нарушить равновесия.
Когда запас стеблей становился угрожающе тяжелым, Мериптах направлял
лодку к островку, где была их походная мастерская. Они освобождались от
груза и возвращались в заросли.
...На северо-западе виднелась ярко освещенная солнцем каменная гряда
холмов. Тысячи людей вырезали там в каменоломнях гигантские плиты,
вставляли в пропилы деревянные клинья и поливали водой. Дерево разбухало и
с треском отрывало известняковые блоки от массива.
Одни грузчики волокли эти заготовки - весом в десятки тонн - на
каменных катках к баржам, чтобы речники доставили их к строительной
площадке пирамиды, а другие вновь тащили их по твердой, но увлажненной
дороге, с криками и стонами, в облаке пыли и песка. Камнерезы вновь должны
были распилить камень на куски, обтесать и отшлифовать, а рабочие по
насыпям поднять их в небо и с точностью до волоска уложить в
предназначенные места усыпальницы очередного фараона, пока еще нежащегося
в прохладной тени дворцового сада.
И так день за днем, столетие за столетием...
После трехчасового отдыха в самую жаркую пору Мериптах и Туанес снова
принялись за работу.
Особенно ловко работала Туанес. Усевшись на маленькую скамейку, она
захватывала пальцами левой ноги нижнюю часть стебля, держа левой рукой его
верхний конец, в правую брала острый камень и разрезала стебель вдоль.
Нарезав нужное количество стеблей, Туанес разворачивала их в длинные
ленты и осторожно как бы раздавливала их между двух гладких и ровных
камней. Потом склеивала из этих лент полосы.
Полоса для письма состояла их двух слоев. Для гибкости и прочности в
наружном слое волокна стеблей располагались сверху вниз, а во внутреннем -
горизонтально, то есть слева направо. Куски полос шириной менее локтя в
свою очередь склеивались крахмалом из кусков до необходимой длины.
Изготовленные таким образом полосы подвергались длительной сушке в тени.
Окончив работу, Туанес пошла под навес, где на шестах висели уже
готовые полосы, и с удовлетворнием осмотрела их.
- Смотри, Мериптах, смотри, как я научилась... Особенно вот этот
папирус...
- Вижу руку умеющего, Туанес. На такой белой, гладкой полосе жаль
писать обыденное.
- Пусть она будет моей, Мериптах. Когда-нибудь ты напишешь на ней
что-нибудь особенное. Для меня!
- Хорошо, Туанес, я сейчас помечу ее. Спрячу в глиняный футляр...
НОЧЬ ВТОРАЯ,
полная беспокойств...
1
Если от Белых Стен пойти на северо-запад, то за чертой города, совсем
недалеко, встретится поселок, где живут скульпторы, мастера по камню,
надзиратели гробниц, а также вскрыватели трупов, бальзамировщики - одним
словом, все те, кто обслуживает Город мертвых - некрополь столичной знати,
растянувшийся до самой Великой пирамиды.
На западной окраине поселка стоит дом, ничем не примечательный:
глинобитный, одноэтажный, с несколькими комнатами и скромным бассейном во
дворе.
Здесь живут Нефр-ка, его сын Кар и маленький черный человечек пигмей
Акка, вызывающий острое любопытство соседей. Акка - слуга в доме, помощник
Кара во время представлений и просто друг, полноправный член этой
небольшой мужской семьи.
Во дворе - от входа направо - зверинец. Там живут мыши, гуси, петух,
лиса, змеи и молодой лев Ара. Тут же и стойло ослика.
У Акка две непременные обязанности: ухаживать за животными и
тщательно выбривать на своем лице скудную растительность - бороду в Кемте
носит фараон, а усы - лишь некоторые из вельмож. Не имеет смысла услаждать
доносчиков и раздражать сильных мира сего...
Возбужденный недобрым предчувствием, Кар распахнул калитку и, не
глядя на своих четвероногих, крылатых и безногих друзей, шумно
приветствующих его, вбежал в дом.
Сперва ему пришлось пройти по глухому коридору с окнами под потолком,
затем по следующему коридору свернуть влево, до угла, еще раз влево, и
только тогда он попал во внутренний дворик, куда выходили окна и двери
жилых комнат.
У одной из них на толстой циновке крепко спал Акка. Увидев его
небритое лицо (значит, что-то помешало ему!), Кар, слабея от волнения,
присел рядом и пальцами коснулся маленького черного, вздрагивающего во сне
плеча.
Акка мгновенно открыл глаза, подскочил и пал ниц, уткнувшись лицом в
прохладный, вымазанный глиной пол.
- Встань!
Акка присел. Его широко открытые черные глаза с желтыми белками
выражали испуг.
- Говори...
- Я не виноват, Кар. Не виноват я!
- Говори.
Хозяин ушел ночью. Сказал: Акка, будь только дома. Пропал он...
- Что еще говорил он?
- Злой человек ходит у гробниц... Я выслежу его, сказал он.
- Зверей кормил?
- Да, Кар.
- Возьми еду, воду. Скорее. Еще - веревку...
Несколько минут спустя они покинули двор и направились в сторону
гробниц. На их счастье, солнце стояло в зените, почти не давая теней, а
улицы поселка были еще пустынны.
Нарисовав на обжигающем песке круг, Кар сказал:
- Ищи этот знак.
- Да, Кар, я ищу этот знак...
...К вечеру они стояли у стены заброшенной безвестной гробницы, и
Акка обнаружил камень, неумело или наспех прикрывавший вход.
Добыли огня и осторожно пошли, освещая путь фитилями - Акка впереди.
Кар поминутно оглядывался: не выследил ли их кто.
- Нож... хозяина! - в ужасе воскликнул Акка.
Спина у Кара стала мокрой и холодной, как у лягушки: Акка не ошибся.
На рукоятке вырезана антилопа и дикая утка - Кар с детства знал этот
рисунок, когда-то при нем сделанный отцом. Нож лежал на углу просторного
хода, ведущего вправо. Куда идти? Внимательно, уговаривая себя не
торопиться, Кар осмотрел следы на густом слое пыли и понял, что здесь
происходило...
2
Нефр-ка пробыл в подземелье без малого двое суток.
- Спасибо, сын... - прошептал он, щурясь от света. - Ты спас меня...
- Хорошо сделал, отец, что рисовал знаки. Кто он?
- Не знаю. Было темно. Мы молчали оба. Молодой. Сильный. Тяжелый,
думаю я.
- Пей еще, отец. Ешь...
- Как дома, Акка?
- Все ладно, хозяин. Соседка спрашивала - я сказал: по делам
хозяин...
- Верно, Акка. Умение правильно говорить - от богов!
- Пойдем домой, отец. Потом мы вернемся...
- Зачем потом, Кар? В яме воздух плохой - ослаб я. Полежу, а вы
посмотрите сейчас.
- Хорошо, отец. Только опасайся змей. Вот тебе огонь, - и Кар пошел
исследовать подземелье.
Гробница была построена по старинному плану: без разветвленных ходов,
как в нынешних пирамидах.
В нее вел низкий ход. Кар и Акка шли с удвоенной осторожностью, чтобы
не угодить в новую ловушку, но все обошлось. Комната большая - целый зал.
Если в ней жить - хватило бы на несколько семей. Если же похоронить... Но
в ней никто не похоронен! Нет саркофага, ритуальных рисунков и надписей,
остатков приношений и главное - мумии.
Очевидно, что-то случилось с заказчиком гробницы: может пропал без
вести на охоте... Кто знает? Боги и те подвержены случайностям.
Это известие позже укрепило дух набожного Нефр-ка. Значит, он не
совершил святотатства, войдя сюда и участвуя в драке? Но тогда и грабитель
- не совсем грабитель?! Впрочем, точнее сказать, не осквернитель...
В самом зале Кар и Акка увидели каменные сосуды, украшения, но
главное - скульптуры. Десятки! Одни - готовые, другие - только начаты.
В дальнем углу на каменном столе стоял алебастровый Апис, высотой
около двух локтей, отполированный воистину божественной рукой! Круглый
диск луны покоился на его рогах, на шее - ожерелье, на спине - нарядная
попона. Каждый мускул - точно живой.
Акка забрался в самый угол, чтобы взглянуть на чудо с другой стороны,
и в пламени его фитиля диск на рогах стал почти прозрачным и
розовато-золотистым.
- О Мериптах, - прошептал восхищенный Кар. - Если б ты видел... Но
что это?..
На полу блеснула полированная поверхность. Кар присел и, осторожно
разгребая песок руками, извлек тяжелую черную диоритовую фигурку льва... с
головой человека!
Лев как бы приготовился к прыжку, а его человеческое лицо выражало
гнев воина, нападающего на врага. В ладонь шириной, две ладони в длину и
полторы ладони высотой.
- Вот достойный подарок Мериптаху! - решил Кар и тотчас подумал:
"Надо предупредить его, чтобы он пока никому не говорил об этой находке:
грабитель еще неизвестен..."
- Что здесь, Кар?
- Кладовая древних скульпторов, Акка.
В потолке видны квадраты окон, заложенные каменными плитами, возможно
после смерти главного художника. А имя его стерли в надписях завистники.
Так подумал Кар, и, надо полагать, догадка его не лишена смысла.
Точно знает лишь богиня истины Маат, но она неразговорчива...
3
...Они подплывали к столице в сиреневый предвечерний час. На северной
набережной, где против храма устроен канал и прямоугольный залив, толпится
народ. Издали будто муравьи облепили тело мертвой змеи. Сотни плакальщиц
вопили на все голоса. Бритоголовые жрецы тянули заунывную молитвенную
песню.
- Что это? - встревожилась Туанес.
Мериптах пожал плечами и повернул к берегу. Здесь течение спокойнее и
преодолевать его легче. Но теперь высокий берег время от времени скрывал
от них непонятное и беспокойное зрелище.
- Неужели?.. - сказала Туанес и прикрыла рот рукой, чтобы
неосторожное слово не вырвалось на волю.
Мериптах понял ее: может быть, умер царь? И опять молча пожал
плечами. Добравшись до острого выступа скалы, Мериптах убрал парус и
взялся за весла. Шагах в семидесяти от места события ему удалось привязать
лодку, и теперь они с Туанес могли видеть все сквозь щель в камнях, сами
оставаясь точно в засаде.
В заливчике напротив храма стоял по колена в воде священный бык Апис.
Рослый, играющий мускулами, бритоголовый Хену был на берегу. Вот он
сбросил с левого плеча булую накидку, омыл руки и лицо свежей водой из
кувшина. Взял веревку и подошел к быку.
Животное спокойно смотрело на него старческими подслеповатыми
глазами. Не чуя беды, доверчиво обнюхивало своего палача.
Не торопясь, стараясь придать каждому жесту торжественность, Хену
завязал прочный узел у основания правого рога. Протянул веревку к правой
задней ноге и сделал там петлю. Вновь выпрямился и перекинулс веревку
через левое плечо быка, где ее подхватили трое дюжих помощников.
Веревка стеснила свободную позу, и теперь голова Аписа слегка
отклонилась назад. Отдохнув, Хену стал говорить что-то ласковое, и
животное, все еще повинуясь, сделало два неуверенных шага к середине реки,
медленно погружаясь в воду.
И вот тут Апис - если не понял, не поверил в вероломство людей, то
инстинктивно - рванулся к суше. По знаку Хену веревка натянулась - бык
потерял равновесие. Он снова рванулся, но могучий Хену крепко ухватил его
за рога и стал топить.
Теперь Апис догадался, в чем дело... В его взгляде немой ужас. Он
хотел жить, только жить. Он рванулся - уже в последний раз, - тягостное
предсмертное мычание пронеслось над равнодушной водой, захлебнулось ею, а
рев фанатичной толпы как бы смял этот крик протеста и мольбы.
Мериптах обнял плачущую Туанес и нежно прижал к себе. Он молчал и
сейчас, пораженный увиденным.
А в нескольких шагах от них, за высоким кустарником, рыдал в траве
седовласый Инхеб. Он слышал крик Аписа, словно обращенный к нему. Мольбу о
