абсолютно непоследовательны, и я вовсе не удивлюсь, если им так и не
удастся встретить этот таинственный Новый год. Если тебе нужно кого-то
встретить - иди и встречай. Но люди, наоборот, рассаживаются за стол!
Я подхожу к окну, встаю на пингвиночки и выглядываю на улицу.
Город очень красивый - весь светится разными сосулечками и
созвездиями, которые люди стащили с неба. И правильно - идет снег,
поэтому звезд на небе не было бы видно. А так они весело светят на
столбах. Посреди площади, на которую выходит наше окно, стоит огромная
елка - такая нарядная, что я невольно оглядываюсь на нашу, и стараюсь
задернуть шторы, чтобы она не увидела соперницу.
Мне ставят к столу табуреточку, и уже неудобно выглядывать из
окна, нужно присоединяться к остальным. Да и чего я на улице не видел?
Красиво, но совсем пусто - только редко-редко проезжают елки,
прицепившись к машинам. Торопятся, наверное.
Полярник все еще в спячке; проходя мимо, трогаю его сперва
крылом, потом - клювом. Но он не реагирует. Телевизор поздравляет с
наступлением Нового года и поет очень красивые мелодии. Обычно он не
бывает таким нарядным и таким веселым, потому что сегодня моя семья
громко хохочет, глядя в него. В обычные дни они чаще вздыхают и
мрачнеют.
Следующий этап встречи Нового года потряс меня до глубины души.
Хозяин выволок на стол большую и толстую сосульку, в которой люди
хранят питье. Она называется у них бутылка. Обычно бутылки смирные и
покладистые, разве что иногда упираются, и тогда хозяин пыхтит над
ними дольше обычного. Но такой я еще не видел. Зато я видел салют - и
сразу скажу, что кто-то шутки ради запихал салют в бутылку, а хозяин
об этом не знал. Бутылка хлопнула, бахнула и брызнула во все стороны.
Хозяйка завизжала, а дети стали подставлять бокалы. Хозяин
кричал:
- Рано еще!
А какое же - рано, если уже на стол течет? И при этом кипит, как
суп в кастрюльке. Налили всем. Мне в мисочку немного плеснули, но я
пока не пью - принюхиваюсь и присматриваюсь - не опасно ли? Люди ведь
несмышленые, и могут подсунуть какую-нибудь очень вредную для здоровья
штуковину. Например, хозяйка зачем-то держит в доме страшные прищепки,
которые сами надеваются на клюв, если его в них всунуть, и больше не
снимаются, сколько ни топай ногами и не мотай головой. Убеждал хозяйку
выкинуть их подальше, но она против. И даже во время наступления
Нового года, когда все немного не в себе, успела выхватить их из
мусорного ведра. А я только-только тихонько положил туда эту
агрессивную связочку.
Перед наступлением Нового года положено мечтать о чем-нибудь
прекрасном и недостижимом. Вся моя семья сидит с отрешенныим
выражением лица, что-то пишет на бумажках, затем жует их и глотает.
Хозяин свою сжег, выбросил в стакан, выпил, а остаток прожевал, и клюв
у него из розового стал серым. Не понимаю. У меня все есть, но я тоже
сижу и мечтаю - только бумагу не жую, она все равно не вкусная.
Поэтому я жую печенье.
А мечтаю я о мусорном ведре, потому что оно и есть прекрасное и
недостижимое. В нем много всякой вкусности, которую люди по глупости
выкидывают из дома, а копаться в ведре мне не позволяют. Это наводит
на размышления.
Наконец в телевизоре начинает стучать и звенеть. Что тут
происходит с моей семьей! Они все подскакивают, обнимаются, целуются и
что-то кричат друг другу. Меня тоже тискают и целуют, но не воспевают.
Правда, и без того шумно. Все искрится и сверкает, и я наконец решаюсь
вместе со своими похлебать из мисочки этой странной воды. Оказывается,
она не просто вкусная, но и очень веселая, и я чувствую, как маленькие
хохотинки и смешульки начинают перекатываться внутри моего живота.
Прыгаю и пляшу.
У полярника отобрали его мешок, и копаются в нем, вытаскивая
оттуда всякие яркие штучки. Штучки самые разные - в цветочек, в
полосочку, в бабочки, в шарики... Потом шкурки с этих штучек снимают,
и оказывается, что это те самые подарки, которые прятали до
наступления Нового года. Значит ли это, что Новый год уже встретили?
Прошелся по дому, но никого не нашел, даже под тумбочкой, где
всегда можно кого-нибудь найти. Прикатил в комнату мячик, пусть
попразднует.
Все вокруг кричат:
- С Новым годом! С новым счастьем!
За людьми нужен глаз да глаз, иначе они обязательно что-нибудь
упустят из вида, и потом горя не оберешься. Поэтому я сам отправился к
знакомому полярнику, чтобы договриться о том, что старое счастье тоже
остается нам. Мы от него не отказываемся. Полярник обещал вникнуть и
помочь. Оказывается, но все видит и все слышит, и даже разговаривает;
только притворяется спящим. И действительно творит чудеса.
Мне в подарок достались игрушки, и среди них новый мячик, и
пуховый пингвиненок. Теперь у нас прибавление в семействе. Еще мне
подарили новую теплую подстилку, много печенья и сардинок и щетку для
пуха. Я очень люблю, когда кто-то из моей семьи вычесывает меня,
поэтому сильно обрадовался щетке.
Хозяйке досталась большая коробка ее любимых разноцветных палочек
и кружочков; она долго кружилась по комнате, а потом стала целовать,
но почему-то не Деда Мороза, а хозяина. А полярник смотрел и хитро
улыбался. Хозяйским детям достались какие-то кусочки их мечты, и они
тоже развеселились. А хозяин получил предмет, назначение которого для
меня пока непонятно. Завтра же выясню поподробнее.
Когда все угомонились, было уже почти светло. Я прикорнул на
новой подстилке и стал размышлять.
Новый год, наверное, уже встретили. И полярник тоже так говорит.
значит, Новый год - это когда подарки, когда много веселья и
разноцветных красивостей, когда едят вкусно и много, и когда все друг
друга любят. Это очень хорошо, и пингвины подобный ход событий весьма
одобряют. Только я никак не могу взять в толк - ведь и остальные дни в
году хочется того же самого: чтобы любили, чтобы ласкали и вкусно
кормили. И чтобы дарили друг другу радость не потому, что боятся этого
самого Нового года или стараются ему понравится, а за так. Потому что,
есть кому.
Полярник сказал - оказывается я сам - Новогодний подарок моей
семье. Просто я этого не помню.
А если бы меня не было, кому бы они принесли свой мячик?
Поделился этой мыслью с полярником, и он говорит, что я, как и все
большие мыслители, ухватил самую суть проблемы. Что Новый год - это не
потому, что год новенький, с иголочки, а потому, что есть, кого
любить, кого поздравлять и кому подарки дарить. И если бы люди это как
следует обмозговали, то были бы гораздо счастливее: ведь у них все то
же самое для праздника есть и в любой другой день.
А еще, засыпая, я понял, что Новый год пахнет апельсинами и
елками. И это тоже прекрасно...
Африка
Коммунальная квартира - это не жилплощадь, не крыша над головой,
а нечто гораздо большее: что-то вроде состояния души. Наша же
коммунальная квартира особенна тем, что является коомунальной в
полном, исконном смысле этого слова. Мы все здесь живем ВМЕСТЕ. Вместе
переносим горе, вместе переживаем радости.
Итак, приготовьтесь. Одним, особенно ранним утром, часов этак в
одиннадцать... ну, начало двенадцатого, я выхожу на кухню, где мой
ближайший - то есть через стенку - сосед Петр Сидорович мешает длинной
ложкой в крохотной кастрюльке. Сейчас он больше всего похож на ведьму
классического образца: в немыслимом халате, шлепанцах на босу ногу и
шерстяном платке, намотанном на его глянцевитую лысину, как чалма.
Петр Сидорович является обладателем двадцати шести метров жилой
площади, двух фикусов в кадках и одной кошки, несомненной любимицы
всей нашей квартиры. А еще он носит фамилию Пупочкин. Смеяться нельзя,
сдержанно улыбаться - тоже. Петр Сидорович утверждает, блистая
стеклами специально одеваемых по такому случаю очков, что первый
Пупочкин упоминался еще в связи с Иваном Грозным. И только
заклейменный невежда может этого не знать.
- Доброе утро, - произношу я радостно.
- Доброе, Тонечка, доброе. Кстати, кхе-кхе, Вам звонил молодой
приятный человек. И по этому поводу я хочу иметь с Вами отдельную
беседу.
- Да? - спрашиваю я внимательно.
- Он мне говорит, "здравствуйте, Петр Сидорович. Нельзя ли
Тонечку попросить?", а я вынужден как дипломированный болван что-то
отвечать, не зная его имени. Это же трагично! Скажите, как его
зовут...
- И как Вы их будете отличать, Петр Сидорович? - невинно
спрашиваю я.
- Это еще один вопрос, по поводу которого я бы хотел иметь с Вами
беседу. Сколько их, в конце концов?
Вопрос поставлен слишком смело. Я давно не проводила переписи
населения и теперь застигнута врасплох. Петр Сидорович яростно мешает
кашу.
- Хотите кашу? - спрашивает он наконец.
- Нет, спасибо, - холодно отказываюсь я.
- Ну, ну, Тонечка, не дуйтесь на старика. Идите, я Вас поцелую...
Вот уж лет тринадцать, как я пребываю в глубоком убеждении, что
первый Пупочкин состоял при Иване Грозном целовальником.
В коридоре надсадно, требовательно и нахально верещит телефон,
вторгаясь в нашу маленькую идиллию. Я тороплюсь к нему со всех ног.
Потому что такой звонок может производить только активная энергетика
моей подруги Матильды. Ее на самом деле зовут Матильда, что бы вы там
ни успели подумать по этому поводу. Она пухлая, аппетитная, поджарис-
тая, с изюминкой и горчинкой - вылитая булочка на ножках. Характер у
нее соответственный, и в самых обычных своих проявлениях приравнивает-
ся специалистами к стихийным бедствиям.
- Ну! - говорю я в трубку.
- Ага, - доносится оттуда. - Слушай, ты в Африку хочешь?
Поскольку это Матильда, то я не удивляюсь.
- У меня денег нет на поездку.
Трубка возмущена, о чем и дает мне знать сопением и дышанием. Ды-
шание (не путать с дыханием) - это особый вид искусства, в котором
"никто не сравнится с Матильдой моей". Говорить ничего не нужно, но
собеседник представляет себе сразу всю картину.
- Я не спрашиваю тебя, есть ли у тебя деньги на поездку! -
наконец снисходит она до объяснений. - Я спрашиваю, заметь даже не на
языке, относящемся к группе угро-финских, хочешь ли ты в Африку.
Это она так намекает на мою физическую неспособность освоить
венгерский и финский языки. Кучи словарей на моем столе пылятся, как
обломки Альп после того, как по ним прошествовали слоны Ганнибала.
- Не хочу, - откликаюсь я после довольно долгого раздумья. А чего
я в Африке не видела?
- Мотивировка, - требует Матильда.
Разговор заходит в тупик. Дело в том, что на службе меня ценят и
любят. Даже прощают опоздания и прогулы, но чтобы они могли любить и
ценить меня дальше, нужно иногда напоминать, как я выгляжу и проявлять
те достоинства, которые обеспечивают мне безбедно-беззаботное сущест-
вование. Сегодня как раз такой день - явления меня народу.
- Мне пора, - говорю я. - Вечером обсудим кандидатуру Африки.
- Но чтобы аргументированно, - туманно произносит Матильда,
стремительно удаляясь от трубки.
Двигаясь по направлению к нашей ванной, я встречаю пана
Копыхальского. И наша ванная, и пан Копыхальский - это нечто
особенное. Причем каждое (нечто) в своем роде. Поскольку человек
априори является венцом творения (послушайте, Вы никогда не стояли в
очереди в туалет?), то о нем в первую голову.
Пан Копыхальский - стопроцентный, чистокровный, чистопородный
поляк, шестое или седьмое поколение предков которого живет в Киеве.
Что не мешает, однако, сберечь самобытность польского характера, его
