а если и были, то незначительные; во всяком случае, я об этом не слышал.
Я прекратил расспросы. Меня вполне устраивало, если Майлз и Белл
прогорели вместе с "Менниксом". Но, с другой стороны, если "Горничная
инкорпорейтед" принадлежала группе "Менникс", то крах фирмы ударил так же
сильно и по Рикки. Я не хотел, чтобы Рикки пострадала, а все остальное
меня мало беспокоило.
Я поднялся:
- Что ж, благодарю вас за проявленную чуткость, мистер Монетт. Пойду,
пожалуй.
- Не спешите, мистер Дейвис... Наша организация считает себя
ответственной перед нашими клиентами не только за выполнение буквы
контракта. Полагаю, вы догадываетесь, что ваш случай не первый. Наш совет
директоров предоставил в мое распоряжение небольшую сумму для
вспомоществования клиентам, оставшимся без средств. Деньги, отпущенные...
- Никакой благотворительности, мистер Монетт. Но все равно спасибо.
- Это не благотворительность, мистер Дейвис. Заем. Если хотите,
условный заем. Поверьте, на таких займах мы ничего не теряем... и нам не
хотелось бы, чтобы вы вышли отсюда с пустыми карманами.
Я взвесил его предложение еще раз. С одной стороны, мне не на что
было даже подстричься, а с другой, брать взаймы - все равно что плыть с
камнем на шее... К тому же небольшие долги труднее выплачивать - чисто
психологически.
- Мистер Монетт, - медленно начал я, - доктор Альбрехт говорил, что
по контракту мне полагается еще четыре дня... с предоставлением койки и
похлебки.
- Думаю, вы правы, но мне надо свериться с вашей карточкой. Мы не
выгоняем людей на улицу даже по истечении срока действия контракта, если
они не готовы покинуть храм.
- Я в этом и не сомневался. А сколько стоит комната, куда я был
помещен, если считать ее больничной палатой, и питание?
- Гм. Но мы не сдаем комнаты внаем. И у нас не больница - мы просто
создаем клиентам условия для возвращения в жизнь.
- Да, да, конечно. Но у вас должны быть какие-то расценки, хотя бы
для того, чтобы отчитываться в расходах.
- М-м... И да, и нет. Существующие расценки приняты на иной основе.
Они составлены с учетом накладных и амортизационных расходов, расходов на
обслуживание, диетическое питание, оплату персонала и так далее. Могу
прикинуть смету.
- Нет-нет, не беспокойтесь. Ну а сколько, скажем, может стоить такая
же палата и питание в больнице?
- Это, правда, не совсем по моей части. Хотя... Ну, пожалуй, долларов
сто в день.
- У меня не использовано четыре дня. Можете ссудить мне четыре сотни?
Он не ответил, но сообщил что-то цифровым кодом своему механическому
помощнику. Тут же восемь пятидесятидолларовых бумажек легли мне в руку.
- Спасибо, - искренне поблагодарил я его и засунул деньги в карман. -
Будь я проклят, если вскорости не верну долг. Обычные шесть процентов, или
теперь берут больше?
Он покачал головой:
- Это не заем. Как вы и просили, я выплатил вам разницу за
неиспользованный срок пребывания.
- Ах так? Послушайте, мистер Монетт, у меня в мыслях не было давить
на вас... Конечно, я готов...
- Прошу вас. Мой помощник уже зарегистрировал выдачу денег. Или вы
хотите, чтобы у наших ревизоров попусту голова болела из-за каких-то
четырехсот долларов? Я готов был одолжить вам намного больше.
- Ладно, больше не спорю. Скажите, а как по нынешним временам,
четыреста долларов - много это или мало? Какие сейчас цены?
- М-м... Трудно сказать.
- Ну хотя бы приблизительно. Сколько стоит пообедать?
- Стоимость питания не так уж высока. За десять долларов вы можете
получить вполне приличный обед... если позаботиться выбрать ресторан с
умеренными ценами.
Я поблагодарил мистера Монетта и вышел из конторы с чувством
признательности этому человеку. Он напомнил мне нашего армейского
казначея. Казначеи бывают только двух видов: первые тычут в параграф
инструкции, где сказано, что вы не можете получить и того, что вам
полагается; вторые же будут рыться в инструкциях до тех пор, пока не
найдут параграф, в соответствии с которым вам причитается даже то, чего вы
не заслужили.
Мистер Монетт относился, кончено, ко вторым.
Храм фасадом выходил на Уилширскую дорогу. Перед храмом были разбиты
клумбы, рос кустарник, стояли скамейки. Я присел отдохнуть и подумать,
куда направиться - на восток или на запад. Я держался молодцом с мистером
Монеттом, хоть и был, честно говоря, здорово потрясен; зато теперь в
кармане у меня лежит сумма, которой хватит на пропитание в течение недели.
Но солнце пригревало, дорога успокаивающе гудела под колесами
проносившихся автомобилей, и я был молод (по крайней мере, биологически);
руки-ноги были при мне, голова работала. Насвистывая "Аллилуйя, я
бродяга", я открыл "Таймс" на странице "Требуются". Подавив желание
посмотреть раздел "Инженеры", я сразу принялся искать колонку
"Разнорабочие" и с трудом ее обнаружил. Выбор был весьма невелик.
6
Я приступил к работе на следующий день, в пятницу, 15 декабря. У меня
сразу возникли недоразумения с законом: я постоянно путался в новых
понятиях, ощущениях, способах выражения мыслей. Я обнаружил, что
"переориентироваться" по книгам - все равно как изучать секс теоретически;
на деле все было совершенно по-другому.
Наверно, у меня было бы меньше неприятностей, окажись я в Омске,
Сантьяго или Джакарте. В чужой стране, чужом городе ты знаешь, что
столкнешься с чем-то непривычным, но перемены в Большом Лос-Анджелесе не
укладывались в сознание, хотя я и сталкивался с ними ежечасно. Конечно,
тридцать лет - небольшой отрезок времени: за всю свою жизнь каждый из нас
успевает привыкнуть ко множеству перемен. Но на меня все обрушилось разом.
Взять, к примеру, случай, когда я произнес без всякой задней мысли
обычное для меня слово в присутствии одной дамочки. Дамочка сильно
оскорбилась, и только мое поспешное оправдание, что я "сонник", удержало
ее мужа от мордобоя. Я не стану приводить это слово здесь - хотя почему бы
и нет? Поверьте, во времена моего детства оно использовалось как вполне
пристойное - стоит заглянуть в старый словарь; во всяком случае, никто не
царапал его гвоздем на стенках туалетов и не писал мелом на заборах.
Слово, о котором я говорю, - "заскок".
Были и другие слова - их я произносил, только хорошо прежде подумав.
Не то что они были из разряда "табу", нет. Просто изменилось полностью их
значение. Слово "хозяин", например, раньше означало человека, взявшего у
вас в прихожей пальто; он мог отнести его в спальню, если на вешалке не
было места, - но при чем тут уровень рождаемости?
Тем не менее я потихоньку приспосабливался. Моя работа заключалась в
том, что я превращал новехонькие лимузины в металлолом, отправлявшийся
морем обратно в Питсбург. "Кадиллаки", "крайслеры", "эйзенхауэры",
"линкольны" - самые шикарные, большие и мощные турбомобили различных
марок, не наездившие и одного километра, шли под пресс. Их цеплял
челюстями захват, потом - бах! трах! ба-бах! - и готово сырье для мартена.
Поначалу мне было не по себе - сам я пользовался "дорогами" и не имел
других транспортных средств. Как-то я высказал свое мнение о
бессмысленности уничтожения такой прекрасной техники - и чуть не лишился
работы. Хорошо еще, сменный мастер вспомнил, что я "сонник" и ни черта не
понимаю.
- Тут, сынок, все упирается в экономику. Государство поощряет
перепроизводство автомобилей - это является гарантией погашения займов,
выделенных на поддержание твердых цен. Автомобили выпущены два года назад,
но они никогда не будут проданы... И вот теперь государство превращает их
в металлолом и продает обратно сталелитейным компаниям. Мартены не могут
работать на одной руде, им нужен и металлолом. Тебе бы полагалось знать
такие простые вещи, хоть ты из "сонников". Кстати, обогащенной руды не
хватает, и металлолома требуется все больше и больше. Эти автомобили нужны
сталелитейной промышленности позарез.
- Но зачем вообще их было выпускать, если знали, что они не будут
проданы? Это же расточительство!
- Это только с виду расточительство. Ты что, хочешь, чтобы люди
остались без работы? Чтобы упал жизненный уровень?
- Ладно, почему не отправлять автомобили за границу? По-моему, там за
них выручили бы больше, чем здесь, продавая как металлолом.
- Ну да! И взорвать экспортный рынок? Кроме того, если бы мы стали
продавать автомобили по бросовым ценам за границей, мы бы восстановили
против себя всех: Японию, Францию, Германию, Великую Азиатскую Республику
- всех. И к чему все привело бы? К войне? - Он вздохнул и продолжал
поучать меня отеческим тоном: - Сходи-ка ты в Публичную библиотеку и
возьми несколько книжек. А то судишь о том, о чем понятия не имеешь.
Я и заткнулся. Я не стал говорить ему, что провожу все свое свободное
время в библиотеках. Избегал я упоминать и о том, что был когда-то
инженером. А претендовать на должность инженера теперь - все равно что в
свое время прийти к Дюпону и заявить: "Сударь, я - алхимик. Не нуждаетесь
ли вы в моем искусстве?"
И все-таки я вернулся к этой теме еще раз. Я обратил внимание, что
очень немногие автомобили были собраны полностью. Сделаны они были
кое-как: в одном не хватало приборной доски, в другом отсутствовало
воздушное охлаждение, а однажды я заметил, как зубья дробилки размалывают
пустой, без мотора, капот, и опять обратился к сменному мастеру. Тот в
изумлении уставился на меня:
- Великий Юпитер! Сынок, неужели ты думаешь, что кто-то будет
стараться при сборке никому не нужных автомобилей? Прежде чем они сойдут с
конвейера, они уже оплачены.
На этот раз я заткнулся надолго. Лучше заниматься техникой: экономика
для меня - темный лес. Зато у меня было много времени для размышлений. Мою
работу трудно было назвать "работой". Все операции выполнялись "ловким
Фрэнком" в различных модификациях. "Фрэнк" и его собратья обслуживали
дробилку, подгоняли автомобили, убирали и взвешивали металлолом,
подсчитывали. Моя "работа" заключалась в том, что я стоял на небольшой
платформе (сидеть запрещалось) и держал руку на рубильнике. Рубильник (в
аварийной ситуации) отключал всю систему. Но ничего никогда не случалось,
хотя довольно скоро я уяснил, что от меня требовалось, по крайней мере раз
за смену, "обнаружить" неполадки в системе автоматики, остановить работу и
послать за ремонтниками.
Что ж, за это мне платили двадцать один доллар в день, и я мог не
думать о хлебе насущном. После вычетов на социальное страхование,
медицинское обслуживание, профсоюзных взносов, подоходного налога, налога
на оборону и взносов в общественный фонд у меня оставалось около
шестнадцати долларов. Мистер Монетт оказался не прав, утверждая, будто
обед стоит десять долларов, - вполне сносный обед можно было получить за
три доллара, если вы не против искусственного мяса. Ручаюсь, вам будет не
отличить бифштекса, выращенного в колбе, от того, который гулял на травке.
Учитывая, что кругом полно слухов о радиоактивности, я был совершенно
счастлив, потребляя суррогат.
Труднее было с жильем. Во время Шестинедельной войны Лос-Анджелес не
попал в список городов, подлежавших уничтожению, и в него хлынула масса
беженцев (и меня причисляли к ним, но я-то себя таковым не считал). Никто
не вернулся домой, даже те, у кого было куда возвращаться. Город - если
