результатом движения, например, такой, как винт, уже требует четырёх координат.
Впоследствии изучение световых явлений, электричества, магнетизма, а также
исследование строения атома настоятельно потребовали расширения концепции
пространства.
Результат даже чисто геометрических умозрений относительно истинности или
неистинности аксиом Евклида был двояким, с одной стороны, возникло убеждение,
что геометрия является чисто теоретической наукой, которая имеет дело
исключительно с аксиомами и является полностью завершённой; что к ней нельзя
ничего прибавить и ничего в ней изменить; что геометрия - такая наука, которую
нельзя приложить ко всем встречающимся фактам и которая оказывается верной
только при определённых условиях, зато в пределах этих условий надёжна и
незаменима. С другой стороны, возникло разочарование в геометрии Евклида,
вследствие чего появилось желание перестроить её на новой основе, создать новую
модель, расширить геометрию и превратить её в физическую науку, которую можно
было бы приложить ко всем встречающимся фактам без необходимости располагать эти
факты в искусственном порядке. Первый взгляд на геометрию Евклида был
правильным, второй - ошибочным; но можно сказать, что в науке восторжествовала
именно вторая точка зрения, и это в значительной мере замедлило её развитие. Но
к этому пункту я ещё вернусь.
Идеи Канта о категориях пространства и времени как категориях восприятия и
мышления никогда не входили в научное, т.е. физическое мышление, несмотря на
позднейшие попытки ввести их в физику. Научная физическая мысль развивалась
независимо от философии и психологии; эта мысль всегда считала, что пространство
и время обладают объективным существованием вне нас, в силу чего предполагалось
возможным выразить их взаимоотношения математически.
Однако развитие механики и других физических дисциплин привело к необходимости
признать четвёртую координату пространства в дополнение к трём фундаментальным
координатам; длине, ширине и высоте. Идея четвёртой координаты, или четвёртого
измерения пространства, постепенно становилась всё более неизбежной, хотя долгое
время она оставалась своеобразным 'табу'.
Материал для создания новых гипотез о пространстве скрывался в работах
математиков - Гаусса, Лобачевского, Заккери, Бойяи и особенно Римана, который
уже в пятидесятых годах прошлого века рассматривал вопрос о возможности
совершенно нового понимания пространства. Никаких попыток психологического
исследования проблемы пространства и времени сделано не было. Идея четвёртого
измерения долгое время оставалась как бы под сукном. Специалисты рассматривали
её как чисто математическую проблему, а неспециалисты - как проблему мистическую
и оккультную.
Но если мы сделаем краткий обзор развития научной мысли с момента появления этой
идеи в начале XIX века до сегодняшнего дня, это поможет нам понять то
направление, в котором способна развиваться данная концепция; в то же время мы
увидим, что она говорит нам (или может сказать) о фундаментальной проблеме формы
мира.
Первый и важнейший вопрос, который здесь возникает, - это вопрос об отношении
физической науки к математике. С общепринятой точки зрения считается признанным,
что математика изучает количественные взаимоотношения в том же самом мире вещей
и явлений, который изучают физические науки. Отсюда вытекают ещё два положения:
первое - что каждое математическое выражение должно иметь физический эквивалент,
хотя в данный момент он, возможно, ещё не открыт; и второе - что любое
физическое явление можно выразить математически.
На самом же деле ни одно из этих положений не имеет ни малейшего основания;
принятие их в качестве аксиом задерживает прогресс науки и мышления как раз по
тем линиям, где такой прогресс более всего необходим. Но об этом мы поговорим
позднее.
В следующем ниже обзоре физических наук мы остановимся только на физике. А в
физике особое внимание нам необходимо обратить на механику: приблизительно с
середины XVIII века механика занимала в физике господствующее положение, в силу
чего до недавнего времени считалось возможным и даже вероятным найти способ
объяснения всех физических явлений как явлений механических, т.е. явлений
движения. Некоторые учёные пошли в этом направлении ещё дальше: не довольствуясь
допущением о возможности объяснить физические явления как явления движения, они
уверяли, что такое оюъяснение уже найдено и что оно объясняет не только
физические явления, но также биологические и мыслительные процессы.
В настоящее время нередко делят физику на старую и новую; это деление, в общем,
можно принять, однако не следует понимать его слишком буквально.
Теперь я попробую сделать краткий обзор фундаментальных идей старой физики,
которые привели к необходимости построения 'новой физики', неожиданно
разрушившей старую; а затем перейду к идеям новой физики, которые приводят к
возможности построения 'новой модели вселенной', разрушающей новую физику точно
так же, как новая физика разрушила старую.
Старая физика просуществовала до открытия электрона. Но даже электрон понимался
ею как существующий в том же искусственном мире, управляемом аристотелевскими и
ньютоновскими законами, в котором она изучала видимые явления; иначе говоря,
электрон был воспринят как нечто, существующее в том же мире, где существуют
наши тела и другие соизмеримые с ними объекты. Физики не поняли, чьл электрон
принадлежит другому миру.
Старая физика базировалась на некоторых незыблемых основагиях. Время и
пространство старой физики обладали вполне определёнными свойствами. Прежде
всего, их можно было рассматривать и вычислять отдельно, т.е. как если бы
положение какой-либо вещи в пространстве никоим образом не влияло на её
положение во времени и не касалось его. Далее, для всего существующего имелось
одно пространство, в котором и происходили все явления. Время также было одним и
тем же для всего существующего в мире; оно всегда и для всего измерялось по
одной шкале. Иными словами, считалось допустимым, чтобы все движения, возвожные
во вселенной, измерялись одной мерой.
Краеугольным камнем понимания законов вселенной в целом был принцип Аристотеля,
утверждавший единство законов во вселенной.
Этот принцип в его современном понимании можно сформулировать следующим образом:
во всей вселенной и при всех возможных условиях законы природы обязаны быть
одинаковыми; иначе говоря, закон, установленный в одном месте вселенной, должен
иметь силу и в любом другом её месте. На этом основании наука при исследовании
явлений на Земле и в Солнечной системе предполагает существование одинаковых
явлений на других планетах и в других звёздных системах.
Данный принцип, приписываемый Аристотелю, на самом деле никогда не понимался им
самим в том смысле, какой он приобрёл в наше время. Вселенная Аристотеля сильно
отличалась от того, как мы представляем её сейчас. Человеческое мышление во
времена Аристотеля не было похоже на человеческое мышление нашего времени.
Многие фундаментальные принципы и отправные точки мышления, которые мы считаем
твёрдо установленными, Аристотелю ещё приходилось доказывать и устанавливать.
Аристотель стремился установить принцип единства законов, выступая против
суеверий, наивной магии, веры в чудеса и т.п. Чтобы понять 'принцип Аристотеля',
необходимо уяснить себе, что ему ещё приходилось доказывать, что если все собаки
вообще не способны говорить на человеческом языке, то и одна отдельная собака,
скажем, где-то на острове Крите, также не может говорить; или если деревья
вообще не способны самостоятельно передвигаться, то и одно отдельное дерево
также не может передвигаться - и т.д.
Всё это, разумеется, давно забыто; теперь к принципу Аристотеля сводят идею о
постоянстве всех физических понятий, таких как движение, скорость, сила, энергия
и т.п. Это значит: то, что когда-то считалось движением, всегда остаётся
движением; то, что когда-то считалось скоростью, всегда остаётся скоростью - и
может стать 'бесконечной скоростью'.
Разумный и необходимый в своём первоначальном смысле, принцип Аристотеля
представляет собой не что иное, как закон общей согласованности явлений,
относящийся к логике. Но в его современном понимании принцип Аристотеля целиком
ошибочен.
Даже для новой физики понятие бесконечной скорости, которое проистекает
исключительно из 'принципа Аристотеля', стало невозможным; необходимо отбросить
этот принцип, прежде чем заниматься построением новой модели вселенной. Позже я
вернусь к этому вопросу.
Если говорить о физике, то придётся прежде всего подвергнуть анализу само
определение этого предмета. Согласно школьным определениям, физика изучает
'материю в пространстве и явления, происходящие в этой материи'. Здесь мы сразу
же сталкиваемся с тем, что физика оперирует неопределёнными и неизвестными
величинами, которые для удобства (или из-за трудности определния) принимает за
известные, даже за понятия, не требующие определения.
В физике формально различаются: во-первых, 'первичные' величины, идея которых
считается присущей всем людям. Вот как перечисляет эти 'первичные величины' в
своём 'Курсе физики' Хвольсон:
'Протяжённость - линейная, пространственная и объёмная, т.е. длина отрезка,
площадь какой-то части поверхности и объём какой-то части пространства,
ограниченной поверхностями; протяжённость, таким образом, является мерой
величины и расстояния.
Время.
Скорость равномерного прямолинейного движения.'
Естественно, это лишь примеры, и Хвольсон не настаивает на полноте перечня. На
самом деле, такой перечень очень длинен: он включает понятия пространства,
бесконечности, материи, движения, массы и т.д. Одним словом, почти все понятия,
которыми оперирует физика, относятся к неопределённым и не подлежащим
определению. Конечно, довольно часто не удаётся избежать оперирования
неизвестными величинами. Но традиционный 'научный' метод состоит в том, чтобы не
признавать ничего неизвестного, а также считать 'величины', не поддающиеся
определению, 'первичными', идея которых присуща каждому человеку. Естественным
результатом такого подхода оказывается то, что всё огромное здание науки,
возведённое с колоссальными трудностями, стало искусственным и нереальным.
В определении физики, приведённом выше, мы встречаемся с двумя неопределёнными
понятиями: пространство и материя.
Я уже упоминал о пространстве на предыдущих страницах. Что же касается материи,
то Хвольсон пишет:
'Употребление термина 'материя' было ограничено исключительно материей, которая
способна более или менее непосредственно воздействовать на наши органы
осязания'.
Далее материя подразделяется на органическую (из которой состоят живые организмы
- животные и растения) и неорганическую.
Такой метод разделения вместо определения применяется в физике всюду, где
определение оказывается невозможным или трудным, т.е. по отношению ко всем
фундаментальным понятиям. Позднее мы часто с этим встретимся.
Различие между органической и неорганической материей обусловлено только
внешними признаками. Происхождение органической материи считается неизвестным.
Переход от неорганической материи к органической можно наблюдать в процессах
питания и роста; полагают, что такой переход имеет место только в присутствии
уже существующей органической материи и совершается благодаря её воздействию.
Тайна же первого перехода остаётся сокрытой (Хвольсон).
С другой стороны, мы видим, что органическая материя легко переходит в
неорганическую, теряя те неопределённые свойства, которые мы называем жизнью.
Было сделано немало попыток рассмотреть органическую материю как частный случай
неорганической и объяснить все явления, происходящие в органической материи
(т.е. явления жизни) как комбинацию физических явлений. Но все эти попытки, как
и попытки искусственного создания органической материи из материи
неорганической, ни к чему не привели. Тем не менее, они наложили заметный
отпечаток на обще-философское 'научное' понимание жизни, с точки зрения которого
