хотя людей они по-прежнему не встречали. К вечеру они набрели
на большое картофельное поле.
Глотая горячую несоленую картошку вместе с кожурой, Аэйт
никак не мог остановиться. Он наелся до боли в животе и уснул, не
в силах больше бороться с усталостью. Закрывая глаза, он подумал
о том, что, скорее всего, уже не проснется. Но сейчас это было
ему почти безразлично.
Однако ночь прошла спокойно, и наутро они снова пошли по
берегу.
Спустя несколько часов показалось широкое сверкающее
зеркало залива. Аэйт споткнулся и остановился. Встающее солнце
светило ему прямо в глаза.
- Это залив, - сказал одноглазый. - Если мы хотим идти
дальше, нам надо перебраться через реку.
Они нашли старую плотину в двух верстах от устья реки и по
ней перешли на другую сторону. Теперь дорога лежала по берегу
залива.
Впереди они увидели руины. Серые каменные стены углом
вдавались в воду залива. Видимо, когда-то здесь находился форт,
преграждавший доступ к городу со стороны моря. Он был
разрушен давным-давно. Деревья, выросшие на развалинах, были
уже довольно высокими.
В голубоватой дымке был виден город. Раскинувшись на
сопках, он подковой лежал вокруг залива.
Бьярни прищурил свой единственный глаз, оценивая, насколько
удачно выбрано место для форта.
- Умели строить, сволочи, - сказал он с одобрением. - Тут
кто-то сильно постарался, когда его разрушал.
- Может, он обвалился от старости? - предположил Аэйт.
- Ты, конечно, колдун первостатейный, - сказал одноглазый, -
но уж прости, в фортификациях ничего не смыслишь. Небось, из
болота и не вылезал?
- Не вылезал.
- Послушай, что я тебе скажу, Аэйт. Кто-то подошел на
кораблях с востока и начал обстреливать его из пушек.. Видишь, с
одной стороны стены раскрошены, а с другой еще держат...
Бьярни замер на полуслове с раскрытым ртом.
- Я знаю, - вымолвил он, наконец, и медленно перевел взгляд
на Аэйта.
- Что ты знаешь?
- Кто разрушил этот форт! - закричал Бьярни ему в лицо. - Я!
Я же и разрушил! Это я подошел на кораблях с востока... А!
Он махнул рукой, досадуя на тупость Аэйта, и побежал к
развалинам. Он отчаянно спешил, как будто старый форт мог
исчезнуть. Песок застревал в ботинках, и он сбросил их. Руины
приближались слишком медленно. Он вошел в воду, уже по-
осеннему холодную, и помчался по краю прилива.
Сомнений уже не оставалось. Те, кто лишил его памяти,
позаботились о том, чтобы он даже случайно не смог забрести
сюда, и только благодаря упорству Аэйта он неожиданно
столкнулся со своим прошлым лицом к лицу.
Серый каменный прямоугольник лежал перед ним, как ключ к
тайне.
Сколько же лет прошло с тех пор, как он махнул рукой, и
Тоддин поднес к пушке горящий факел?
Одноглазый забрался на форт и начал бродить среди камней,
раня босые ноги. Он нашел ржавые каски. А на этом месте он
застрелил кого-то, уже безоружного. Кажется, тот хотел сдаться.
Аэйт подошел к Завоевателю, держа в руках его ботинки.
Город взбегал по склонам сопок, и острые глаза мальчика
различали башни и стены, ажурные колоннады, легкие блестящие
окна, отражающие солнечный свет, тусклую медь колокола на
одной из звонниц...
Это и был Ахен - великий город короля Карла. Родина
Вальхейма. Аэйт забрался на развалины стены и, задрав голову,
стал всматриваться в очертания городских улиц. Ингольв так и не
сумел сюда вернуться. Перед глазами Аэйта мелькнуло бледное
лицо капитана, испещренное черными точками, с кровавой раной
на месте рта и крошевом выбитых зубов, и он ощутил такую
острую боль, что пошатнулся и сел, хватаясь за грудь. С минуту он
просто сидел на теплых камнях, подставляя лицо солнцу. Потом
осторожно вздохнул несколько раз. Боль постепенно отпускала.
Волны тихо плескали в каменные стены. Разбитая рыбацкая
лодка лежала на песчаном дне, и она была полна почерневших
прошлогодних листьев.
Рядом с Аэйтом Бьярни проговорил:
- Этот форт держался до последнего. Потому мы его так и
разворотили. Эти ребята, которые защищали его, дали себя
перебить, но не ушли. Не знаю уж, зачем. Дело было дохлое.
Аэйт обернулся к нему. Бьярни стоял на развалинах, широко
расставив ноги. Ветер шевелил его грязные черные волосы.
Горбатый нос вздрагивал, втягивая в себя соленый запах моря.
Бельмо тускло светилось на загорелом лице; зрячий глаз горел.
Бьярни смотрел на Ахен, словно хотел проглотить его.
Он завоевал этот город много лет назад. Он стрелял по этим
зубчатым стенам, он разбивал ажурные колокольни и вешал
мятежников на площади Датского замка (теперь он вспомнил и это
название) в первую зиму Завоевания. И как же он любил этот
город, когда наводил на него пушки, как тосковал по нему, когда
метался по свету, не находя себе покоя! Как рвался сюда, как не
хватало ему этих улиц и площадей, этой брусчатки, разбитой
колесами пушек, этих стен, за которыми пряталась ненависть, этих
пустых, безмолвных окон! И если правду говорят, что перед
смертью человек вспоминает самое лучшее мгновение жизни,
вспоминает так остро и сильно, словно проживает его заново, то
Косматый Бьярни, умирая, вспомнит тот день, когда впервые увидел
Ахен.
Аэйт смотрел на него и вдруг ясно понял, что в вольном Ахене
он сможет, наконец, убить его. Здесь, в Ахене, и жила смерть
Завоевателя, она ждала свою добычу терпеливо, год за годом. У
смерти много времени. Она не спешила.
Аэйт встал. Хочется ему этого или нет, но долг Вальхейму
будет заплачен.
- Идем, - сказал он Косматому Бьярни. - Я хочу увидеть город.
Они вошли в город ровно в полдень и в поисках харчевни
подешевле спустились к порту по улице Северный Вал. У Бьярни
было несколько динариев.
Аэйт осматривался по сторонам широко раскрытыми глазами.
Город ужаснул его. Прекрасный Ахен, на который он смотрел со
стен разбитого форта, оказался лжецом. Аэйт не понимал, как
Ингольв мог тосковать по этим трущобам. Облезлые каменные
стены давили на него, верхние этажи смыкались над головой, как
будто желали отнять у него небо. Здесь было душно, как в замке
Торфинна. Аэйт начал задыхаться. Слишком много Зла было
совершено в этом городе. И оно никуда не ушло, оно осталось. Оно
нависло над островерхими черепичными крышами, как невидимое
облако, время от времени проливаясь зловонным дождем то на
одного человека, то на другого. Город был полон жестокости и
страха.
Они остановились возле дощатого барака, севшего на один
угол. Перед бараком растеклась огромная зловонная лужа, в луже
плавали объедки - корки, рыбьи хвосты. Аэйт осторожно обошел
лужу и вышел на площадь. Здесь находились пакгаузы,
приземистые одноэтажные здания, сложенные из кирпича. Их окна
были забраны решетками.
В порту шла погрузка. Захламленные мутные воды залива
плескали о берег. Несколько пузатых судов стояли у каменного
пирса, сохранившегося с давних времен. Громко ругались грузчики,
и яростная брань отвечала им с кораблей. Большие тяжелые двери
одного из пакгаузов стояли открытыми.
В углу площади была сооружена виселица. Помост,
срубленный из свежей древесины, был откинут. Резко пахло
стружкой. Тела казненных уже сняли, но грязные разлохмаченные
веревки со срезанными петлями еще болтались на перекладине.
Под помостом валялось тряпье, на которое не позарился ни один
мародер.
Аэйт сел на ступеньку пакгауза, в стороне от погрузки, достал
из кармана остывшую вареную картофелину и принялся рассеянно
ее жевать. Неожиданно ему показалось, что он видит что-то в
грязной пене прибоя. Встав, он подошел поближе.
С каждой новой волной прибой приносил к берегу тело
женщины и вновь уволакивал ее в море. Сначала она показалась
Аэйту мертвой, но через несколько секунд он убедился в том, что
она жива. Ее пальцы бессильно цеплялись за песок и выпускали
его. Волосы, зеленые от тины, падали на некрасивое лицо с
мелкими чертами. Аэйт остановился возле того места, куда
приносили ее волны, сел на корточки и стал ждать. Холодные руки
коснулись его, по телу женщины пробежала дрожь, и ее лицо
показалось над водой.
- Зачем ты тревожишь меня, Аэйт, сын Арванда? - спросила
она тихо. Из ее рта вытекла вода.
- Мир полон богов, которые знают мое имя, - пробормотал
Аэйт. - Я лишь хотел бы помочь вам, госпожа.
- Я Ран, повелительница Берега, - сказала женщина. - Оставь
меня умирать, Аэйт.
Волна захлестнула ее с головой и унесла прочь. Прошло
несколько минут прежде чем она появилась снова. Аэйт терпеливо
ждал.
- Ахен скоро погибнет, - проговорила Ран. - И я погибну
вместе с ним.
- Почему?
- Когда истинные горожане уходят и на смену им приходят
Завоеватели, не остается уже такой силы, которая спасла бы
город, - шелестел голос.
Волна потащила ее обратно. Аэйт протянул вперед руку и
задержал на миг женщину над поверхностью воды.
- А боги? - спросил он.
Большие бесцветные глаза Ран смотрели на него, отуманенные
болью.
- Боги сильны верой людей, - сказала она и выскользнула из
его рук.
Снова пауза. Новая волна прибоя.
- Госпожа Ран, - позвал Аэйт, склоняясь над водой.
- Что тебе нужно, младший сын Арванда?
- Почему нельзя восстановить разрушенные башни, отлить
новые колокола? - быстро спросил Аэйт.
- Когда город умирает, новые стены не стоят, новые колокола
падают и разбиваются, маленький Аэйт. Люди сильнее городов.
Люди сильнее богов...
С пузатого корабля матрос крикнул: "Берегись!" и выплеснул
за борт ведро с нечистотами. По воде поплыли жирные пятна. Ран
исчезла.
Аэйт отвернулся. Его затошнило.
Внезапно он сообразил, что Косматый Бьярни куда-то исчез.
Ведь они собирались позавтракать. Куда делся пират? У Косматого
было немного денег. Он хвастался ими Вальхейму перед тем, как
убить его.
И тут Аэйт услышал за спиной громкий радостный крик:
- Вот он!
Совсем близко грохнули сапоги. Аэйт вскочил.
Косматый Бьярни стоял на помосте, под виселицей, и веревки
касались его плеча. Он широко улыбался, указывая на Аэйта
пальцем.
- Хватайте его! - крикнул Бьярни. - Болотная нечисть! Вампир!
Толпа возбужденно загудела. Еще минуту назад площадь была
почти пуста.
Метнувшись в сторону, Аэйт влетел в растопыренные руки
какого-то дюжего матроса. Его окатило крепким запахом табака и
портянок. Он увидел мокрые губы и два железных зуба. На одном
из толстых пальцев было наколото кольцо.
Аэйт резко присел, увильнув от этих лап и, петляя, побежал
прочь от берега. Вокруг свистели и кричали. Два камня хлопнули
его по спине.
Выскочив к виселице, он неожиданно столкнулся с неопрятным
стариком, и тот, кривясь, с силой ткнул Аэйта в лицо палкой, на
которую опирался. По скуле потекла кровь.
Третий камень, пущенный с завидной меткостью, ударил его
по лбу, и Аэйт, теряя сознание, стал оседать на землю. Он увидел,
как старик опять занес над ним палку.
Косматый Бьярни что-то выкрикивал, стоя на помосте. Глядя на
него сквозь розовый туман, Аэйт выговорил немеющими губами:
- Я все равно убью тебя, Бьярни...
Фигура Бьярни расплывалась у него перед глазами. На Аэйта
надвигалась темнота. Вместо озлобленных лиц и грязной портовой
площади он снова видел черную равнину и мертвых птиц под
голыми деревьями. Его били, забрасывали камнями и комьями глины,
но он уже не чувствовал боли. Там, среди безмолвных фиолетовых
теней, все было тихо.
Он узнал этот безотрадный пейзаж. Здесь ничего не
изменилось с того дня, как он зарыл на берегу реки тело
Вальхейма. И только не было горящего меча, вонзенного в землю.
Одна лишь алая звезда вдруг проглянула между туч и озарила
красноватым светом растрескавшуюся почву. От нее исходила
сила, и Аэйт поднялся и пошел на тонкий луч.
В голове у него мутилось. Где же меч Гатала, где светлый
клинок, в котором заключено Зло, ненавидящее само себя? Почему
