
но в ее прошлом - парадокс перевернутой петли.
Значит, на Бога надейся, а сам не плошай. Это могло бы случиться лишь
в том случае, если бы он пережил эту переделку.
И вскоре их спасли. Колин положил еще немало народу и был ранен еще
дважды, но вся троица осталась жива. Их перебросили на две тысячи лет в
будущее к лучшим врачам всех вселенных - к Иштар и ее команде. Моя брачная
сестра Иштар никому не даст умереть - было бы тело еще теплое и мозг не
поврежден. Но с этими тремя ей пришлось повозиться, особенно с Пикселем.
Кроху несколько месяцев держали при нуле целых трех десятых градуса по
шкале Кельвина, а тем временем из другой вселенной доставили доктора Бона,
и дюжина лучших хирургов Иштар, включая ее самое, прошла ускоренный курс
кошачьей ветеринарии. Потом Пикселя перевели на режим обычной гипотермии,
восстановили его, разморозили и разбудили. Так что ныне он -
здоровяк-котище, гуляет сам по себе и плодит котят, где придется.
Хейзел между тем создала нужную петлю времени, и Колин встретил,
обольстил, повалил и обрюхатил Гретхен, чуть помоложе той, которую знал.
Она родила сына, а потом (по своему личному времени) вместе с Хейзел и
Колином отправилась спасать Майкрофта Холмса.
Но зачем было тратить столько усилий ради котенка? Не лучше ли было
его усыпить, чтобы не мучился?
А вот зачем: без Пикселя и его способности проходить сквозь стены
Майкрофта Холмса не спасли бы, и будущее всего человеческого рода
оказалось бы под сомнением. Шансы распределялись так ровно, что в половине
параллелей отряд погибал, а в половине достигал своей цели. Чашу перетянул
котенок весом в несколько унций, предупредивший отряд об опасности
единственным словом, которое умел говорить: "Блюрр!"
На обратном пути из Батлера Чарльз оправился от своей посткоитальной
депрессии и захотел повторить опыт. Я тоже была не прочь - только не
сегодня. После езды в грязной двуколке то, на чем я сидела, стало
беспокоить меня. Но Чарльзу загорелось прямо сейчас.
- Мо, там впереди есть местечко, где можно свернуть с дороги и
спрятать двуколку. Надежно на все сто.
- Нет, Чак.
- Почему?
- Не на все сто: туда может еще кто-нибудь свернуть. Мы и так уже
опаздываем, а мне сегодня не хочется отвечать на вопросы. Не такой это
день. И у нас больше нет "веселой вдовы", это решает дело - я хочу иметь
детей, но не в пятнадцать лет.
- А-а.
- Вот-вот. Потерпи, дорогой, и мы это сделаем снова, приняв все
нужные меры. А теперь убери, пожалуйста, руку: навстречу кто-то едет -
видишь пыль?
Мать не ругала меня за получасовое опоздание, но и не настаивала,
когда Чарльз отказался от предложенного лимонада, сказав, что ему нужно
доставить Неда (своего мерина) домой, вычистить его и обтереть двуколку, а
то выезд может понадобиться родителям. Уж очень сложная ложь - убеждена,
что ему просто не хотелось смотреть моей матери в глаза и отвечать на ее
вопросы. Я порадовалась, что отец отучил меня врать слишком длинно.
Как только Чак уехал, мать поднялась наверх, а я снова вышла во двор.
Пару лет назад отец ввел у нас новшество, которое многим прихожанам
нашей церкви казалось греховным излишеством: два отдельных сортира, для
мальчиков и для девочек, как в школе. Они нам действительно были
необходимы. В тот момент в уборной для девочек, к счастью, никого не было.
Я закрылась на щеколду и осмотрелась.
Немножко крови - ничего страшного.
Я вздохнула с облегчением, пописала, привела себя в порядок и
вернулась в дом, прихватив попутно из поленницы немного дров для кухни -
это делал у нас каждый, кто посещал тот домик.
Сбросив дрова, я зашла в умывальную около кухни, вымыла руки и
понюхала их. Все в порядке - только совесть нечиста. По дороге к отцу я
остановилась потрепать Люсиль за рыжие кудряшки и похлопать ее по попке.
Ей тогда было года три - ну да, она родилась в девяносто четвертом, через
год после нашей с отцом поездки в Чикаго. Она была настоящая куколка,
всегда веселая. Я решила, что у меня будет точно такая же... не в этом
году, но скоро. Я чувствовала себя настоящей женщиной.
У дверей в кабинет я столкнулась с миссис Альтшулер, которая как раз
уходила, и поздоровалась с ней. Она посмотрела на меня и сказала:
- Одри, ты снова бегала по солнцу без шляпки. Пора уже поумнеть.
Я поблагодарила ее за внимание. Отец говорил, что она ничем не
страдает, кроме запора и недостатка физических упражнений, однако она
являлась на прием не реже двух раз в месяц и еще ни пенни не заплатила с
начала года. Отец был сильный, волевой человек, но собирать долги у
больных не умел.
Он записывал визит в книгу и поднял на меня глаза.
- Я беру вашего слона, юная леди.
- Это окончательно, сэр?
- Да. Может, я и не прав, но твердо убежден. А что, не надо было?
- Думаю, что не надо, сэр. Мат в четыре хода.
- Да ну? - Отец подошел к шахматному столику. - Покажи как.
- Может, просто разыграем? Я могу и ошибаться.
- Грр! Ты меня в могилу сведешь. - Отец вернулся к своему столу. -
Прочти вот это, тебе будет интересно. Пришло с утренней почтой - от
мистера Клеменса.
- Ой!
Из того письма мне особенно запомнился один абзац:
"Согласен с вами и с Бардом, сэр, - их надо вешать. Возможно,
повешение законников и не излечит всех бед нашей страны, зато это будет
весело, а вреда никакого. Я уже где-то говорил, что конгресс -
единственный преступный класс в нашем обществе. И нельзя считать
совпадением то, что девяносто семь процентов конгрессменов - юристы".
Мистер Клеменс писал еще, что его лекционное агентство назначило ему
Канзас-Сити на будущую зиму.
"Помню, четыре года назад мы с Вами на неделю разминулись в Чикаго.
Не сможете ли Вы приехать в Канзас-Сити десятого января будущего года?"
- Ой, отец! Поедем?
- А как же школа?
- Вы же знаете, я наверстала все, что пропустила, когда ездили в
Чикаго. И знаете, что я в классе первая среди девочек... а была бы и во
всем классе первая, если бы не ваш совет не слишком выделяться. Может, вы
правда не заметили, что я прошла почти все предметы и могла бы закончить
школу...
- Вместе с Томом на той неделе. Заметил. Мы это еще обсудим. Господь
не захочет - и чирей не вскочит. Достала ты то, за чем ездила в Батлер?
- Достала, но не в Батлере.
- Как так?
- Я это сделала, отец. Я больше не девственница.
Он вскинул брови.
- Тебе удалось меня удивить.
- Правда, отец? (Мне не хотелось, чтобы он на меня сердился... и он,
по-моему, задолго до этого решил, что сердиться не станет.)
- Правда. Я-то думал, ты это сделала еще на рождественских каникулах.
И полгода ждал, когда же ты удостоишь меня своим доверием.
- Сэр, мне бы и в голову не пришло скрыть это от вас. Я на вас
полагаюсь.
- Благодарствую. Ммм... надо бы осмотреть тебя после дефлорации.
Позвать маму?
- Разве ей нужно об этом знать?
- Впоследствии да. Но ей не обязательно осматривать тебя, если ты
этого не хочешь...
- Еще бы я хотела!
- В таком случае я направлю тебя к доктору Чедвику.
- Ну зачем мне идти к доктору Чедвику? Это естественный процесс, и у
меня ничего не болит - зачем это нужно?
Мы вежливо поспорили. Отец сказал, что врачу неэтично лечить членов
своей семьи, особенно женщин. Я сказала, что знаю, но меня и не надо
лечить. И так далее и так далее.
В конце концов, удостоверясь в том, что мать отдыхает у себя наверху,
отец увел меня в амбулаторию, запер дверь и помог мне забраться на стол. Я
очутилась примерно в той же позе, что и с Чарльзом, только на сей раз не
снимала ничего, кроме панталон.
И вдруг почувствовала возбуждение.
Я старалась его подавить и надеялась, что отец не заметит. В свои
пятнадцать я уже сознавала, что у меня к отцу необычная, может быть,
нездоровая привязанность. А в двенадцать фантазировала, как нас с отцом
выбрасывает на необитаемый остров.
Но табу было слишком крепким - я это знала из Библии, из классической
литературы, из мифологии. И хорошо помнила, как отец перестал сажать меня
к себе на колени - точно отрезал, когда у меня начались месячные.
Отец натянул резиновые перчатки. Он начал это делать с тех пор, как
побывал в Чикаго - а ездил он туда не для того, чтобы показать Морин
посвященную Колумбу Всемирную выставку, а чтобы послушать в Эванстоне, где
помещался Северо-Западный университет, курс лекций по теории Пастера.
Отец всегда был сторонником воды и мыла, но под этим не было научной
основы. Его наставник, доктор Филипс, начавший практиковать в 1850-м году,
так комментировал слухи, доходившие до Франции: "Чего ж от них еще и
ждать, от лягушатников".
Когда же отец вернулся из Эванстона, ничто больше не казалось ему
достаточно чистым. Он стал пользоваться резиновыми перчатками и йодом, а
инструменты кипятил или обжигал, особенно тщательно, когда имел дело со
столбняком.
Эти холодные липкие перчатки меня охладили... и я все-таки со
смущением убедилась, что внизу вся мокрая.
Я не стала заострять на этом внимания, отец тоже. Вскоре он помог мне
слезть и отвернулся снять перчатки, пока я натягивала панталоны. Когда я
приняла приличный вид, он открыл дверь и проворчал:
- Нормальная, здоровая женщина. С деторождением не должно быть
никаких хлопот. Рекомендую несколько дней воздержаться от половых
сношений. Как я понял, ты пользовалась французским мешочком. Верно?
- Да, сэр.
- Хорошо. Если так и будешь ими пользоваться - каждый раз! - и
осмотрительно вести себя на людях, серьезных проблем у тебя не возникнет.
Хмм... как ты, не против еще разок прокатиться в двуколке?
- Нет, конечно - почему я должна быть против?
- Тем лучше. Мне передали, что последний ребенок Айгоу, Джонни Мэй,
заболел, и я обещал выбраться к ним сегодня. Ты не попросишь Фрэнка
запрячь Дэйзи?
Ехать нам было долго. Отец взял меня с собой, чтобы рассказать мне об
Айре Говарде и его фонде. Я слушала, не веря своим ушам... но ведь это
говорил отец, единственный надежный источник информации.
- Отец, я, кажется, поняла, - сказала я наконец. - Но чем же это
отличается от проституции, если отличается?
4. ЧЕРВОТОЧИНА В ЯБЛОКЕ
Отец пустил Дэйзи трусить, как ей вздумается.
- Что ж, это, пожалуй, тоже проституция, в широком смысле слова, хотя
здесь оплачивается не сожительство как таковое, а плод этого сожительства.
