П.Г.АМАТУНИ
ЕСЛИ Б ЗАГОВОРИЛ СФИНКС...
НОЧЬ ПЕРВАЯ,
или рассказ о событиях разрозненных и, как бусинки
порванного ожерелья, закатившиеся у разные углы...
1
Земля в потемках - подобна усопшему. Ночью она - что завязанные
глаза. Что труп с заткнутыми ноздрями. Глаз не видит глаза! И змея жалит.
И лев покидает свое логово. Молчит земля.
Вот почему ночь хороша, когда человек дома, а его дыхание сливается с
дыханием семьи. Под открытым небом в такую пору - человек без головы...
Так думал Нефр-ка, третий смотритель ступенчатой пирамиды
Неджерихета, притаившись у одной из гробниц, окружавших усыпальницу царя.
Он с уважением поглядывал на пирамиду и старался не шуметь, чтобы не
беспокоить дух Неджерихета - да и его друзей, привыкших к покою за многие
десятилетия.
Нефр-ка знал, что до вступления на трон фараон был человеком. Зато
после магического обряда коронования он превращался в бога.
А любое божество состоит из Силы и, как бы это сказать, Тела, что
ли... Оболочки. Эта его плоть творила волю Силы. Без божественных тел в
мире царил бы хаос.
Потому-то плоть божества условно называют рабом - хем. То есть рабом
Силы. И обращаясь к фараону, говорят "Хем-ек", а говоря о нем, вельможи
называют его "Хем-еф".
А после смерти все фараоны, отдыхая телесно, продолжают - через свои
незримые лучистые сущности - наблюдать за подопечными и их потомками и
даже могут, при необходимости, вмешаться в их дела.
Поэтому здесь, в Городе мертвых, да еще ночью, лучше не терять к ним
уважения.
При воспоминании о душах усопших в груди Нефр-ка стало холодно, будто
в ней открылось окошко. Поймут ли они, почему он здесь в этот час?
В смелости он уступал своему отцу Джеди, кто происходил из города
Джед-Снофру и дожил до совершеннейшей старости - ста десяти лет. Тот был
фокусником и чародеем, забавлявшим даже самого Хуфу, кто ныне покоится в
Великой пирамиде, севернее этих мест.
Да, отец не зря слыл жизнелюбом. Говорят, однажды на царском пиру он
съел половину быка и запил ста кружками пива! О другом такое и не
придумают...
А вот Нефр-ка не пошел в него. Он - обычный богобоязненный человек,
чтит предков, поклоняется Хефрэ и его небесным родственникам.
От отца он унаследовал лишь охотничью страсть читать следы и как-то
необъяснимо чуять притаившегося неподалеку зверя - это он умел.
Но здесь, ночью...
Видно, не зря знающие говорили ему, что все пространство вокруг
заполнено всевозможными мыслями и чувствами и если, например, страх
проникнет в твое сердце - средоточие ума, то по этой невидимой тропинке
туда устремятся из окружающего воздуха его "друзья": родственное всегда
идет к родственному.
И человеку тогда может стать невыносимо жутко!
А чтобы восстановить внутреннюю упругость и стойкость, надобно
подумать о другом. Тогда иные, более приятные мысли и чувства заполнят
твою грудь и вытеснят страхи.
Чтобы достичь этой цели, Нефр-ка стал думать о своем сыне Каре. Сыну
исполнилось двадцать семь лет, и он рос копией деда. Так же как и тот,
стал фокусником и приобрел немалую известность. Пожалуй, он превзошел
Джеди. Умеет дрессировать животных, творит чудеса на глазах и всех и даже
отцу не раскрывает секретов своих проделок.
Что же касается охоты - не уступает никому... кроме царя, разумеется.
Нефр-ка вспомнил, как они придумали охотничью игру: один уходил в
пустыню или в заросли дельты и рисовал по пути определенные знаки. Немного
спустя второй тоже пускался в путь и по этим знакам отыскивал его.
Нефр-ка на всякий случай начертил возле себя на земле круг - свой
опознавательный знак - и принялся размышлять о цели своей засады.
Разумеется, не покойники тревожили его. Накануне он увидел здесь
свежие следы человека, ведущие на запад и обратно, но обрывающиеся на
камнях, и Нефр-ка вспомнил рассказы о грабителях усыпальниц.
Если его предположение верно - дело может принять рискованный оборот,
и предусмотрительность не помешает.
Чу!
Обостренный слух уловил чьи-то шаги, и каждая мышца Нефр-ка
напряглась. Луна светила ярко, но густая тень, отбрасываемая стенами
гробниц, служила хорошим укрытием.
Нефр-ка шепотом попросил богов воодушевить его и, зорко всматриваясь,
потер мочку уха, чтобы оно не уставало и не обманывало.
И тут же увидел рослого незнакомца в темном переднике, с мешком на
плече. Черты его лица издали, к тому же измененные лунным светом, казались
странными и даже уродливыми.
Нефр-ка унял свое волнение, чтобы душа незнакомца не почуяла его
душу, и неслышно двинулся за ним...
"Ведь сегодня день Сета, - вдруг вспомнил Нефр-ка, - черный день, не
предвещающий ничего приятного".
Он стал еще осторожнее, но продолжал преследование, оставляя условные
знаки по пути. Незнакомец шел к ступенчатой пирамиде. Не доходя до высокой
и длинной стены, окружавшей ее, взял правее и направился к усыпальнице
какого-то вельможи, давным-давно засыпанной песком.
Имя похороненного нигде не сохранилось, и усыпальница считалась
заброшенной.
"Но зачем?! И кто он?.. Как поведут себя духи знатных предков? А
боги: вмешаются или нет?"
Обогнув угол усыпальницы, грабитель - иначе его не назовешь! -
огляделся (Нефр-ка вовремя как бы превратился в камень) и принялся
молиться.
Издалека едва доносилось его бормотание, и Нефр-ка снова обратил свои
помыслы к небу.
- О великие дети Рэ-Атума - Шу и Тефнут, - шептал он, - родители Геба
и Нут, помогите мне! Только служение вам и верность тем, чьи тела покоятся
здесь, привели меня сюда... Укрепите мою силу и ловкость!..
Он тщательно подбирал слова. Ведь обращение к богам - по существу, та
же жертва или приношение.
Молитвой и заклинанием человек может сделать многое, если точно
знает, кого из богов, когда и как надо умиротворить. Лишь бы не упустить
нужного слова!
А вот грабитель заведомо решился на святотатство и находился в худшем
положении: зло - плохой советчик...
Помолившись, оба несколько успокоились надеждой на помощь свыше и
могли теперь не отвлекаться.
Незнакомец, пыхтя, отваливал плоский камень, стоявший на ребре, и
Нефр-ка даже издали увидел за ним зловещий овал входа в гробницу!
Это более чем странно. Входы всех гробниц страны Кемт на века
заваливались камнями и маскировались. Значит, этот либо устроен заново,
либо найден людьми. Именно - людьми, потому что духи обходились и так:
стены им не помеха...
Проникнув в отверстие, грабитель долго добывал огонь, зажег фитиль, и
пятно света в стене усыпальницы с неровными краями стало колебаться и
тускнеть.
Нефр-ка смело пробежал расстояние, отделявшее его от гробницы, и
протиснулся в устье входа. Истина и боги на его стороне!
Торопливо оставляя для Кара условные знаки, он почти добежал до угла
и свернул влево, где совсем близко виднелся качающийся, словно маятник,
силуэт незнакомца. Низкий потолок вынуждал обоих идти согнувшись, к тому
же дым и пламя светильника мешали грабителю, который то и дело
отворачивался и сердито сплевывал на гладкие камни пола.
Нефр-ка извлек из-за пояса нож, как вдруг приметил другой ход,
справа, более удобный и высокий. Пораженный тем, что грабитель не
воспользовался им, Нефр-ка задержался, но задел лезвием ножа за выступ и
выронил свое единственное оружие. Оно звякнуло...
Грабитель бросил огонь и рыгнул в сторону преследователя. Нефр-ка
инстинктивно развел руки, но ступни его стояли близко одна от другой, и он
потерял устойчивость.
Они покатились по земле, кусая и царапая друг друга, рыча от гнева и
боли, но не произнося ни слова, чтобы не всколыхнуть мир духов, населяющих
гробницу.
Смотритель начал уставать первым: он чувствовал твердость мышц и
молодую свежесть кожи противника. Ноги его, на беду, свело судорогой, и
Нефр-ка на секунду обмяк. Этим воспользовался грабитель, который успел
заломить ему правую руку за спину и так нажал подбородком на плечо, что
судорога охватила все тело, и Нефр-ка лишь смутно почувствовал, как его
волокли по земле, затем камень под ним как бы повернулся на оси, и он
провалился в бездну.
Яма, поглотившая смотрителя, оказалась неглубокой, но неожиданность
падения, нервное напряжение и удар о ее дно лишили его сознания...
2
Дворец Хефрэ находился южнее столицы, за двойными стенами. Восточная
наружная зубчатая стена имела два входа, указывая, что здесь живет хозяин
Верхней и Нижней страны.
От каждого из главных входов вели аллеи, оканчивающиеся у площади
перед дворцом - большим одноэтажным зданием из дерева и кирпича,
расположенным в северо-восточном углу обширного двора.
Колонны перед фасадом дворца поддерживали высокий - на уровне крыши -
помост, защищенный от солнца тентом. Здесь в часы приемов восседали на
троне царь и царица и взирали на своих подданных, распростертых на земле.
Во дворце - трапезная, кухня, комнаты для особо торжественных приемов
и для отдыха, ванная и спальни. Плоская крыша с ажурными перилами служила
террасой, устланной коврами и защищенной от солнца тентом на деревянных
резных шестах. Этим уголком безраздельно пользовался сам Хефрэ.
Отсюда ему был виден "деловой двор", расположенный за южной дворцовой
стеной: там склады, канцелярии, место для экзекуций, жилище стражи и
всякого рода мастерские.
У главных входов - набережная и широкая лента Хапи, несущей свои воды
на север. На западе - редкие силуэты гробниц царей и вельмож...
...Ночь. Шустрый ветерок примчал прохладу с моря и резвился в пламени
множества светильников. Тишину и покой дворца не нарушали, а скорее
приятно разнообразили хор лягушек на реке и прерывистое пение цикад.
Хефрэ любил одиночество в такие часы на крыше своего дворца. Он и
сейчас лежал один на высоком ложе из черного дерева, устланном мягкой
шкурой пантеры. Ложе опиралось на ножки, вырезанные в виде львиных лап;
изголовье, сделанное из слоновой кости, имело форму полумесяца.
Рядом, на круглом столике, - тонкостенный кувшин, выточенный из
цельного камня, наполненный пивом, и два бокала.
- Сенеб! - раздался веселый голос, и перед царем появился высокий,
тонкий в поясе, но широкий в плечах Мериб, младший брат и любимец Хефрэ,
меджех нисут, то есть начальник всех работ царя, зодчий, спроектировавший
погребальные сооружения владыке Кемта.
- Сенеб! - улыбаясь ответил Хефрэ на приветствие и, не торопясь, на
одних руках, поднялся, повернул свое холеной, но уже полнеющее тело и
опустил ноги на пол.
- О Хем-ек, видел я сейчас, какое тело у льва! - засмеялся Мериб.
- Никогда не увидишь ты его хрупким, словно кость... - хвастливо
заметил Хефрэ. - Самим Рэ послан я, послан Кемту!
- Ты истинный Хор...
- Я сын самого Рэ, - отчетливо произнес Хефрэ, останавливая его
движением руки и с любовью всматриваясь в узкое лицо брата, с тонкими,
изнеженными чертами и миндалевидными черными глазами.
В свою очередь и Мериб внимательно следил за старшим братом:
широкоскулое лицо с крупным носом, четкими надбровными дугами и волевым
подбородком казалось надменным, а карие глаза сорокалетнего царя смотрели
озорно и чуть смешливо.
Мериб привык к своему особому положению в царской семье. Ему
позволялось многое, и все же он не забывал, кто его брат, и понимал, что
может проявлять в его присутствии "вольность" лишь настолько, насколько
