алтаре из светящегося камня появился высокий, широкоплечий юноша, с красивым
узким лицом, длинноухий, черноглазый, темноволосый.
Каждый мускул его гибкого бронзового тела играл тенями при движении.
Узкие бедра обтянуты звериной шкурой. Он стоял, подняв голову, улыбался
бушующему небу и пел чудесным чистым тенором о красоте бури...
- Кто ты? - дрожа, спросил старейший из жрецов, когда последние звуки
песни смешались со свистом урагана и все вдруг стихло.
- Амир, - ответил юноша (по-гаянски, Бессмертие).
- В тебе воплотились горести и радости, собранные нами из поколения в
поколение, - печально сказал другой жрец. - Книги наши исчезли Как же нам
теперь быть, чтобы найти истину?
- Не огорчайтесь, - весело сказал Амир, сходя с алтаря. - Я помогу вам:
буду расспрашивать людей о их жизни. Скажите лишь, что удалось сделать вам?
- Пока ничего, - вздохнул старейший. - Чтобы познать истину, нужна долгая
жизнь, такая, чтобы все небо покрылось звездами густо-густо. Говорят, что
полностью истина откроется людям, когда звезды займут все небо и на Гаяне
исчезнет ночь...
- Хорошо, - сказал Амир, - помогу вам сколько сумею.
Так начались странствия Амира. Одна за другой зажигались звезды над ним,
все ярче освещая путь по ночам, а юноша бродил от очага к очагу, от шалаша к
шалашу, деля со всеми пищу и кров, беседуя с молодыми и старыми.
И никто не знал, в чем истина, смысл явлений, надежда грядущего.
Как-то он случайно забрел в поселение, где был, как ему казалось, не
очень давно. Огляделся-на месте покосившихся хижин крепкие дома из камня.
Люди стали лучше одеваться и есть,
Расспросил Амир про знакомых и услышал, что они все состарились и умерли.
Задумался Амир, подошел к пруду, посмотрел на себя и увидел, что сам он
почему-то нисколько не стареет, только набирается сил и житейского опыта.
"Если мне так повезло, видно, мне и суждено найти истину",-решил Амир и
разыскал жилище старейшего.
- Что такое истина? - задумался мудрец. - Некоторые утверждают: любовь...
Поднял Амир левую руку с открытой, как душа, ладонью и снова двинулся в
путь. До сих пор он почти не замечал девушек. Зато теперь точно решил
наверстать упущенное - сегодня с одной, завтра с другой, послезавтра с
третьей. Нельзя лениться, вкушая плоды познания!
А звезд все прибавлялось в гаянском небе...
- Странное дело, - сказал он себе на одиноком привале в горах. - Уже
сколько девушек побывало в моих объятиях, а истину я так и не познал! Да и
средство это, указанное мудрецом, больно скучное. Почему-то в каждой новой
для меня девушке я нахожу не то, что отличает ее от других, а нечто такое,
что роднит их всех. Разве это и есть истина?
Отдохнул и опять пошел Амир по планете-звезда за звездой. Пока в поле не
встретил девушку - золотоглазую, стройную, ловкую: один ее вид остановил
юношу.
Долго смотрел Амир на нее и подумал: именно в ней соединились все
достоинства, что изредка находил он у других по частицам. И девушка
показалась ему необыкновенной.
Глянула она на веселого путника и сперва подивилась, в другой раз
глянула-не отвернуть головы, в третий раз-навсегда.
... Много звезд зажгли они в небе вдвоем! Только в подруге своей и
находил Амир счастье, в ней видел истину. И всегда сегодня она была для него
лучшей, чем вчера.
- Истина-это любовь!-стал убеждать он сопланетников. - Правду мне сказал
мудрец, и не ищите иного...
Состарилась жена Амира и угасла на его сильных коленях. Чуть с ума не
сошел Вечный Юноша. Нечем измерить его горе. И сомнение закралось в его
сердце: разве истина умирает?
Узнали люди про беду Амира и пришли к нему. Не покидали его и когда
тусклая пленка времени слегка прикрыла его рану, точно первый ледок на тихом
пруду. Кто-нибудь да всегда находился рядом.
- Истина еще и в дружбе! - сказал Амир.
Густели звездные рои, умерли и друзья. На их смену выросли и пришли к
Амиру новые. Самые ослепительные красавицы сидели у его ног в надежде
заслужить его благосклонность, но юноша не замечал их- он был однолюбом, и
собственное бессмертие так и не давало ему полного счастья...
Много людей стало на планете, больше появилось неутоленных желаний,
труднее стало жить. Видит Амир, что природа сама не даст больше того, что
давала до сих пор, - необходимо проникнуть в ее тайны и отвоевывать у нее
каждый сытый желудок, каждый сильный мускул, каждую улыбку.
Созвал он мудрецов, и сообща задумались они: как устроен мир? Для чего он
создан? Тысячи вопросов вставали перед ними. Так родилась наука, появилась
техника. Проложили шоссейные дороги, построили заводы и машины, заменяя их
силой руки людей. Стало жить легче и приятнее.
- Истина еще в знаниях и в труде!-убедился Амир.
Густой полосой протянулись звезды на гаянском небе, а Амир все бродил по
планете, ища доказательства, что истина исчерпана.
Где голодал, едва передвигаясь от истощения, где заболевал от излишества
на пирах; то занимался одними науками, то бездельничал, и необъяснимое
безразличие принялось опустошать его душу, тоска угнетала его, вечно
цветущего и юного.
- Нет, так нельзя, - сказал он себе и людям. - Истину не познать без
Чувства Меры!
И тут открылась ему подлинная красота в природе и в человеке, в одежде и
в жилищах, в очертаниях и цветах Так Амир стал художником множество статуй
вылепил он, нарисовал картин, познал наслаждение музыкой. Уже к самому
горизонту скатывались золотистые зерна звезд, а Вечный Юноша предавался
искусству и через своих учеников дарил его людям
Города росли вширь и в высоту. Люди научились плавать по морям и летать;
научились они и... обманывать друг друга. Когда же шум кровопролитных ссор
дошел до Амира, он принял участие и в них: чтобы узнать, что оно такое, надо
испытать самому-иначе гнилой плод издали примешь за свежий и вкусный...
- Нам нужна правда, сопланетники, - говорил он, познав унижение ссор. -
Ложь - наш враг. Все, что хорошо одному и плохо остальным, ложно; что благо
для всех - придется по душе каждому И любовь, и дружба, и знание, и
искусство-только дети жизни. Нельзя удовлетвориться чем-то одним, хоть
отдельному человеку, хоть всему народу: настоящее счастье и есть
многообразие, когда все блага стоят так тесно, что невзгодам не пролезть
между ними... Сама же Истина-это Жизнь!
Покончили гаянцы с невзгодами, сделали всех равными, научились летать в
космос-ничто больше не мешает их счастью. Можно бы и отдохнуть Амиру. Нет,
ему не до этого. "А что должно быть завтра? - спрашивает он и говорит: - Я
пойду вперед, сопланетники, а вы следуйте за мной".
Попрощался Амир, запел веселую песню о жгучих глазах, прочитавших книгу
знаний, вдохновивших художников, испытывающих друзей и зовущих к жизни,-и
зашагал в Будущее.
На горизонте всходит Фело, в его лучах отчетливо виден удаляющийся силуэт
Вечного Юноши - Амира. Вот он обернулся на ходу, помахал рукой, и до нас
донесся его звонкий голос:
- Догоняйте меня, сопланетники!
Глава девятая
ЛО
1
Его жизнь была бы ровная, как ось иксов в прямоугольной системе
координат, если бы где-то ее не пересекла ось игреков, то есть своенравная
Юль... И все пошло по кривой, как говорят на Земле. Со стороны, быть может,
кому и забавно наблюдать развитие этой кривой, самой постоянной особенностью
которой было... ее непостоянство!
Врожденная склонность к глубоким анализам если не скрашивала горькие
минуты, то помогала ему не срываться в пропасть, а переходить через нее по
узкому мосту разумности и надежд.
И если бы я не боялся завести вас в пожелтевшие заросли рассуждений о
"ньютоновом яблоке", выбившем из головы великого англичанина закон
всемирного тяготения, я бы мог утверждать, что именно "жестокость" Юль стала
первопричиной будущих открытий Ло в науке о мышлении человека, психологии.
Он нередко задумывался над сущностью женщины, имея в виду Юль, хотя она
еще была только зерном и будущие всходы могли резко отличиться от
предполагаемых.
Из мальчиков он выбрал себе в друзья простоватого Ило. В учении тот
всегда был замыкающим вереницу своих сверстников, как последний вагон в
железнодорожном составе.
Ило нельзя было назвать глупым. Может быть, он и не был способен на
крупные открытия, но в конце концов умел разобраться в сложных вещах.
Мысли Ило напоминали набор старинных инструментов: они как бы сверлили,
буравили, развинчивали и свинчивали изучаемый объект, били по нему, словно
молоток, царапали, грубо ощупывали и еле-еле добирались до сердцевины.
Торжество победы, правда, оказывалось недолговечным: у Ило была
стыдливая, по словам Ло, память. Он недолго хранил новую истину, таявшую в
его голове, точно снежинка на горячей ладони.
Но в мальчишеских спорах он становился уверенным и сообразительным, с
точностью запятой отделял зло от добра, и его мнение безоговорочно
принималось в расчет.
У них было мало общего, и все же они дружили. Подшучивая над
рассеянностью товарища, Ло часто задавал себе вопросы: а что такое вообще
память? Почему она "умна": хранит необходимое (у большинства людей) и
выбрасывает ненужное? И почему она порой уклоняется от своих обязанностей?
Как-то учитель удачно сказал: "По тому, что ты помнишь, я могу составить
мнение о твоем характере; если я узнаю, как ты помнишь, я угадаю, кем ты
можешь стать..." Ло запомнил слова учителя.
Имея перед собой две "загадки" - Юль и Ило, - юноша присматривался к
остальным и убедился, что, несмотря на очевидную общность, в каждом человеке
много собственного, индивидуального, как в тех книгах, что он брал в
библиотеке, хотя все они - книги.
Постепенно формировались и научные интересы Ло: интеллект человека. Он
часами размышлял и анализировал ход своих мыслей, пока... пока извилистые
тропки его раздумий не выводили на основную магистраль - Юль.
2
Став ученым, Ло скоро добился успехов. Он не зря отличался "высокой
производительностью мышления", то есть выдающейся работоспособностью и
целеустремленностью.
Его верным помощником был Ило. Он действительно так и не нашел в себе
способности совершать открытия, но зато стал незаменимым собирателем фактов,
придирчивым программистом для счетных машин, хранителем статистических
данных, без которых живое дерево науки превратилось бы в телеграфный столб.
Углубляясь в область подсознательного и анализируя с помощью
кибернетических машин факты, собранные Ило, Ло пытался разгадать тайну
памяти у человека и животных.
На первый взгляд казалось, что тут все известно гаянской науке. Даже Ило
не переставал сомневаться в целесообразности работ Ло, но неизменно получал
ответ;
- Это не то сомнение, Ило, что могуче и созидательно... Науке не грозит
ожирение от полноты!
По его поручению Ило принялся ворошить историю изучения памяти и
скрупулезно отбирал все, не удо-стоенное должным вниманием предшественников:
спорное и неубедительно объясненное, бесспорное, но не нашедшее
практического применения, и гипотезы, отвергнутые ввиду их резкого
расхождения с общепринятыми взглядами.
Эту грандиозную черновую работу Ило выполнял с удовольствием.
- Ты знаешь, Ло, -сказал он,-в истории нашей науки собралось такое
кладбище идей, что даже по теории вероятности оно не может состоять только
из хлама. Мне почему-то чудится здесь какая-то закономерность. На свалку
отправляются не только калеки и недоноски, но и цветущие переростки... Роясь
в этом старье, можно сберечь немало времени.
