такую вот бомбочку... Преступник запирается. Следователь нажал рычажок...
Запахло духами... Этото ты понимаешь?.. Или ты -- Морган, или Рокфеллер. Ты
пригласил на обед с глазу на глаз Вандербильта или Дюпона, хочешь выяснить,
как смотрят они на положение на бирже... В стене отдельного кабинета --
газгольдер с эн-два-о (плюс икс дважды, само собой)... Ведь, пожалуй, стоило
бы Моргану заплатить неплохое вознаграждение тому, кто ему этакий газгольдер
заполнит газом... Да что -- Дюпоны?... Вон я возьму да и предложу в нашем
Главном штабе... "А что ваши пр евосходительства? Вот ваши люди имеют порой
конфиденциальные беседы с разными там австрийскими или прусскими
штабистами... А не заинтересует ли вас этакий, мягко выражаясь, фимиам?
Пахнет не то ландышами, не то черемухой, чемто весьма приятным,.. Что, если
такой запах будет клубиться в каком-нибудь дамском будуаре, куда такой
полковник Эстергази привык заглядывать? Ведь это только приятно... Запахло
так в номере гостиницы, в кузове автомобиля... Так, на один момент...
Видишь ли, Павел, я уже сказал тебе: на свету... Я составил диаграмму
его распада... Минутное дело, через полчаса -- никаких следов...
И вот представь себе: ты в комнате, в которую я впустил некий объем
газа... Удельный вес его равен весу воздуха. Диффундирует он мгновенно. Свет
в помещении обычно слаб, минут десять газ будет жить. За десять минут ты
вдохнешь восемьсот, тысячу литров воздуха... Вполне достаточно! Что же с
тобой произойдет? Сначала приятное быстрое опьянение, этакий легкий хмель...
Дамы будут в восторге: нежное головокруженье, этакое блаженство,
зеленоватосиреневый туман в глазах, запах цветов... Потом -- секунд на пять
-- семь, не более! -- полная потеря сознания. Очень любопытно: выключается
только одна какая-то часть мозга, координация движений полностью
сохраняется. Ну да об этом потом: томы наворотят физиологи!
Затем -- обморок мгновенно проходит... Очень легко дышится, чудесное
ощущение... Никаких видимых следов опьянения. Но ведь тот газ, который в
тебе, он-то -- не на свету... Он не распадается так быстро... По-видимому,
он остается в организме несколько часов, у разных лиц по-разному... От двух
до десяти... И все эти часы всё это время, ты, мой друг Павлик, _говоришь_
_правду_...
Подумай над этим! Ты чувствуешь себя бодро приподнято... Ты никак не
можешь ничего заподозрить -- просто у тебя чудесное настроение. Тебя
обуревают необыкновенно ясные чувства и мысли. Они значительны и
неопровержимы. Нельзя же их утаивать от мира. Тебе хо чется сообщить о них
людям. Молчать становится нестерпимо...
Тебе двадцать лет? Ты не можешь ни прибавить ни убавить их даже на год.
Ты полюбил девушку?.. Ты немедленно расскажешь об этом и ей, и всем, кого
встретишь. Если ты писатель, ты -- погиб. Толстой, не смог бы изобразить
Наташу: ведь она -- ложь, ее не было. Беда, если ты дипломат или князь
церкви: стоит тебе открыть рот, и ты наговоришь такого... Начинаешь
понимать, что такое мой эн-два-о? Соображаешь, к чему ведет владение им?
Баккалауро, всегда лаконичный, превратился в Демосфена. Способность
убеждать, у него всегда была, и мы даже поговаривала -- нет ли у него
свойств гипнотизера... Впрочем, кажется, я начинаю искать оправданий... Не
хочу этого!..
...В окне брезжило утро, Венцеслао, бледный, усталый, говорил уже с
трудом, куря кручёнку за кручёнкой. Я открыл фортку, за ней густо
заворковали первые голуби... Я слушал их и думал: а что, если это так и
есть? Если он и впрямь добился всего этого?
Не буду хвастать: всего значения этого открытия -- ведь только теперь
наука подошла к решению проблемы Шишкина -- я еще не мог осознать. Но на
меня как бы повеяло, пахнуло необычным. _Я начал верить_. И что ж говорить,
в таком мире мы жили... Мне не пришло в голову видеть за этим открытием
великие и светлые перспективы. Во мне возникло не желание овладеть _Новым_,
чтобы это _новое_ отдать человечеству. А, что там еще: мне захотелось
сделать из того, что я узнал, маленькое, не слишком честное, эгоистическое
употре бление. Искусственно добиться откровенности, добыть признание
человека, который... Плохо, отвратительно, не хочу продолжать: сегодня-то я
не дышал его проклятым газом, выкладывать всё начистоту для меня не
обязательно...
-- Слушай-ка, баккалауро, -- далеко не решительно проговорил я в тот
рассветный час, движимый этими невнятными побуждениями, -- а ведь в самом
деле... Это необходимо проверить. Экспериментально!
Он махнул рукой с досадой:
-- Необходимо!.. А где и как? Мне ведь нужна не группа энтузиастов, всё
понимающих, но готовых ради науки на подвиг....
Предварительная осведомленность всё исказит, сам понимаешь... Мне нужно
не везение. Нужны павловские собачки. Я должен без их ведома сделать
кроликами людей, и притом -- людей интеллигентных... Которым -- _потом_ --
можно всё объяснить, и которые поймут, как важно сохранить пока этот опыт в
тайне. _Поймут меня_... А где я их возьму?
И вот тут-то -- не он -- я! -- произнес решительные слова. Зачем? Мне
захотелось услышать хоть один раз правду, всю правду из уст Лизаветочки...
Плохо? Конечно, хуже нельзя, -- мерзко! Все равно что вырвать признание
гипнозом, напоить девушку пьяной... А вот...
-- Ну, ерунда! -- пожал я плечами. -- Ты ручаешься, что это безопасно
для "кроликов"? Так тогда... Забыл, какой завтра день? Соберется, как
всегда, человек двадцать, как раз то, что тебе нужно. Либо благородные
старцы, либо -- студенчество... Никаких гробовых тайн, разоблачение которых
было бы трагедией... Может быть, только эта ходячая кариатида Стаклэ
замешана в какой-то там политике, так это и так всему миру известно... У
Раички, конечно, кое-что за душой есть, говорят, она к поэту Агнивцеву на
дачу одна е здила. Но Раичка и без твоего газа каждому все расскажет, только
попроси. Да и вообще -- газетных репортеров у нас не будет... Почему бы тебе
не попробовать?..
Венцеслао не шевельнулся на стуле. Он колебался. Теперь-то я думаю:
нечего он не колебался, -- он очень ловко разгадал меня и сыграл со мной в
прятки. Но вид был такой: размышляет в нерешительности.
-- Не знаю, Коробов, -- произнес он наконец в тяж ком сомнении. --
Конечно, с филистерской точки зрения превращать людей в подопытных морских
свинок -- ужасно. Но ты представь себе, что Пастер бы не рискнул привить
свою сыворотку в первый раз _человеку_... Ты же первый осудил бы его...
Он произнес слово "филистер". Большего оскорбления молодому
интеллигенту тех дней и придумать было нельзя. Да каждый из нас любую пытку
бы принял, лишь бы снять с себя такое обвинение. Лучше "отца загубить, пару
теток убить", лучше по Невскому, бичуя себя , нагишом бежать, чем прослыть
филистером...
Мы все-таки решили, хоть для приличия, заснуть: я на кроватке своей,
Шишкин -- на коротком диване. Гений закрылся пледом, и ноги его в носках
торчали по ту сторону валика. В окно уже тек свет Лизаветочкина "ангела", и
прикармливаемые ею жирные голуби уже топотали по ржавому железу, стукаясь в
стекло розовыми носами.
Когда я уже задремывал, мне пришел в голову еще один вопрос, может быть
и существенный.
-- Баккалауро! -- окликнул я. -- А противоядия от этой прелести ты не
знаешь? Ты-то сам можешь избежать ее действия?
Венцеслао лежа курил, пуская дым в потолок.
-- Пока нет! -- ответил он после некоторой паузы и весьма лаконично.
Мне не пришло в тот миг в голову, что по крайней мере сегодня Шишкин не
вдыхал еще газа правды. У меня не было оснований ни верить, ни не верить
ему.
ПИР ВАЛТАСАРА
Вот приведены были ко мне мудрецы и обаятели,
чтобы прочитать написанное и объяснить его
мне. Но они не могли объяснить значение
этого...
Даниила, V, 15
Теперь, друзья, зовите на помощь воображение: я не Г.--Дж. Уэллс, а у
вас не отнята способность фантазировать, вы-то ведь никогда не слыхали
запаха злосчастного эн-два-о, смешанного с икс дважды.
Лизаветочкины именины, как я уже сказал, на Можайской, 4, расценивались
как событие двунадесятое. Помнишь, Сергей Игнатьевич, какую корзину фруктов
ты -- Крез среди нас -- притащил в тот день? В каком небывалом галстуке
появился? Не морщись, ие морщись: ты не анкету заполняешь...
Открывать секреты и совлекать покровы так уж совлекать. Ему мало дела
было до семьи Свидерских. Он -- и фамилия-то Сладкопевцев -- интересовался
тогда только колоратурными сопрано... Новой Мравиной. Второй Липковской!
Иначе говоря -- Раичкой Бернштам, которую, кстати, тот же баккалауро
непочтительно именовал "сто гусей"... Вот той самой, что к Агнивцеву
ездила... Тем лучше!
Собирались на Можайской всегда не по-петербургски рано. Анна
Георгиевна, всё еще не снимая снежного фартучка и кружевной наколки, --
этакая "белль шоколатьер" /"Прекрасная шоколадница" -- известная картина Ж.
Лиотара./ в опасном возрасте, -- докруживалась на кухне. Кухня, фартучек,
наколочка к ней очень шли. Вокруг все еще бегали, суетились, волновались...
Один только Венцеслао, реализуя свои, неведомо как добытые в этом доме
дворянские привилегии, лежа на моем диване, читал с отсутствующим видом
по-итальянски чудовищный роман Матильды Серао. Он ничего не терял от этой
неподвижности. Как пророка Илию, его кормили разными деликатесами вороны. На
головах у них были кружевные наколки...
Часов в семь начали появляться нимфы и гурии, черненькая и вертлявая,
как обезьянка-уистити, Раичка в том числе. Дом заполнился еще большей
сутолокой, серебристым смехом, контральтовыми возгласами Ольги Стаклэ,
запахом духов и бензина (лайковые перчатки чистились только им), фиоритурами
Джильды и Розины.
Часом позже в стойке для зонтов и тростей водворилась шашка с орденским
темлячком. Дядя Костя, генерал Тузов, долго, с некоторым усилием нагибаясь,
лобызал ручку кузины Анечки, поздравляя с торжественным днем.
Потом начались непрерывные звонки. Палаша с топотом кидалась в
переднюю.
Стою, и слышу за дверям
Как будто грома грохотанье --
Тяжелозвонкое скаканье!..--
Это про нее кто-то там сказал, Севочка Знаменский, должно быть...
Палаша возвращалась, и по выражению ее лица можно было определить, кто
пришел: иной раз на нем была написана удовлетворенная корысть, иной --
женская суетность. Приходили ведь в беспорядке, и тароватые старшие, и
веселые студиозы, от которых проку мало, одно настроение...
Прибыли, как всегда, два Лизаветочкиных дальних родича,
провинциалы-вологжане, студенты-лесники, Коля положительный и Коля
отрицательный, фамилий их как-то никто никогда не употреблял.
-- Гм... толково! -- сильно напирая на "о", отреагировал на накрытый,
уставленный бутылками и закусонами стол Коля положительный.
-- Э... коряво! -- с тем же северным акцентом отозвался Коля
отрицательный, разглядев аккуратные записочки с именами гостей, разложенные
у приборов. Такое ограничение свободной воли застольников никогда не
устраивало его.
-- Коля, подите сюда! -- тотчас же взялась за него Раичка Бернштам.
Сейчас же объясните, что означает это ваше вечное "коряво"? Что за нелепое
выражение?
-- Ну... Во всяком случае, _нечто_отрицательное_, -- еще раз забыв про
подвох, как всегда, ответил Коля и махнул рукой на общий смех...
Всё было, как заведено, как каждый год. Ничто не менялось...
Было у Лизаветочкиных именин одно негласное преимущество: в эти недели
