остаётся необъяснимой и слишком непонятной. Тем более, что в действительности
(хотя наука и не признаёт этого) жизнь клеток очень коротка, а замещение старых
клеток новыми происходит постоянно; процесс этот можно даже ускорить. В пределах
настоящей книги нет возможности доказать данное положение. Для существующих
научных методов любое наблюдение жизни индивидуальных клеток в человеческом
организме - почти непреодолимое затруднение. Если, однако, исходить из чистой
аналогии, можно предположить, что клетки мозга рождаются от чего-то, подобного
им; если одновременно считать доказанным, что клетки мозга не размножаются,
тогда придётся допустить, что они развиваются, эволюционируют из каких-то других
клеток.
Возможность регенерации, эволюции и трансформации клеток одного рода в клетки
другого рода определённо установлена, ибо, в конце концов, все клетки организма
развиваются из одной родительской клетки. Единственным остаётся вопрос: из
клеток какого рода могут эволюционировать клетки мозга. Наука не в силах дать на
него ответ.
Можно только сказать, что если клетки определённого вида регенерируют в клетки
мозга, они исчезают на предыдущем плане, оставляют мир своего вида, умирают на
одном плане и рождаются на другом, подобно тому как личинка бабочки, превращаясь
в гусеницу, умирает как личинка, перестаёт быть личинкой; а куколка, становясь
бабочкой, умирает как куколка, перестаёт быть куколкой, т.е. оставляет мир
своего рода и переходит на другой план бытия.
Подобным же образом будущие мозговые клетки, переходя на иной план бытия,
перестают быть тем, чем были раньше, умирают на одном плане бытия и начинают
жить на новом. И оказавшись на этом новом плане, они остаются невидимыми,
неизвестными, управляя при этом жизнью других клеток - или в их собственных
интересах, или в интересах всего организма в целом. Часть их деятельности
состоит в том, чтобы в более развитых тканях организма находить клетки, которые
способны эволюционировать в мозговые, ибо клетки мозга сами по себе размножаться
не могут.
Таким образом, во взаимоотношениях мозговых клеток с другими клетками тела мы
обнаруживаем аналогию с отношениями внутреннего круга человечества к его
внешнему кругу.
Прежде чем идти дальше, необходимо установить точный смысл понятий, с которыми
мы часто будем встречаться в дальнейшем.
Первое из них - 'эволюция'.
Идея эволюции занимает в западной мысли главенствующее место. Сомнение в
эволюции долгое время считалось явным признаком ретроградности. Эволюция стала
своего рода универсальным ключом, который отпирает все замки.
Это всеобщее приятие весьма гипотетической идеи само по себе возбуждает
сомнение. Идея эволюции сравнительно нова. Дарвин считал 'естественный отбор'
доказательством эволюции в биологическом смысле. Но популяризация идеи эволюции
в широком смысле принадлежит преимущественно Герберту Спенсеру, который первым
стал объяснять космические, биологические, психологические, моральные и
социальные процессы с точки зрения одного принципа. Однако отдельные попытки
рассматривать мировой процесс как результат механической эволюции встречались
задолго до Спенсера. С одной стороны, космогонические теории, с другой,
биологические науки создали современную концепцию эволюции, которую применяют
ныне буквально ко всему, начиная с социальных форм и кончая знаками препинания;
всё объясняют на основании заранее принятого принципа: 'всё развивается'. Для
подтверждения этого принципа подбирают 'факты'; а всё, что не соответствует
принципу эволюции, отвергают.
В словарях слово 'эволюция' определяется как 'прогрессивное развитие в
определённом направлении', упарвляемое некоторыми точными, но неизвестными
законами.
Чтобы понять эту идею, необходимо заметить, что в понятии эволюции важно не
только то, что в него включено, но и то, что исключается. Идея эволюции прежде
всего исключает понятие некого 'плана' и руководящего разума. Эволюция - это
независимый и механический процесс. Далее, эволюция исключает 'случайность',
т.е. вмешательство в механические процессы новых факторов, которые непрерывно
меняют направление этих процессов. Согласно идее эволюции, всё всегда движется в
одном и том же направлении. Одна 'случайность' точно соответствует другой. Кроме
того, у слова 'эволюция' нет антитезиса, хотя, например, распад и дегенерацию
нельзя назвать эволюцией.
Догматизм, связанный со словом 'эволюция', - наиболее характерная черта этого
понятия. Но этот догматизм не имеет под собой никакого основания. Наоборот, не
существует более искусственной и зыбкой идеи, чем идея всеобщей эволюции,
эволюции всего существующего.
Вот научные основы эволюции: во-первых, теория происхождения миров из
туманностей со всеми её дополнениями и изменениями (в действительности, эта
теория ничего не меняет в первоначальном искажённом понятии механического
процесса конструкции); во-вторых, дарвиновская теория происхождения видов также
со всеми последующими дополнениями и изменениями.
Но 'теория туманностей', какие бы умы ни были с ними связаны, принадлежат к
области чисто умозрительной. Фактически, это ни что иное, как классификация
предполагаемых явлений, которая из-за непонимания и отсутствия лучших объяснений
считается теорией мирового процесса. Как теории, они ничего не имеют в качестве
основания - ни одного факта, ни одного доступного наблюдению закона.
Эволюция органических форм в смысле развития новых видов и классов в царстве
природы 'научно' обоснована целой серией фактов, которые, как полагают,
подтверждают её. Эти факты взяты из сравнительной анатомии, морфологии,
эмбриологии, палеонтологии и т.п.; однако в действительности все эти факты
искусственно подобраны для доказательства теории эволюции. Каждое десятилетие
отрицает 'факты', установленные в предыдущем десятилетии, и заменяет их новыми;
но теория остаётся незыблемой.
Уже в самом начале, при использовании идеи эволюции как биологического понятия,
было сделано смелое допущение, без которого создать какую-либо теорию было бы
вообще невозможно. А в дальнейшем, то, что в основу было положено лишь
допущение, прочно забыли. Я имею в виду знаменитое положение о 'происхождении
видов'.
Дело в том, что если строго придерживаться фактов, то эволюцию, основанную на
отборе, приспособлении и устранении, можно принять только в смысле 'сохранения
вида', ибо лишь эти факты можно наблюдать в жизни. А появление новых видов, их
формирование и переход из низших форм в высшие фактически никогда не
наблюдалось. Эволюция в смысле 'развития вида' - не более, чем гипотеза, которая
стала теорией вследствии неправильного понимания. Единственный факт здесь - это
'сохранение видов'. А вот как они появляются - мы не знаем; и не следует
обманываться на этот счёт.
В данном случае наука, шулерски передёрнув, подменила одну карту другой. А
именно: установив эволюцию разновидности, или породы, она приложила тот же закон
эволюции к видам, воспользовавшись методом аналогии. Такая аналогия совершенно
незаконна, и говоря о 'шулерском передёргивании', я ни в малейшей степени не
преувеличиваю.
Эволюция разновидности - установленный факт; но все эти разновидности остаются в
пределах данного вида и весьма неустойчивы, т.е. при изменении условий они через
несколько поколений изменяются или возвращаются к первоначальному типу. Вид -
это твёрдо установившейся тип; как я уже сказал, изменение вида никогда не
наблюдалось.
Конечно, это вовсе не значит, что всё, что называют видом, представляет собой
устойчивый тип. Вид таков лишь по сравнению с разновидностью, или породой;
последняя является типом, изменяющимся буквально у нас на глазах.
Из-за огромной разницы между разновидностями и видами прилагать к видам то, что
установлено по отношению к разновидностям, будет, по меньшей мере, 'сознательной
ошибкой'. Масштаб этой сознательной ошибки и почти поголовное приятие её в
качестве истины ни в коем случае не обязывают нас принимать её или предполагать
за ней какие-то скрытые возможности.
Кроме того, данные палеонтологии далеки от подтверждения идеи регулярного
изменения видов; напротив, они опрокидывают идею вида как чего-то определённого
и устанавливают факт скачков, замедлений, попятных движений, внезапного
появления совершенно новых форм и т.п., которые с точки зрения упорядоченной
эволюции объяснению не поддаются. Точно так же и данные сравнительной анатомии,
на которые склонны ссылаться 'эволюционисты', обращаются против них же самих'
например, оказалось, что совершенно невозможно установить эволюцию отдельных
органов, таких как глаз, органы обоняния и т.п.
К этому следует добавить, что само понятие эволюции в чисто научном смысле
претерпело значительные изменения. Существует большая разница между популярным
значением этого слова в наукообразных 'очерках' и 'общих обзорах' и его подлинно
научным смыслом.
Наука пока не отрицает эволюцию, но уже признаёт, что само слово выбрано
неудачно. Предпринимаются попытки найти другое слово, которое выражало бы менее
искусственную идею и включало бы в себя не только процесс 'интеграции', но и
процесс распада.
Последнее положение станет ясным, если мы поймём обстоятельство, на которое
указывали выше, а именно: что у слова 'эволюция' нет антитезиса. Это с особой
отчётливостью обнаруживается в случае применения принципа, выраженного в слове
'эволюция', к описанию общественных или политических явлений, где результаты
дегенерации или разложения постоянно принимают за эволюцию, а эволюцию (которая
уже в силу смысла этого слова не может зависеть от чьей-либо воли) постоянно
смешивают с результатами преднамеренных действий, которые также считаются
возможными. Фактически, появление новых социальных или политических форм не
зависит ни от чьей-либо воли, ни от эволюции; чаще всего они представляют собой
неудачные, неполные и противоречивые осуществления (пожалуй, лучше назвать их
'неосуществлениями') теоретических программ, за которыми скрываются личные
интересы.
Смешение идей, относящихся к эволюции, в значительной мере зависит от понимания
того (а человеческий ум сделать совершенно слепым невозможно), что в жизни
существует не один единственный процесс, а множество разных процессов,
перемежающихся, внедряющихся и привносящих друг друга новые факты.
Очень грубо эти процессы можно разделить на две категории: процессы творческие и
процессы разрушительные. Оба вида процессов одинаково важны, ибо без наличия
деструктивных процессов не было бы процессов творческих. Разрушительные процессы
дают материал для творчества; все творческие процессы рано или поздно переходят
в деструктивные; но это вовсе не означает, что творческие и деструктивные
процессы, взятые вместе, составляют то, что можно назвать эволюцией.
Западная мысль, создавая теорию эволюции, проглядела деструктивные процессы.
Причина этого - в искусственно суженном поле зрения, характерном для последних
столетий европейской культуры, вследствие чего теории строятся на недостаточном
количестве фактов, и ни один из наблюдаемых процессов не рассматривается во всей
своей целостности. Наблюдая лишь часть процесса, люди утверждают, что этот
процесс состоит из прогрессивных элементов и представляет собой эволюцию.
Любопытно, что противоположный процесс, происходящий в широких масштабах, люди
нашего времени не в состоянии себе даже представить. Разрушение, вырождение или
разложение, которое проявляется в крупном масштабе, неизбежно покажется им
прогрессивным изменением, или эволюцией.
Несмотря на всё сказанное, термин 'эволюция' может оказаться весьма полезным;
его приложение к существующим фактам помогает уяснить их содержание и внутреннюю
зависимость от других фактов.
Например, развитие всех клеток организма из одной родительской клетки можно
назвать эволюцией родительской клетки. Непрерывное развитие клеток высших тканей
из клеток низших тканей можно назвать эволюцией клеток.
Строго говоря, все преобразующие процессы правомерно назвать эволюционными.
