[Антарктида, шельфовый ледник Росса]. Когда-то мне попала в руки книга,
написанная их пророком, "Энтропия радости", где было полно
псевдоматематических формул, указывающих путь к достижению счастья.
В мире все "за счастье", так же, как все "против греха", но культисты
пострадали из-за принятых у них обрядов. Свои сексуальные проблемы они
решали очень древним и не совсем обычным по современным понятиям способом,
что создавало взрывоопасные ситуации, с какой бы культурой ни
соприкасались уитманиты. Даже Литл-Америка была недостаточно далеко, и,
если я правильно помню, остатки культистов эмигрировали на Венеру. Но в
таком случае никого из них уже нет в живых.
Короче, думать об этом - только забивать голову. Если Мэри была
уитманиткой или выросла в их среде, эта ее дело. И уж конечно, я не
допущу, чтобы какая-то там культистская философия нарушала согласие в
семье; брак, в конце концов, не купчая, а жена - не собственность.
22
В следующий раз, когда я упомянул "Темпус", Мэри не стала спорить, но
предложила ограничиться минимальной дозой. Вполне приемлемый компромисс -
увеличить дозу никогда не поздно.
Чтобы препарат подействовал быстрее, я приготовил инъекции. Принимая
"Темпус", я обычно слежу за часами, и, когда секундная стрелка замирает,
это означает, что мне уже достаточно. Но в хижине не было часов, а наши
перстни остались где-то на столе. Мы лежали, обнявшись, на широком низком
диване у камина и до самого рассвета так и не заснули.
Накатило ощущение тепла и покоя, но сквозь легкий туман пробивалось
беспокойство, что препарат не подействовал. Потом я заметил, что
восходящее солнце замерло на месте. За окном повисла птица, и, если
вглядываться довольно долго, можно было заметить, что крылья у нее
движутся.
Я посмотрел на жену. Пират устроился у нее на животе, свернувшись
калачиком и сложив лапы вместе. И Мэри, и Пират, похоже, заснули.
- Как насчет завтрака? - спросил я. - Я умираю с голода.
- Готовь, - ответила Мэри. - Если я пошевелюсь, Пират проснется.
- Но ты поклялась любить меня, почитать и кормить завтраком.
Я наклонился и пощекотал ей пятку. Мэри вскрикнула и резко поджала
ноги. Пират подскочил вверх и с недоуменным мяуканьем шлепнулся на пол.
- Ну зачем ты? - сказала Мэри. - Из-за тебя я слишком резко дернулась
и обидела Пирата.
- Не обращай на него внимания, женщина. В конце концов, ты вышла
замуж за меня. - Однако я понимал, что не прав. Когда рядом есть кто-то,
кто не принимал "Темпус", двигаться нужно крайне осторожно. По правде
сказать, я просто забыл про кота. Ему наверняка казалось теперь, что мы
скачем и дергаемся, как пьяные суматошные зайцы. Я хотел приласкать его и
заставил себя двигаться медленнее.
Куда там. Пират бросился к своей дверце. Я мог бы его остановить -
ведь для меня он не бежал, а еле полз, - но решил, что не стоит, а то он
напугается еще сильнее. Просто оставил его в покое и отправился на кухню.
Должен заметить, что Мэри была права: в медовый месяц "Темпус фугит"
себя не оправдывает. Почти экстатическое ощущение счастья, что я испытывал
до того, тонуло теперь в вызванной наркотиком эйфории. "Темпус" дает очень
много, но и потеря была совершенно реальной: естественное чудо я променял
на химическую подделку. В общем-то, день - или месяц - прошел неплохо, но
лучше бы я держался за настоящее чувство.
К вечеру действие препарата кончилось. Как это всегда бывает после
"Темпуса", я чувствовал себя немного раздраженно, однако нашел перстень с
часами и занялся проверкой рефлексов. Убедившись, что все вернулось в
норму, проверил Мэри, после чего она сообщила, что у нее действие
препарата прекратилось минут двадцать назад - получалось, дозы я отмерил
довольно точно.
- Хочешь попробовать еще? - спросила она.
Я поцеловал ее и ответил:
- Нет. По правде говоря, я рад, что все кончилось.
- И я рада.
У меня разыгрался бешеный аппетит (тоже обычное после "Темпуса"
дело), и я сообщил об этом Мэри.
- Сейчас, - сказала она. - Я только позову Пирата.
Весь прошедший день - или "месяц" - я о нем даже не вспоминал; одно
слово, эйфория.
- Не беспокойся. Он часто пропадает на целый день.
- Раньше этого не случалось.
- При мне случалось.
- Боюсь, Пират на меня обиделся. Наверняка обиделся.
- Он, скорее всего, у Старого Джона. Пират, когда на меня обижается,
всегда уходит к нему. Ничего с ним не случится.
- Но уже поздно. Вдруг его сцапает лиса? Если ты не возражаешь, я
выгляну и позову его. - Она направилась к двери.
- Накинь что-нибудь, - крикнул я. - Там холодно!
Мэри вернулась в спальню, надела пеньюар, что я купил для нее, когда
мы ходили в поселок, и вышла за дверь. Я подбросил в камин дров и
отправился на кухню. Раздумывая над меню, я услышал голос Мэри: "Вот
негодник! Ну что же ты? Я же из-за тебя беспокоюсь". Таким тоном
отчитывают только маленьких детей и кошек.
- Тащи его сюда и закрой дверь! Только пингвинов не пускай! - крикнул
я из кухни.
Мэри ничего не ответила. Не услышав, как дверь сходится, я вернулся в
гостиную. Она стояла у порога, но Пирата с ней не было. Я хотел что-то
сказать, и тут поймал ее взгляд. В глазах Мэри застыл невыразимый ужас.
- Мэри! - позвал я и двинулся к ней.
Она вздрогнула, словно только что меня заметила, и бросилась к двери.
Двигалась Мэри как-то судорожно, рывками, а когда она повернулась ко мне
спиной, я увидел ее плечи.
Под пеньюаром торчал горб.
Не знаю, как долго я стоял на месте. Наверно, лишь долю секунды, но в
памяти это мгновение осталось раскаленной добела вечностью. Я прыгнул и
схватил ее за руки. Мэри обернулась, но теперь я увидел в ее глазах не
бездонные колодцы ужаса, а два мертвых омута.
Она попыталась ударить меня коленом, но я изогнулся, и мне досталось
не так сильно. Да, я знаю, что опасного противника бесполезно хватать за
руки, но ведь это была _м_о_я _ж_е_н_а_. Не мог же я просто швырнуть ее на
пол и добить одним ударом.
Однако у паразита подобных сомнении на мой счет не было. Мэри -
вернее, эта тварь - пыталась прикончить меня, используя все свое - ее -
умение, а мне приходилось думать, как бы не убить ее. Не дать ей убить
меня, уничтожить паразита, не дать ему перебраться ко мне, чтобы я мог
спасти Мэри, - не так-то это просто, когда обо всем нужно думать
одновременно.
Я выпустил одну ее руку и ударил Мэри по скуле. Она этого словно и не
заметила. Я снова обхватил ее, теперь и руками, и ногами, чтобы она не
могла двигаться, и мы повалились на пол. Мэри оказалась сверху. Она
попыталась меня укусить, и пришлось ударить ее головой в лицо.
Мне удавалось сдерживать ее, только потому, что а был сильнее. Затем
я попытался парализовать ее, воздействуя на болевые точки, но она знала их
не хуже меня, и мне еще повезло, что я сам не оказался парализованным.
Оставалось одно: раздавить самого паразита. Но я уже знал, какое
жуткое действие это оказывает на носителя: Мэри может умереть, и даже в
лучшем случае, если она останется в живых, последствия будут ужасны. Нужно
было бы лишить ее сознания, а паразита сначала снять, а потом только
убить... Согнать его огнем или стряхнуть.
Согнать огнем...
Однако додумать я не успел, потому что Мэри впилась зубами мне в ухо.
Я перекинул правую руку и схватил паразита.
Никакого результата. Пальцы наткнулись на плотный кожистый панцирь -
все равно что футбольный мяч пытаться раздавить. Когда я дотронулся до
паразита, Мэри дернулась и оторвала мне кусок уха, но это был не спазм.
Паразиту ничего не сделалось, и он по-прежнему держал Мэри в своей власти.
Попробовал поддеть его, но он держался как присоска: я даже палец не
мог просунуть.
Мэри, однако, тоже времени не теряла, и мне здорово от нее досталось.
Я перекатил ее на спину и, все еще сжимая в захвате, умудрился встать на
колени. Пришлось освободить ее ноги, чем она тут же воспользовалась, но
зато я сумел перегнуть Мэри через колено, поднялся и волоком потащил ее к
камину.
Она билась, как разъяренная пума, и едва не вырвалась. Но все же я
дотащил ее, схватил за волосы и выгнул плечами над огнем.
Я хотел только обжечь паразита, чтобы он, спасаясь от жара,
отцепился. Но Мэри так яростно сопротивлялась, что я потерял опору,
ударился головой о верхний край камина и уронил ее на раскаленные угли.
Она закричала и выпрыгнула из огня, увлекая меня за собой. Еще не
очухавшись от удара, я вскочил на ноги и увидел, что она лежит на полу. Ее
прекрасные волосы горели.
Пеньюар тоже вспыхнул. Я бросился гасить огонь руками и обнаружил,
что паразита на ней уже нет. Обернулся, продолжая сбивать пламя ладонями,
и увидел его на полу у камина. Рядом стоял, принюхиваясь, Пират.
- Брысь! - крикнул я. - Пират! Пошел вон!
Кот поднял голову и бросил на меня вопросительный взгляд. Я снова
повернулся к Мэри и, только убедившись, что нигде больше не тлеет, встал.
Даже не успел проверить, жива ли она. Чтобы не хватать паразита голыми
руками - слишком рискованно, - нужно было взять совок у камина и...
Пират застыл в какой-то неестественно жесткой позе, а паразит уже
устраивался у него на загривке. Я прыгнул и, падая, успел схватить его за
задние лапы, когда он, повинуясь воле титанца, сделал первое движение.
Хватать взбесившегося кота голыми руками по меньшей мере безрассудно,
а удержать, если им управляет паразит, просто невозможно. До камина было
несколько шагов, но он за считанные секунды разодрал ногтями и зубами мне
все руки. Из последних сил я сунул кота в огонь. Мех на нем вспыхнул,
пламя обволокло мои руки, но я держался до тех пор, пока паразит не
свалился прямо на раскаленные угли. Только тогда я вытащил Пирата и
положил на пол, но он уже не трепыхался. Я загасил тлеющую шерсть и
вернулся к Мэри.
Она еще не пришла в себя. Я опустился на пол рядом с ней и заплакал.
За час я сделал, что мог, для Мэри. Слева волосы сгорели у нее
начисто, плечи и шея были в ожогах. Однако пульс бился сильно, а дышала
она, пусть часто и неглубоко, но ровно. Я продезинфицировал и забинтовал
ожоги - на всякий случай я держу в хижине все необходимое - и ввел ей
снотворного. Затем занялся Пиратом.
Он лежал там же, у камина, но выглядел просто ужасно. Ему досталось
гораздо больше, чем Мэри, и еще, возможно, у него обгорели легкие. Я
думал, он уже мертв, но когда я тронул его рукой, Пират поднял голову.
- Извини, дружок, - прошептал я, и он тихо мяукнул в ответ.
Я обработал и забинтовал его ожоги, но побоялся вводить снотворное.
После этого прошел в ванную и взглянул на себя в зеркало.
Ухо уже не кровоточило, и я решил его не трогать. Но руки... Я сунул
их под горячую воду, заорал, затем высушил под струей воздуха, что тоже
оказалось очень больно. Но забинтовать их я все равно не сумел бы, да и не
хотелось: наверняка придется еще что-то делать.
В конце концов я вылил по унции крема от ожогов в две пластиковые
перчатки и надел их на руки. В креме содержалось обезболивающее, и, в
общем, стало терпимо. Я подошел к стереофону и позвонил местному врачу.
Объяснил, что случилось, что я сделал сам, и попросил подъехать.
- Н_о_ч_ь_ю_? - спросил он. - Вы, должно быть, шутите.
Я сказал, что совсем не шучу.
- Это невозможно. Ваш случай уже четвертый в округе, и ночью здесь
никто не выходит на улицу. Завтра с утра я первым делом заеду к вам и
осмотрю вашу жену.
