будет именно семь эскалаторов. Я знаю проект - систему только начали
строить, пуск намечен на конец тридцать первого года, а сейчас у нас...
- Двадцать седьмой. Чего же ты хочешь от меня? Я, как ты изволил
выразиться, историк. У тебя пропал человек - сегодня. В ходе расследования
ты узнал, что через четыре года террористы подложат очередную бомбу.
Запиши в своем дневнике, через четыре года посмотришь и совершишь полезный
поступок.
Бутлер долго смотрел на меня изучающим взглядом и, наконец, изволил
разлепить губы:
- Ты уверен, что не хочешь ввязываться в это дело?
- Если ты объяснишь мне задачу... - я тянул время, поняв уже, что от
комиссара мне не отвязаться, но еще не понимая, откуда ему стало известно
о моем прошлогоднем визите к достопамятному Круксу. Сам экстрасенс
расколоться не мог - профессиональная этика. Неужели Лея? Ну, я ей покажу,
вот только выпутаюсь из этой истории...
Было так. Ко мне из Москвы приехал в гости родственник по имени Петя
Рубашкин. Нет ничего странного в том, что у чистокровного еврея двоюродным
братом оказался чистокровный русский. Не папуас, в конце концов. Петя -
славный парень, но они в России все сейчас малость сдвинутые на
парапсихологических науках. Психологи находят этому естественное
объяснение в том, что во время переходного периода обостряются всякие
социальные болезни, а парапсихология и оккультизм суть, как известно,
болезни общественного сознания, и поэтому... Переходный период в России
продолжается уже почти полвека, так что можете себе представить, какой
стадии запущенности достигла там парапсихологическая болезнь. Пример,
который у всех на виду: когда президент Луконин планировал операцию
умиротворения в Якутии, за советом он обратился не в Совет безопасности, а
к личному астрологу Капице.
На третий день пребывания Пети Рубашкина в Иерусалиме, какой-то псих
спер у него пелефон. Петя посыпал голову пеплом и заявил, что подобный
прибор в России насчитывается в количестве всего восьми экземпляров, жутко
дорогая штука, и как же он теперь будет ходить по ночным московским
улицам, не имея возможности вызвать полицию в случае нападения? Я
предложил родственнику купить в подарок другой аппарат, благо в Израиле
они не продаются разве только в общественных туалетах, но, как я понял,
украденный пелефон обладал и другими достоинствами, о которых я не должен
был даже подозревать.
Я предложил обратиться в полицию, но Петя сухо ответил, что ему еще
дорога жизнь. Возможно, он спутал израильскую полицию с московской, хотя я
не знаю, почему встреча с московской полицией опасна для жизни. Как бы то
ни было, единственным человеком, к которому Петр Рубашкин согласился
обратиться за помощью, стал экстрасенс Йосеф Крукс, номер телефона
которого мы обнаружили методом тыка в файлах Безека.
Отправились. Выслушав в моем переводе мрачный рассказ Пети, Крукс
сказал:
- Нет проблем. Сеанс - триста шекелей.
За эту сумму я мог купить Пете новый аппарат, но родственник и
слушать не хотел. Крукс усадил нас на мягком диване, сам сел перед нами на
журнальный столик, положил перед собой лист бумаги и остро отточенный
карандаш (какая кустарщина!), после чего закрыл глаза и, впав в транс,
начал быстро-быстро писать. Я подумал, что писать с закрытыми глазами
неудобно, и Крукс наверняка подглядывает. Но не в этом дело. Через минуту
экстрасенс открыл глаза и, не читая написанного, протянул бумагу Пете.
Вот, что мы прочитали:
"Иерусалимская роща, второй ряд масличных деревьев, третье растение
слева. Под выступающим из-под земли корнем."
Написано было по-русски замечательным каллиграфическим почерком.
- Знаешь, где это? - спросил меня Крукс.
- Д-да, - ответил я и не удержался: - Ты, оказывается, знаешь
русский?
- А что, написано по-русски? - спросил Крукс. - Нет, я не знаю
русского. Но это ведь и не я писал. Предок. Он знает.
Петя в предвкушении находки бросился было к выходу, но Крукс задержал
нас в холле, почему-то помахал перед моими глазами обеими ладонями и
заявил:
- Ты тоже обладаешь способностью к автоматическому письму. Только ты,
он - нет. Попробуй. Должно получиться.
И мы ушли. Свой пелефон Петя нашел на месте, указанном
предком-полиглотом. Восторг родственника был неописуем.
В тот же вечер, когда все улеглись спать, я из чистого любопытства
открыл "Спутник экстрасенса" Аркадия Шумахера и попробовал войти в контакт
с самим собой. Я ожидал всего, чего угодно, но не того, что получилось на
самом деле. Мне показалось, что я посидел с минуту, закрыв глаза, и что
руки мои лежали на коленях совершенно неподвижно. Когда мне надоело, и я
решил выйти из транса, то обнаружил, что карандаш со сломанным грифелем
валяется на полу, а на листе бумаги странными, явно не моими, каракулями
написано по-английски:
"Не нужно в воскресенье, шестнадцатого мая, выходить из дома между
девятью и десятью часами утра. Уличная пробка и авария."
До шестнадцатого оставалась неделя, а Петя Рубашкин покидал нас в
пятницу, и я забыл о предупреждении. Проводив Петра в Россию и придя себя
во время шабата, утром в воскресенье, причем именно в девять сорок, я
вышел из дома, чтобы отправиться в редакцию газеты "Время". И представьте:
именно в этот момент какая-то авиетка сверзилась с высоты десятиэтажного
дома и рухнула на проезжую часть буквально в трех метрах от моего носа.
Крики, пожар, пробка, да что рассказывать. Пилот погиб, а в редакцию я не
попал.
Вот так-то. Больше я с предком не общался - не люблю я эти штучки,
хватит с меня альтернативных и виртуальных миров.
- Ты, конечно, можешь отказаться, - сказал Бутлер. - Но тогда жизнь
Баруха Эяля окажется под угрозой.
- Да? - сказал я. - Полиция расписалась в бессилии, а виноват некий
историк?
Впрочем, спорил я вяло.
Текст, который вылез, скрипя, из-под моего пера, оказался на
непонятном языке.
- Что это? - недоуменно спросил Бутлер.
- Не знаю, - сказал я раздраженно. - Спроси у своих экспертов. Может,
это испанский. Я знаю, что кто-то из моих предков жил в Мадриде.
Это оказался португальский. Видимо, когда евреев погнали из Испании,
какой-то мой предок остался в Лиссабоне.
Текст гласил:
"Улица Бен-Иегуда, номер семь, второй этаж, налево. Звонить долго.
Если начнется тайфун - переждать. Спросить: где Сара?"
- В Израиле, - сказал Роман, связавшись со мной по стерео на
следующее утро, - сто семнадцать улиц носят славное имя Бен-Иегуды. И ни
на одной из них, я уверен, не бывает тайфунов.
Похоже было, что он не спал ночь.
- Наверное, речь об Иерусалиме или Тель-Авиве, - предположил я. -
Иначе предок дал бы какой-то намек.
- Попробуй еще, - сказал Роман, - и попроси, чтобы без намеков. Я еду
к тебе.
У меня не было желания общаться с предком наедине, и я дождался
Бутлера. Новый текст оказался французским - по-видимому, писал его уже
другой предок, когда моя семья перебралась из Лиссабона в Марсель:
"Сказано же - Бен-Иегуда, семь. Конец связи".
- Злые у тебя предки, - сказал Бутлер, - все в тебя.
И отправился разрабатывать операцию.
А я, закончив главу "Истории Израиля", учинил жене допрос и
выудил-таки у нее признание в том, что именно она рассказала комиссару о
случае с Петей и о моей странной способности общения с собственными
покойными родственниками.
- Я не думала, что он это воспримет серьезно, - оправдывалась Лея.
Каково? Собственного мужа она, видите ли, серьезно не воспринимает!
По моим расчетам, Бутлер должен был появиться не раньше следующего
вечера - знаю я расторопность нашей полиции.
Он пришел через двое суток, без звонка.
По-моему, он за все это время так и не заснул.
- Это в Кармиеле, - сказал Роман, когда я налил ему кофе в большую
поллитровую кружку. - И насчет тайфуна твой предок оказался прав.
- Сильно досталось? - поинтересовался я.
- Полицейский, попытавшийся войти в квартиру, получил в ухо при
исполнении. Его напарник едва не лишился глаза. Но они ее все-таки уняли.
- Кого - ее?
- Старуху. Это, действительно, тайфун, скажу я тебе. У твоего предка
образное мышление.
- А что Эяль?
- Нашли. Он, видишь ли, сбежал от своей Брахи, влюбившись в некую
Сару Звили, манекенщицу. Любовники отправились в Кармиель, где жила мать
Сары, а оттуда собирались сваливать за границу. Эяль понимал, что Браха не
даст развода и хотел провернуть дело в Европе - там с этим проще.
- Мой предок получит переходный вымпел или почетную грамоту? -
поинтересовался я.
- Ты сможешь передать ему наше полицейское спасибо?
- С большим удовольствием, - заявил я. - Значит, дело закрыто?
- Нет... Мы не знаем, как быть с первым письмом - о бомбе. Какое
отношение имеет будущая бомба к любовному приключению Эяля?
- Спрашивай об этом у предка господина Крукса, - предупредил я. - В
эти игры я больше не играю.
- Почему? - моментально обиделся Роман. - Ты уже показал себя, ты это
умеешь. Почему я должен общаться с каким-то Круксом, если есть ты?
- Только не сейчас, - сказал я. - Бомба - дело будущего. Есть еще
пять лет. Дай отдохнуть.
- Хорошо, - сказал Роман. - Ты прав. Время есть. Но, занимаясь своими
историческими изысканиями, Песах, не забывай смотреть в будущее.
Выдав эту банально-пошлую фразу, явное следствие бессонницы, Бутлер
удалился, засыпая на ходу.
- Послушай, - сказал я экстрасенсу на следующий день, напросившись на
сеанс, - ты своим безответственным заявлением сильно усложнил мне жизнь.
Не поняв твоего намека на бомбу, полиция обратилась за помощью по делу
Эяля ко мне.
- Нашли? - спросил Крукс.
- Это было элементарно. Но теперь они хотят, чтобы я рассказал, при
чем здесь бомба!
- А действительно, при чем здесь бомба? - задумчиво сказал Крукс и
окинул меня оценивающим взглядом. Он вообразил, наверно, что я тут же
выложу триста шекелей, чтобы узнать ответ.
Ответ я знал и без него, меня интересовало совсем другое.
- Твой предок, - начал я издалека, - тот, что из восемнадцатого
столетия, как его звали и чем он занимался?
- Звали его Мордехай Ласков, и был он раввином, - мгновенно ответил
Крукс. - Он был умный человек и знал семь языков, в том числе русский.
- А... - протянул я. - Мне почему-то казалось, что его должны были
звать Игаль Горен.
- Как? - переспросил Крукс, сделав вид, что не расслышал имени.
Отвечать я не стал, реакция Крукса меня вполне удовлетворила.
В Институт стратегических исследований Тель-Авивского университета я
приезжаю обычно один раз в месяц - на семинары по общей и альтернативной
истории. Несколько раз и сам выступал там с докладом, хорошо знаю многих
системных программистов, заправляющих бал в этом заведении. Игаль Горен -
один из самых талантливых, но, как говорится, без царя в голове. Когда-то
кто-то убедил этого молодого гения в том, что гениям дозволена любая
причуда. И потому Горен способен был доклад о предстоящей эволюции индекса
потребительских цен на 2030-2045 годы построить в виде компьютерной игры,
в которой каждый слушатель выступал в виде точки на координатной оси.
Горен воображал, что это приятное ощущение. Однажды он составил прогнозное
поле для министерства сельского хозяйства, перенеся пользователя на Марс и
заставив его посеять кубические помидоры, продукцию киббуца Ха-Поэль, на
каменистых склонах Никс Олимпика. Результат, кстати, оказался ровно таким
же, какой получился впоследствии на полях самого киббуца в Исраэльской
