Эпафродит ушел в дом, Исток вернулся к себе.
- Печаль в твоих глазах, Исток! - встретила его Ирина, ожидавшая в
тревоге и волнении.
- Я был бы каннибалом, ласточка моя, если б каждая моя мысль не была
бы заботой о тебе. Но не пугайся. Не заклевать тебя воронам, пока соколы
над тобой летают!
- Загадочна речь твоя, Исток. Страх вселился в мою душу, пока ты
разговаривал с этим добрым человеком. Страх и горькие предчувствия.
- До сих пор ты не ведала страха и горьких предчувствий. Отчего они
теперь возникли у тебя?
- Кирила узнала, что первый евнух императрицы Спиридион перехватил
мое письмо, чтоб самому отнести его. А Спиридион верный шпион Феодоры.
Если она прочла его и рассказала Асбаду, о Христос, спаси нас и помилуй!
Исток подсел к ней, нежно взял ее стиснутые руки и погрузился в
синеву ее глаз, подернутых тонкой вуалью слез.
- Ирина, ты моя, и каждая капля моей крови - твоя. Предчувствия тебя
не обманывают, нас хотят разлучить, уничтожить, - быть может, меня, быть
может, тебя или нас обоих. Но добрый Эпафродит хранит нас, и Девана
благословляет...
- Христос, Исток, Деваны не существует...
- И Христос благословляет нашу любовь. Поэтому тебе нельзя сейчас
возвращаться в волчье логово. Твои глаза бы там погасли, на твою свободу
надели бы оковы, как они хотят надеть их на мою родину. Но я спасу тебя и
дам тебе свободу, сначала тебе, а потом моей родине. Мы жестоко отомстим
за пролитую кровь славинов, а потом заживем с тобой под ясным и прекрасным
солнцем нашей свободы. Там нет ни лести, ни злобы, тебя будут почитать
дочери славных старейшин, ты будешь любима всеми женами, и пастухи
склонятся к твоим ногам, когда ты будешь делить им хлеб, и самый
почитаемый старейшина возрадуется, услышав твое мудрое слово. Не бойся,
Ирина, уповай и радуйся!
Ирина слушала его, ее глаза все больше утопали в слезах, наконец
голова ее склонилась на плечо Истока и губы умоляюще прошептали:
- Спаси меня, будь мне опорой в буре, иначе я погибну. Исток
поцелуями осушал слезы, катившиеся по ее белому лицу, обнимал ее и
взволновано повторял:
- Моя Ирина, моя богиня, моя жизнь...
Но сладость мгновения не одолела его. Он тихонько выпустил девушку из
объятий и поднялся.
- Полночь давно миновала. Идем, пока не погасли звезды. Ты, Кирила,
вернешься во дворец...
Верная рабыня зарыдала навзрыд. Словно мраморная статуя, стояла она
все это время у ног своей госпожи. Услышав, что ей придется покинуть
Ирину, она пришла в ужас, вопль вырвался из ее груди, и она обвилась
вокруг ног Ирины, повторяя:
- Не разлучай нас, господин! Не отнимай ее у меня! Я умру от горя!
- Кирила, ты вернешься к своей госпоже. Но сейчас ты должна уйти,
должна, если любишь ее. Охраняй ее комнату, говори всем, что Ирина
заболела, пока не получишь знака прийти. Тогда ты вернешься, и мы все
вместе отправимся навстречу счастью.
Рыдая, Кирила целовала руки Ирины, которая без сил сидела на софе.
Потом она подняла руку и положила ее рабыне на голову.
- Иди, Кирила, Христос Пантократор да хранит тебя! Уповай на его
милосердие!
Спустя несколько минут легкая лодка заскользила по морской глади.
Широкими взмахами гнал ее Нумида к императорским садам.
Кирила возвращалась во дворец.
23
Солнце поднялось из-за Черного моря, первые лучи его озарили вершины
пиний, платанов и холмы вокруг столицы. На плацу перед казармами
выстроились гордые отряды всадников, гоплитов, лучников и пращников. Ждали
командующего Асбада.
Сердце Истока колотилось в груди. Всю ночь он не сомкнул глаз. До
самого утра бодрствовал он возле Ирины, а потом вскочил в седло и выехал
из города. Он тоже ждал появления дикого Асбада на диком жеребце, ждал,
что тот пронзит его взглядом и испепелит за ночное происшествие. Офицеры
переговаривались между собой и гадали, почему нет обычно столь точного
магистра эквитум. Предстояли большие учения, все готово, все ждут, а его
нет.
Уже засверкали на солнце щиты, заблестели наконечники копий, и шлемы
засияли багряным светом зари. Вдруг из города примчался всадник и передал
первому офицеру письмо. Асбад сообщал, что прибудет лишь в одиннадцать
часов, а пока пусть они сами займутся легкими упражнениями. Ровно в
одиннадцать всем офицерам со своими отрядами быть перед казармой.
Радостно снимали воины тяжелое снаряжение, складывали мешки с ячменем
и заступы и налегке отправлялись на плац. Начальники гадали, что им скажет
магистр эквитум.
По городу ходили разные слухи. Некоторые предполагали, что большая
часть войска отсылается в Африку или в Италию на готов. Велисарий за свои
деньги набирал новобранцев, а это что-то да значило.
Исток обрадовался, но в то же время ощутил тревогу. Обрадовался он
тому, что скоро он вернется домой и увидит Ирину, а встревожили его
разговоры товарищей. Тяжелые маневры в течение долгой весны предвещали
суровые испытания. Если Асбад прочтет императорский указ - такой-то и
такой-то центурии немедля погружаться на корабли, бегство невозможно, и он
навсегда потеряет Ирину. Живым вернуться с войны он не рассчитывал. А если
и вернется, что будет с Ириной? Сбережет ли ее Эпафродит? Стар он, может
умереть, да и Феодора может силой отнять у него Ирину. Чем дальше, тем
печальнее становились его думы; горько сожалел он о том, что ночью не
скрылся вместе с Ириной.
Томительно тянулось время. Солнце словно застыло в небе, казалось,
одиннадцати часов никогда не дождаться. Исток написал письмо письмо
Эпафродиту, в котором просил его выслать Нумиду в лодке к паромам в
военной гавани на случай, если его посадят на корабль, уходящий в Италию.
Юноша твердо решил броситься в море и бежать.
Во время отдыха он позвал старого славина, который со Сваруничами
сражался против Хильбудия.
- Ты говорил с товарищами о побеге?
- Говорил, светлый центурион! Слезы оросили их опаленные лица, когда
они узнали о твоем намерении. Все пойдут за тобой. И готы присоединятся к
нам!
- Ты меня не обманываешь? Поклянись отчим домом и милостью наших
богов.
- Пусть боги погубят меня, если я сказал неправду.
- Верю тебе. Верю, ибо ты не ромей. Наше слово тверже любых клятв
византийских христиан.
- Не всех, центурион! Подлинные христиане - золото.
- Да, подлинные, ты верно говоришь.
Исток вспомнил Ирину.
- Подлинные христиане - жемчужины!
- Среди вандалов нашел я драгоценные человеческие сердца!
- Хорошо. Верю тебе. Теперь слушай!
Исток внимательно осмотрелся, нет ли чужих ушей. Указал рукой на
соседние холмы, словно разъясняя замысел атаки.
- Дни моего пребывания в Константинополе сочтены. Почти наверняка
через неделю мы уйдем отсюда.
Кровь бросилась в лицо воину от радости, ярче означился большой шрам
на его лбу.
- Через неделю, говорю я. Передай всем, пусть будут готовы. Это
значит, что, когда ты получишь от меня письмо или какой-нибудь знак от
моего имени, в тот же день вечером отправляйтесь в город, как обычно без
оружия, будто немного выпить. На форуме Феодосия поверните со Средней
улицы вправо на узкую боковую, и когда подойдете к морю, увидите большие
конюшни. Постучите, вам откроют, там ждите меня. Остальное узнаете на
месте... Понял?
- Понял, центурион. Сегодня же найду эти конюшни, сегодня же, чтобы
не ошибиться. Это конюшни господина, у которого ты живешь; он богат, и у
него свой дом. Его знает весь Константинополь.
- Верно. Теперь ступай, делай свое дело и молчи!
Солдаты выполнили еще несколько упражнений и пошли к казармам
поджидать Асбада с его загадочными новостями.
Ровно в одиннадцать часов прискакал магистр эквитум. Он был
великолепен на арабском скакуне в позолоченном уборе. Словно луч света,
мчался он веселым галопом по широкой дороге. Проехав между рядами воинов,
он остановился перед группой офицеров и старших начальников. Выхватив
из-за пояса свиток, Асбад развернул его и безмерно повелительным взглядом
обвел собравшихся, чтоб по одному виду его они могли понять, от чьего
имени он говорит.
- Именем автократора, победителя народов, властелина земли и моря...
У людей мурашки побежали по коже. Одни оробели, другие возликовали.
Несомненно, императорский указ сообщит об объявлении войны и выступлении.
Не по себе стало щеголям, любителям городских забав, - повеселели те, кто
стремился к битвам и разбою в чужих странах.
- Всемогущий повелитель земли и моря в честь победы над вандалами
обещал блестящее место в своей армии лучшему стрелку из лука, победителю
на ипподроме.
Взгляды всех обратились к Истоку. У него потемнело в глазах. Неужели
императрица обвинит его в соблазнении ее непорочных дам и его тут же
схватят и осудят? Он стиснул рукоять тяжелого меча.
- Вам известно, кто оказался победителем! - Асбад перевел дыхание и
обвел всех взглядом.
- Многая лета Истоку! - в один голос воскликнули офицеры.
- И сколь священна персона императора, столь же священно и его слово.
Обещание не могло быть выполнено, ибо победитель оказался варваром, не
опытным в военном деле. Теперь же, когда он показал себя отличным воином,
отличным командиром, священное обещание входит в силу: Исток, впредь
именуемым не своим варварским именем, а нашим именем Орион, с сего дня
назначается магистром педитум.
Офицеры на мгновение онемели, но потом церемонно поздравили Истока,
оказав ему воинские почести.
Асбад также поздравил его и, взяв золотого орла, отличие магистра
педитум, повесил ему на грудь. Отдав еще несколько приказаний, он сообщил
Истоку, что сегодня же ночью тот должен принять почетную службу по охране
казарм, Пентапирга и Большого дворца.
После этого он ускакал в город.
Вслед за ним вскочил на коня Исток и поспешил к Ирине. Сердце его
ликовало, теперь он был убежден, что Эпафродит ошибался. Императрица
сдержала слова и своим отличием, словно цветами, усыпала его путь к
побегу. Дома он распахнул свой плащ и показал Ирине и Эпафродиту золотого
орла на груди. Девушка обрадовалась, а лицо грека потемнело. Он пошел в
перистиль, долго смотрел на журчащий фонтан, потом, топнув ногой по
мозаике, воскликнул:
- Да подарит Феодора Эпафродиту даже корабль золота или диадему со
своей головы, он все равно никогда не поверит и не доверится ей.
24
С той поры как Исток разорвал сети, которые расставила ему страсть
императрицы, Феодора словно обезумела от ярости. Она больше не устраивала
званых вечеров, офицеры, сенаторы и патрикии целыми днями томились у ее
дверей, тщетно ожидая случая предстать перед ее очами. Лишь один Асбад
ежедневно входил в ее покои. Он стал теперь ее конфидентом, ее правой
рукой в осуществлении жесткой мести.
О неудачи с похищением Ирины Асбад сообщил во дворец в ту ночь.
Гневно закричала тогда Феодора, и вопль ее эхом разнесся по залу слоновой
кости:
- Ты навеки запомнишь, Эпафродит, тот день, когда спутал расчеты
императрицы!
С того дня не знала больше милости ее душа, кипящая, как вулкан, и
жаждущая в безумном мщении поглотить всех троих. Она прекрасно понимала,
что варвар Исток не мог оказаться столь предусмотрительным, чтоб взять с
собой рабов для охраны. У него их не было. Значит, это дело рук лукавого
грека, старого лиса. Так пусть же испытает на собственной шкуре, какова
месть повелительницы земли и моря.
