Псы войны
машину. Завел мотор, включил передачу и на мгновение застыл,
напряженно вглядываясь в лобовое стекло.
- Когда-нибудь я прикончу этого ублюдка, - успокоил он сам
себя. Но эта идея так и не вывела его из дурного настроения.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Хрустальная гора
Глава первая
Джек Малруни повернулся с боку на бок на раскладушке,
прикрытой пологом от москитов, и заметил, что темнота над
кронами деревьев на востоке понемногу рассеивается. Еле
заметно, но достаточно для того, чтобы стали видны очертания
обступающего поляну леса. Он потянулся за сигаретой, проклял
окружившие его первобытные джунгли и в очередной раз задал
себе традиционный для белого человека в Африке вопрос:
на кой черт он снова приперся на этот вонючий континент?
Если бы он попытался проанализировать это, то вынужден был
бы признать, что не может жить где-либо еще, во всяком случае
ни в Лондоне, ни вообще в Британии. Он не выносил больших
городов, условностей, налогов и холода. Как все белые
ветераны, он одновременно любил и ненавидел Африку, но
признавал, что она впиталась в его плоть и кровь за
последние четверть века вместе с малярией, виски и
миллионами укусов насекомых.
Он впервые выехал из Англии в 1945 году в возрасте
двадцати пяти лет после пяти лет службы в Королевских военно-
воздушных силах в качестве механика, причем часть времени
провел в Такоради, где залатывал изрешеченные "спитфайеры",
готовя их к очередному полету в Восточную Африку и на Средний
Восток. Это было его первое знакомство с Африкой, и после
демобилизации, забрав выходное пособие, он сделал ручкой
холодному, сидящему на карточках Лондону и в декабре сорок
пятого ступил на борт корабля, отправляющегося в Западную
Африку. Кто-то сказал ему, что в Африке можно быстро
сколотить состояние.
Состояния он так и не сколотил, но после скитаний по
континенту приобрел, наконец, небольшую концессию по добыче
олова на Плато Бенуе, в восьмидесяти милях от Джоса, в
Нигерии. Пока сохранялось чрезвычайное положение на Малайях,
цены были высокими, олово стоило дорого. Он работал бок о бок
со своими африканскими помощниками, и в английском клубе, где
колониальные леди провожали сплетнями последние дни угасающей
империи, поговаривали, что он "совсем отуземился" и что "на
это страшно смотреть". На самом деле Малруни действительно
предпочитал африканский образ жизни. Он любил джунгли, любил
африканцев, которые не протестовали, когда он ругался, орал
на них и даже колотил, пытаясь заставить работать лучше. Он
любил посидеть с ними, попивая пальмовое вино, и посмотреть
на ритуальные танцы. Он не относился к ним свысока. Срок его
концессии истек в 1960 году незадолго до провозглашения
независимости, и он нанялся на сезонную работу в компанию,
владеющую большей и существенно более богатой концессией
неподалеку. Компания называлась "Мэнсон Консолидейтед", и
после того, как и эта концессия иссякла, его зачислили в
штат.
В свои пятьдесят лет этот ширококостный мужчина был еще
сильным, здоровым и мощным как бык. У него были громадные
руки, покрытые шрамами и задубевшие за долгие годы работы в
рудниках. Одной из них он провел по буйной, кудрявой седой
шевелюре, а другой вмял окурок во влажную красную землю под
раскладушкой. Светало, скоро солнце встанет. Он услышал, как
его повар раздувает костер на другом конце поляны.
Малруни называл себя горным инженером, хотя у него не
было никакого диплома. Тем не менее, он прослушал
соответствующие курсы и добавил к ним то, что неспособен дать
ни один университет в мире: двадцать пять лет напряженной
практической работы.
Он добывал золото на Рэнде и медь у Ндолы, бурил скважины
в поисках драгоценной воды в Сомали, искал алмазы в Сьерра
Леоне. Он мог инстинктивно отличить надежную шахту от
ненадежной, по запаху обнаружить присутствие руды. Во всяком
случае, он сам это утверждал, а после того, как он принимал
свою обычную дозу в двадцать бутылок пива за вечер в
захолустном баре, никто не решался оспаривать этот факт. На
самом деле, он был одним из последних оставшихся настоящих
старателей. Он понимал, что "МэнКон", как сокращенно называли
компанию, поручает ему мелкую работу, далеко в джунглях, в
диких, Богом забытых местах, за многие мили от цивилизации,
где, тем не менее, нужно было произвести разведку. Но ему это
нравилось. Он предпочитал работать в одиночку, это
соответствовало его образу жизни.
Последнее задание полностью отвечало всем перечисленным
условиям. Уже три месяца он занимался разведкой на склонах
так называемой Хрустальной, горы, расположенной на территории
республики Зангаро, крошечного анклава на берегу Западной
Африки.
Ему сказали, на чем надо сосредоточить усилия.
Непосредственно на Хрустальной горе. Цепочка невысоких гор,
причудливо изогнутых холмов высотой в две-три тысячи футов,
пересекала территорию республики от одной границы до другой
параллельно океанскому берегу, в сорока милях от него. Эта
гряда отделяла прибрежную равнину от внутренней части страны.
Лишь в одном месте горная цепь прерывалась, и именно там шла
дорога вглубь страны-узкая грязная колея, твердая, словно
бетон, летом и расползающаяся топкой жижей зимой. За грядой
жило племя Винду, по уровню развития находящееся в железном
веке, с той разницей, что орудия у них были деревянными. Ему
приходилось бывать в диких местах, но он готов был
поклясться, что такой первобытной дикости, как в центре
Зангаро, он не встречал нигде.
На дальнем конце гряды холмов, чуть в стороне,
располагалась гора, которая, единственная из остальных,
удостоилась собственного названия. Она не была даже самой
высокой среди всех. Сорок лет назад одинокий миссионер,
проникнув вглубь страны, направился к югу от дороги вдоль
гряды и через двадцать миль заметил холм, стоящий отдельно от
других. Предыдущей ночью шел дождь - тропический ливень,
один из тех, благодаря которым годовая норма осадков,
выливавшихся за пять месяцев сезона дождей, достигала здесь
300 дюймов. Священник увидел, что гора сверкает яркими
бликами на утреннем солнце, за что и назвал ее Хрустальной,
сделав соответствующую запись в своем дневнике. Через два дня
после этого священника убили и съели. Дневник был обнаружен
год спустя патрулем колониальных войск. В деревне из него
сделали амулет. Солдаты выполнили свой долг и сравняли
деревню с землей, после чего вернулись на побережье и
передали дневник в христианскую миссию. Таким образом,
название, данное священником, осталось жить, хотя все
остальное, что он совершил на благо этого неблагодарного
мира, было забыто. Позже тем же названием стали называть всю
горную область в округе.
То, что предстало взору священника тем утром, было не
хрусталем, а мириадами ручейков, каскадами стекающих с горы
после ночного ливня. Дождевая вода стекала и с других гор, но
ее не было видно под густыми Зарослями джунглей, покрывших
поверхность этих гор сплошным зеленым одеялом, проникнув под
которое, вы оказывались в адском пекле. Та гора, что сверкала
тысячью ручейков, не могла похвастать столь густым
растительным покровом на своих склонах. Священнику, Как
впрочем и дюжине других людей, никогда не пришло в голову
задаться вопросом, почему так вышло?
После трех месяцев жизни в адском пекле окружающих
подножье Хрустальной горы джунглей Малруни энал ответ на
этот вопрос.
Он начал с обследования местности вокруг горы и обнаружил,
что склон, обращенный в сторону моря, отделяется от остальной
гряды лощиной. Таким образом, Хрустальная гора располагалась
в одиночестве к востоку от основного хребта. Благодаря тому,
что она была чуть ниже остальных, с моря ее не было видно. Да
и с другой стороны ее не просто было выделить среди других
холмов, расположенных к северу и к югу, разве что по
значительно большему потоку воды на квадратную милю
поверхности, стекающей вниз по склону.
Малруни сосчитал все потоки, как на самой Хрустальной
горе, так и на ее соседях. Сомнений не было. Вода стекала
после дождя с других гор, но большая ее часть поглощалась
земляным покровом. Толщина его на соседних склонах достигала
двадцати футов над скальной поверхностью, в то время как на
Хрустальной горе слоя земли почти не было. Он попросил
местных рабочих, из племени Винду, пробурить серию пробных
скважин прихваченным заблаговременно буром и получил
подтверждение различию толщины земляного покрова в двадцати
случаях. Исходя из этого, он стал доискиваться до причины.
В течение миллионов лет земной покров образовывался при
разрушении горных пород, благодаря переносимой ветром пыли,
оседавшей на скалах. И хотя каждый дождевой поток смывал
часть покрова, унося его вниз к рекам и, в конце концов,
образуя илистые отмели в устьях, часть земли оставалась в
небольших трещинах, в стороне от текущей воды, которая в свою
очередь вымывала себе русло в мягкой породе. Вода точила
камень, образовывались стоки, по которым устремлялся дождевой
поток, все более углубляя их. Часть воды впитывалась в
поверхность склона, оставляя, таким образом, земляной покров
в неприкосновенности. Так, постепенно, толщина его росла.
Птицы и ветер приносили семена, которые находили почвенные
ниши, приживались и давали корни, способствуя, в свою
очередь, процессу закрепления почвы на горных склонах. Когда
Малруни осмотрел холмы, на них оказалось достаточно земли,
чтобы поддерживать могучие деревья, окутанные лианами,
которыми были сплошь покрыты склоны от подножья до самых
вершин. Везде, кроме одного места.
На этой горе вода не смогла пробить себе достаточно
глубокие бороздки, чтобы превратить ручейки в потоки. Ей не
удавалось при этом впитываться в поверхность скалы. Особенно
на самом крутом, восточном склоне, обращенном к центру
страны. Земля здесь оставалась лишь в отдельных углублениях в
теле скалы, и в этих нишах росли кусты, трава и папоротник.
От ниши к нише тянулся дикий виноград и вьюны, покрывая
тонкой зеленой сетью голую поверхность скал. Это ненадежное
покрывало регулярно смывалось во время сезона дождей.
Сверкающие пятна стекающей по камням воды и увидел незадолго
до своей смерти миссионер. Причина была проста: стоящий
отдельно холм состоял из другой горной породы, нежели
остальные. Старая скальная основа была тверда как гранит, по
сравнению с мягкой породой молодых гор главной гряды.
Малруни завершил обследование окрестностей горы и
установил этот факт абсолютно определенно. На это у него ушло
две недели, за то же время он выяснил, что с Хрустальной горы
стекает не меньше семидесяти ручейков. Большинство из них
сливалось в три основных потока, текущих на восток от
основания горы, вниз, в долину. Он обратил внимание еще на
один факт. По берегам ручьев, берущих начало на склонах этой
горы, цвет почвы и характер растительности отличались от
других. Оказалось, что некоторых растений на этих берегах
нет, хотя они благополучно растут на других. В общем,
растительность у подножья Хрустальной горы была намного
беднее. При этом нельзя было больше ссылаться на недостаток
земли. У подножья ее было предостаточно.
Значит, в самой земле содержалось нечто, мешающее росту
флоры на берегах этих ручьев.
Малруни решил нанести все семьдесят ручейков на карту,
которую набросал по ходу обследования. Кроме этого, он брал
образцы песка и гравия вдоль ложа ручьев, начиная от
поверхности и вплоть до скальной подложки.
В каждом случае он набирал два ведра гравия, высыпал их на
брезент и начинал "кучковать и четвертовать". Так отбираются
образцы. Он высыпал гравий в кучу на брезент, потом делил ее
лопаткой на четыре части, брал на выбор две из них, смешивал
вместе в одну кучу, снова делил ее на четыре и продолжал
процедуру до тех пор, пока перед ним не оказывалась горстка
породы весом в два-три фунта. После просушки она помещалась
в выложенный полиэтиленом холщовый мешочек, который
запечатывался и тщательно маркировался. За месяц у него
