Вы же практически выросли в условиях диктатуры, где все, связанное с Машиной
Мечты, исключая исторические обстоятельства, подавляется. А мы вынуждены с
этим жить. При одержимости в девяносто пять процентов больше ничего не
остается. Если девяносто пять процентов вашего собственного населения стали
бы одержимыми -- наркоманами, я имею в виду -- то вы бы оказались перед той
же проблемой. Именно так и было, только Машина -- это намного хуже, чем
кокаин, героин и все, что вы еще можете назвать, но, что хуже всего, -- мы
не имели ни малейшего представления, что с этим делать. Но мы все же
научились, научились..., с трудом.
-- Так считаете вы, -- сказал Кэндел, -- но я постоянно спрашиваю себя,
об одном ли мы говорим.
-- В самом деле? -- Остерли достал что-то из кармана. -- А как бы вы
назвали вот это?
Прежде чем Кэндел успел ответить, Джиллиад застонал и отшатнулся назад.
-- Уберите это, ради Бога, уберите, пожалуйста! -- В его голосе
послышалась мука.
Остерли быстро спрятал предмет.
-- Я вижу, что промывание мозгов у вас достигло цели. А от чего у вас
рана под глазом?
-- Это... -- начал было Кэндел.
-- Заткнитесь, я спрашиваю его! Итак? -- Остерли вдруг стал жестким и
злым.
-- Я... я... -- Джиллиада охватил панический страх.
-- Я хочу слышать правду. Правду!
-- Это тигр. -- Джиллиад почувствовал, что он вот-вот разразится
слезами. Лицо Остерли, казалось, постоянно растягивалось, и он почувствовал
безымянный ужас. -- Это большой грязный тигр в доме старика, он поцарапал
меня. Боже мой. Боже мой!
До его сознания как-то смутно дошло, что ноги почти отказали ему.
Спутник Остерли поддержал его. Будто издалека он услышал крик Кэндела:
-- Не было никакого тигра! Никакого тигра, поймите! Он просто
испугался, я специально заглядывал в комнату...
-- Тихо!
Джиллиад медленно приходил в себя.
Остерли задумчиво почесал подбородок.
-- Вот это уже ближе. Иммунный и восприимчивый. Вы-то, возможно, еще
неопытны, но пославшие вас, несомненно, знали, что они делают.
-- И что теперь с нами будет? -- спросил Кэндел, все еще красный от
гнева.
Остерли пожал плечами.
-- Это решаю не я, все зависит от комиссии. Если вас не осудят, как
шпионов, то могут привлечь к ответственности за нелегальный переход границы.
-- Он помолчал, будто прислушиваясь, и криво улыбнулся. -- А как вы
относитесь к хирургическому вмешательству? -- Он не стал дожидаться ответа и
продолжал: -- Лаборатория только что сообщила мне, что один из вас все еще
передает, хотя я отнял у вас прибор. -- Улыбка превратилась в гримасу. --
Отключите передатчик!
Джиллиад подался назад. Он понял, что попытка подмены оказалась
бесполезной.
-- Я не могу.
-- Вы не можете? Почему? Где он?
-- В моей ладони.
-- Передает и красивые картинки, да? Хорошо, что вы открыли рот, а то
я, наверное, схватился бы за нож. -- Он кивнул своему спутнику. --
Позаботьтесь об иммунном. Машина уже в пути. А сам я лучше быстренько
доставлю этого в столицу. Помимо передачи пришли странные сообщения. Его
очень хотят там видеть. Ну, идите.
Джиллиад бессознательно пытался тянуть время.
-- Мы что, пойдем пешком?
-- Прекратите говорить глупости. За деревьями стоит субджо.
Джиллиад пожал плечами. Он и понятия не имел, что такое субджо, но без
сопротивления последовал за Остерли.
Они дошли до деревьев, и он увидел аппарат. Тот был похож на большую
пивную кружку. При их приближении открылась дверь.
Остерли втолкнул его внутрь.
-- Садитесь и держитесь покрепче.
Джиллиад не нашел ничего, за что можно было бы ухватиться. Когда дверь
закрылась, вспыхнула странная голубая молния, и он скорчился. Может быть, он
потерял сознание, так как, когда он выпрямился, все опять было нормально.
-- Все в порядке? -- слабо улыбнулся напарник Остерли. -- Вы должны
принять во внимание, что мы только что прыгнули на семьсот километров с
помощью машины, которой нет.
Джиллиад зло посмотрел на него.
-- Это ваш канадский юмор?
-- Все зависит от точки зрения. Тигра не было, но он разодрал вам лицо.
-- Он наморщил лоб. -- Я могу понять, почему исследовательский отдел срочно
потребовал вас к себе. Но почему ваши люди послали такого неопытного
человека?
Полчаса спустя его привели в ярко освещенную лабораторию, и он заметил,
что большая часть людей в белых халатах смотрит на него с таким же
любопытством.
Ему пододвинули кресло и принесли поднос с едой. Пока он ел, ему между
делом задавали вопросы.
-- Как сейчас выглядит Англия?
-- Лондон еще на месте?
-- Как вас зовут?
Допрос шел так непринужденно, что Джиллиад отвечал почти без страха,
пока не попытался сдерживать себя. И только тогда он понял, что не может
этого сделать, что что-то развязало его язык и отключило волю.
-- Итак, у вас сейчас диктатура?
-- Для безопасности народа.
-- Вы на самом деле верите в это?
-- Нет, но я не вижу другого пути сохранить нашу безопасность.
-- Но если бы вы получили такую возможность, вы бы использовали менее
суровые методы?
-- Да.
-- Значит, вы либерал?
-- Да. -- Джиллиад обливался потом, зевая, что он рискует своей
головой, но не отвечать не мог. До его сознания смутно дошло, что кто-то
вошел и прооперировал ему ладонь, но он не почувствовал боли и даже не мог
назвать причины этого.
-- Значит, вы представляете элемент риска для вашего общества?
-- Да.
-- Потенциальный предатель?
-- Не по отношению к моей стране, а только по отношению к режиму.
Внезапно метод допроса изменился.
-- Вы боитесь Машины Мечты?
-- Она приводит меня в ужас.
-- У нас она разрешена. Что вы на это скажете?
-- Мне трудно в это поверить.
-- Вы хотели бы избавиться от своего страха перед ней?
-- Нет, я бы лишился всякой защиты.
-- Вы боитесь и препаратов -- таких, как кокаин, например?
-- Да.
-- И из этого страха не допустите, чтобы вам ввели кокаин даже при
очень сильной боли?
-- Ну, это же совсем другое дело.
-- Ничего не другое. Мы научились обращаться с Машиной.
Джиллиад услышал свой крик: "Кощунство!", но, казалось, больше никто
этого не заметил.
Какой-то голос сказал:
-- Тяжелый случай. Необходима демонстрационная последовательность.
-- Потом. Сначала надо выявить причину, и только потом начнем
классификацию.
-- Вы считаете, что он может быть использован?
-- Выводы делать пока рано, но его реакции указывают на категорию
А-плюс.
-- А-плюс! -- Кто-то недоверчиво присвистнул. -- И англичане его
выбросили!
-- Они выпустили его из страха. Из страха и по незнанию.
-- Верно ли, что вас послали с этой миссией из-за вашей политической
ненадежности? -- опять обратился к нему голос.
-- Я поддерживал не того политика.
-- У вас был выбор?
-- Было два кандидата на один пост. Я поддерживал того, который
испортил свою репутацию.
-- А это преступление?
-- Да. Во-первых, у меня был ошибочный, политический уровень, а
во-вторых, я был сотрудником государственного аппарата, и поэтому под
подозрением.
-- То же самое относится и к вашему напарнику?
-- Да. Нам предложили выбор между трибуналом и этой миссией.
-- Расскажите, что произошло перед провалом этого политика.
Постарайтесь рассказывать так, будто это происходит сейчас, думайте, что это
происходит сейчас -- вы понимаете нас?
-- Да, мне кажется, что вы хотите, чтобы я пережил это еще раз.
-- Именно так.
-- Ну, если я верно припоминаю, я был...
-- Вы переживаете это сейчас, все происходит прямо сейчас.
-- Да... я как раз выпивал с подружкой...
ГЛАВА 3
Да-да, верно, выпивали. Спиртное -- синтетическое, конечно,
второсортное, очень жесткое на языке и со странным металлическим привкусом.
Официально это называлось виски, а меж собой -- политурой. Но все спиртное
-- на один вкус.
Мэнда, как всегда, тараторила, а он механически отвечал, даже не
вслушиваясь. Он спрашивал себя, почему все еще сохранял с ней отношения; не
только, потому, что она стала привычной, во всяком случае, не в первую
очередь поэтому -- или нет? Они были друзьями -- как долго еще будут
продолжаться эти прозрачные отговорки? Они были влюбленной парочкой -- нет,
у них были интимные отношения, но ничего общего с любовью. В управлении от
мужчины ожидали, что у него должна быть любовница, и он делал вид, что так
оно и есть.
Он отвернул взгляд от ее красивого пустого лица и уставился в стену.
Стена замерцала навстречу словами: "Будь бдителен! От твоей
бдительности зависит безопасность народа!"
Он подавил гримасу и отвернулся. На другой стене вспыхнули слова:
"Машина -- это грязь. Искать и разрушать!"
От этого не уйдешь даже в баре, подумал он зло. Конечно же, не было
необходимости доводить до такого абсурда. Чувствуешь себя так, будто тебе
напоминают об эротических эксцессах ранних религий. В любом случае, действие
лекарства получается хуже самой болезни.
Цепочка его мыслей прервалась, когда кто-то подошел к его столу.
-- А, Питер, а я думал, что ты...
-- Вот именно. -- Кэндел остановился и поклонился. -- Мне жаль, что я
вынужден вам помешать, но у нас возникла проблема. -- Он принужденно
улыбнулся Мэнде. -- Можно мне ненадолго увести его, дорогая? -- Голос звучал
спокойно, но светлые волосы были растрепаны, а лицо бледно.
Джиллиад встал, извинился и пошел следом за Кэнделом к свободному
столику в углу.
-- У нас трудности, и большие. -- Кэндел не стал садиться. -- В нашем
секторе установлено "подключение".
Джиллиад почувствовал, как немеют мышцы лица.
-- Уже официально?
-- До моего ухода -- нет. Мне дал наводку знакомый энерготехник.
Джиллиад встал.
-- Нам надо немедленно отправляться туда.
-- Само собой, но я не верю, что мы справимся. Это где-то в Юстоне Б12.
-- Надо попробовать.
И они попробовали. Они понеслись к станции пневмодороги и добрались до
нее через тридцать восемь секунд, затем пятнадцать секунд ждали поезда, сама
поездка длилась семь, спуск на лифте -- сорок семь, но когда они добрались,
там уже была поисковая группа.
Джиллиад привалился к стене. Тело, казалось, заледенело.
-- Может быть, нам удастся опередить их, -- сказал он без особой
надежды.
-- Ты, конечно, шутишь. -- Голос Кэндела прозвучал горько и язвительно.
-- Телеглаза контролируют здесь каждый сантиметр. Нас тут же заснимут. Если
мы сейчас еще попытаемся сделать сообщение, нас высмеют, если мы даже не
попадем в камеру смертников.
Джиллиад опустил плечи.
-- Лучше пойти с ними. Может, отделаемся выговором, если умело себя
поведем.
-- Ты неисправимый оптимист, но мы можем попытаться, -- сказал Кэндел.
И они пошли дальше. В толпе любопытных быстро образовался проход, как
только показались их голубые мундиры.
Джиллиад огляделся. Итак, это был Юстон Б12, мрачный туннель,
двенадцатый этаж под землей, где жили техники третьего класса, дворники,
смазчики и прочая обслуга дома.
Потолок туннеля был грубо раскрашен, имитируя впечатление, будто
находишься под открытым небом -- хотя здесь, возможно, никто и никогда не
видел настоящего неба. Несмотря на это, где-то здесь, внизу, было
"подключение" -- кто-то подключился к энергетическому лучу и потреблял
