Уселась первая пятерка, дают команду второй и т.д. Сидим тесно, не
шелохнешься. А два конвоира с винтовками, отгороженные от нас де-
ревянным переносным щитком, стоят спиной к кабине.
Лагпункты на Инте привязаны были к шахтам, разбросанным на
довольно большом пространстве. Но нам ехать было недалеко, кило-
метров десять.
ОЛП-3 показался мне огромным, я таких раньше не видел: огоро-
женный колючкой поселок с четырьмя тысячами жителей. Нас завели в
карантинный барак и велели не расходиться. Далеко не отлучаясь, я
стал высматривать знакомых. И почти сразу углядел эстонца Сима
Мандре. Попросил: найди Дунского, он тут работает нормировщиком
Шахтстроя, скажи, что я приехал.
Этого Сима я знал по Ерцеву. Там был еще и Ной, еврей по фа-
- 303 -
милии Гликин, так что кто-то сострил: Ной у нас есть, Сим есть,
хамов много - только Яфета не хватает. Вот я и запомнил его имя и
фамилию. А он мою нет. Сходил, отыскал Юлика и сказал:
- Иди карантинный баракк, твой кирюкка приехал. Такой длин-
ный, отьках.
Юлик не сразу пошел: почему-то он подумал, что "длинный кирю-
ха в очках" это Виктор Луи, к которому симпатии не испытывал. По-
том всё-таки решил сходить, посмотреть...
Два дня и две ночи мы с ним говорили без передышки. Ну, не
совсем так: на обед и на ужин всё-таки ходили - порознь. Говорил
больше он, у меня из-за ларингита совсем сел голос. Мы не виделись
пять лет, только переписывались - и вот такой, как говорили в ста-
рину, подарок судьбы.
В тюрьме и лагере многие безбожники становятся верующими. Со
мной этого не случилось. Но когда я вспоминаю историю нашей с Юли-
ком дружбы, все трудно объяснимые случайности, все неожиданные,
неправдоподобные встречи - нет-нет, а придет в голову мысль: а мо-
жет быть и правда есть бог?
Мы проучились в одной школе семь лет, а познакомились только
на восьмой год. Он был в классе "А", а я в "Б". Правда, и ему, и
мне математичка Надежда Петровна говорила:
- Вот есть у меня в классе "Б" такой Валерик Фрид (или, соот-
ветственно, "в классе "А" такой Юлик Дунский".) Тоже царапает, как
курица лапой, тоже на полях рожицы рисует. И кляксы такие же...
Познакомил нас на переменке общий приятель. И мы сходу стали
ругать только что увиденную картину "Дети капитана Гранта". Там
играл Яша Сегель. Он был на класс младше нас и жил с Юликом в од-
ном доме. Хорошо помню объявление в "Вечерке": Мосфильм искал
- 304 -
мальчиков английского типа на роль Роберта Гранта. Яшина мама была
ассистентом на этом фильме; по странному совпадению, самый анг-
лийский тип оказался у ее сына. Юлика она тоже водила на фотопробу
- просто, чтобы бесплатно сфотографировался.
Нас, знатоков Жюля Верна, особенно возмущали отступления от
канонического текста. Мы даже решили написать пародию на этот сце-
нарий; разошлись по домам и написали - каждый свою. Назавтра про-
читали друг дружке, давясь от хохота, а после уроков пошли домой
ко мне - писать третий вариант уже вдвоем. Так началась наша ки-
нодраматургическая карьера.
Но тут выяснилось, что мой класс "Б" переводят в другую шко-
лу, новостройку. А класс "А" остается в старой 168-й. (Раньше она
была 27-я, а еще раньше - "12-я им. декабристов". Моя не очень об-
разованная родственница удивлялась: декабристов? Наверно, октяб-
ристов?.. Теперь там "полтинник" - 50-е отделение милиции).
Расставаться нам не хотелось. Юлик пошел в мою новую школу,
никому ничего не сказав, и сел со мною за одну парту. Недели две
учителя его не замечали. Потом заметили, удивились: а ты, мальчик,
откуда взялся?
Как ни странно, в те очень недемократические времена бюрокра-
тии в школе было куда меньше, чем теперь. Юлика даже не заставили
писать заявление; просто позвонили в 168-ю и попросили переслать
документы в 172-ю. Так мы и доучились до десятого класса. Вместе
редактировали школьную стенгазету, вместе руководили драмкружком.
Актерских способностей ни у него, ни у меня не было, но оба играли
и в "Интервенции", и в "Очной ставке". Учились одинаково плохо.
Нам предрекали: не кончите ведь школу! Кое-как кончили: мне помог-
ла сломанная челюсть. (Баловались, я свалился в подвал; мне поста-
- 305 -
вили "шину" - приковали алюминиевой проволокой верхнюю челюсть к
нижней - и освободили от экзаменов). По всем гуманитарным предме-
там мне поставили пятерки - я думаю, почти заслуженно. А по всем
точным наукам из жалости выставили тройки.
Вот с продолжением образования было посложней. Тогда на при-
емных экзаменах во все даже самые что ни на есть гуманитарные ву-
зы, надо было сдавать математику и физику. А может, и химию. Этого
мы бы не осилили.
И опять везенье! Вышел новый закон, по которому после десято-
го класса мальчиков забирали в армию. Мы обрадовались: призыв
осенью, а значит, всё лето можно жить в свое удовольствие, не ду-
мать об институте, не готовиться к экзаменам. Юлик со старшим бра-
том Виктором впервые в жизни поехал к морю, в Коктебель, а я без-
дельничал на даче в Малаховке.
Правда, в начале лета, в электричке, у нас случился такой
разговор с соседом: он слышал, как мы обсуждаем сборник американс-
ких сценариев.
- Вы, как я понял, окончили школу? А куда думаете поступать?
Мы объяснили, что никуда: идем в армию.
- Жаль. Вам надо бы во ВГИК. Я б мог помочь, я Плотников.
Плотников был замечательным актером-вахтанговцем; снимался он
и в кино.
- Тот Плотников?! - спросили мы почтительно. Сосед как бы
засмущался:
- Какой это тот?
- Тот, тот, - сказала его жена.
И мы на минуту огорчились: так хорошо он рассказывал нам о
ВГИКе... Не судьба!
- 306 -
И вдруг в августе меня повесткой вызывают в военкомат. Там
куча ребят, и все в очках: оказывается, изменили медицинские тре-
бования к призывникам, и всех, у кого больше четырех диоптрий, от
армии освобождают.
У нас с Юликом было по четыре с половиной. (Все размеры у нас
совпадали, кроме обуви: я мог носить его ботинки, а мои были ему
малы).
Тем летом - словно специально для нас - отменили экзамены по
точным наукам в гуманитарных вузах. Наши шансы поступить очень вы-
росли - но к сожалению, во всех институтах уже закончились прием-
ные испытания. Только один единственный вуз перенес их на сентябрь
- Всесоюзный Государственный Институт Кинематографии, ВГИК!
Он переезжал из здания бывшего "Яра" (где сейчас гостиница
"Советская") на новое место, к Сельхозвыставке. В Коктебель пошла
телеграмма: "Выезжай готовиться в вуз". И хотя телеграфистка пере-
путала, написала "готовиться в ус", Юлик всё понял правильно.
Приехал, мы спешно подготовили вступительные работы: он пере-
вод стихотворения, и я перевод стихотворения (он - Гейне, я -
Бернса); он экранизацию рассказа О.Генри, и я экранизацию рассказа
О.Генри... Мы прошли по конкурсу - и в институте, в отличие от
школы, учились хорошо. Но не успели мы сдать экзамены за первый
курс, как началась война.
Всем курсом поехали на трудфронт: копать эскарпы, контрэскар-
пы и противотанковые рвы в Смоленской области, под Рославлем. Нас
вернули в Москву за день до немецкого наступления. А в октябре
немцы уже подошли к самой Москве.
Похоже было, что столицу сдадут: еще раньше из Москвы эвакуи-
ровали все важные учреждения и предприятия, а теперь отгоняли по-
- 307 -
дальше весь вагонный парк, вывозили на грузовых платформах мос-
ковские троллейбусы.
У Юлия на руках была очень больная мать - астматичка, да еще
почти слепая. Отец нашего однокурсника Игоря Пожидаева*) руководил
эвакуацией своего наркомата. Сотрудников с семьями грузили на па-
роходы и по каналу Москва-Волга отправляли в Ульяновск. Игорь до-
был два билета - для Юлика и его мамы. Юлик тут же их потерял и
стеснялся пойти попросить дубликаты - но я его заставил. Сам же я
решил пока остаться и посмотреть, что будет. Семнадцатого числа я
увидел пожарную машину, груженую чемоданами, узлами и матрасами.
Подумал: ну, дело плохо, это последний звонок - пора удирать.
Набил едой один рюкзак, обувкой второй - даже "гаги" отвинтил
от конёчных ботинок. Один рюкзак на груди, другой на спине, обе
руки свободны. И пошел на Казанский вокзал, чтобы отъехать на
электричке хотя бы до Раменского, километров пятьдесят. А дальше
можно пешком - как мой отец, когда уходил под бомбежкой из Минска.
Вот тут-то и выяснилось, что электричек уже нет - угнали на
восток. Зато стоял готовый к отправке эшелон с эвакуированными. Я
нахально влез в теплушку, набитую людьми так плотно, как и гула-
говские краснухи не набивались зеками. Куда повезут, никто не
знал. Поехали потихоньку... На какой-то станции я увидел поезд
"Москва-Казань"; двери вагонов были заперты изнутри. Но я уцепился
за поручень и на подножке отправился к Мише Левину - он с родите-
лями был в Казани.**)
Из Казани так же зайцем я поплыл на пароходе в Куйбышев - там
была Военно-медицинская академия, где работал мой отец. А по доро-
ге, в Ульяновске, увидел у причала пароход - кажется, "Профессор
Мечников", - который увез из Москвы Юлика с мамой. Побежал искать
- 308 -
их, но не нашел. Еле вытащил ноги из черной и вязкой, как вар,
ульяновской грязи и двинулся дальше, к своим.
В Куйбышеве - нечаянная радость. Моего отца разыскал Юлик,
чтобы узнать, что со мной, и рассказать о себе. Они с матерью про-
бирались в Чкаловск - в тамошнем госпитале лежал мамин брат пол-
ковник Иоффе, тяжело раненный.***) (Мы обнялись на прощанье - как
тогда, на Лубянке - когда еще доведется увидеться?)
Через пару дней произошла еще одна неожиданная встреча: уви-
дел на улице Валентина Морозова, однокурсника. Он эвакуировался
вместе со ВГИКом. До Куйбышева ребята путешествовали в тех самых
троллейбусах, которые уехали из Москвы на грузовых платформах.
Институт направлялся в Алма-Ату. В Куйбышеве ВГИКу дали целый ва-
гон - пассажирский, бесплацкартный.
Я простился с родителями и поехал дальше с ребятами.
По дороге мы подобрали еще двух гиковцев - студентку и препо-
давателя; а когда выгрузились на станции Алма-Ата-I, я увидел еще
издали знакомое бежевое пальто с черным мазутным пятном на ягоди-
це: это Юлик в Куйбышеве присел отдохнуть на шпалу.
Я побежал, догнал его - и вовремя; в его паспорте уже стоял
лиловый штамп: "эвакуируется в Усть-Каменогорск". Оказывается, в
госпитале у дяди Миши они встретились со вторым братом Минны Соло-
моновны, Ароном. И решили путешествовать дальше втроем.
Я категорически потребовал, чтобы Юлик остался с нами. Будет
учиться, а мама пускай едет в Усть-Каменогорск, дядька присмотрит
за ней. Минна Соломоновна горячо поддержала мою идею, но Арон - не
лучший из ее братьев - был не в восторге. В письме из Усть-Камено-
горска он потом спросил Юлика: "Как поживает твой пройдоха Фрид?
Он пройдоха, это точно"... Точно, не точно - но теперь-то я пони-
- 309 -
маю, что только эгоизм молодости не дал подумать, какую ношу я
взваливаю на чужого мне человека. По счастью, все обернулось хоро-
шо, и Юлик ездил из Алма-Аты в Усть-Каменогорск навещать маму.
В эвакуации ВГИК оставался до осени 1943 г. В октябре мы вер-
