это не значит, что она является единственным историческим фактором. Дос-
таточно того, что она может дать могущественный толчок революции. Но
только революция сможет выполнить главную работу, которая одной Красной
Армии не под силу.
Никто не требует от советского правительства международных авантюр,
безрассудств, попыток насильственно форсировать ход мировых событий. На-
оборот, поскольку такие попытки делались бюрократией в прошлом (Болга-
рия, Эстония, Кантон и пр.), они играли только на руку реакции и встре-
чали своевременно осуждение со стороны левой оппозиции. Дело идет об об-
щем направлении политики советского государства. Противоречие между его
внешней политикой и интересами мирового пролетариата и колониальных на-
родов наиболее гибельное свое выражение находит в подчинении Коминтерна
консервативной бюрократии с ее новой религией неподвижности.
Не под знаменем статус-кво европейские рабочие, как и колониальные
народы, могут подняться против империализма и той новой войны, которая
должна вспыхнуть и опрокинуть статус-кво почти с такой же неизбежностью,
с какой созревший младенец нарушает статус-кво беременности. У трудящих-
ся нет ни малейшего интереса защищать нынешние границы, особенно в Евро-
пе, - ни под командой своей буржуазии, ни, тем менее, в революционном
восстании против нее. Упадок Европы вызывается как раз тем, что она эко-
номически раздроблена между почти четырьмя десятками квази-национальных
государств, которые, со своими таможнями, паспортами, денежными система-
ми и чудовищными армиями на защите национального партикуляризма, стали
величайшим препятствием на пути экономического и культурного развития
человечества.
Задача европейского пролетариата - не увековечение границ, а наоборот
их революционное упразднение. Не статус-кво, а Социалистические Соеди-
ненные Штаты Европы!
Глава 9: ЧТО ТАКОЕ СССР?
Социальные отношения СССР.
В промышленности почти безраздельно царит государственная собствен-
ность на средства производства. В сельском хозяйстве она господствует
лишь в совхозах, которые охватывают не более 10% посевной площади. В
колхозах кооперативная, или групповая собственность в разных пропорциях
сочетается с государственной и личной. Земля, юридически принадлежащая
государству, передана колхозам в "вечное" пользование, мало чем отличаю-
щееся от групповой собственности. Тракторы и сложные машины составляют
собственность государства; более мелкий инвентарь принадлежит колхозам.
Каждый колхозник ведет, кроме того, индивидуальное хозяйство. Наконец,
свыше 10% крестьян остаются единоличниками.
Согласно переписи 1934 г. 28,1% населения составляли рабочие и служа-
щие государственных предприятий и учреждений. Промышленные и строи-
тельные рабочие, без семейств, достигали в 1935 г. 7,5 миллионов. Колхо-
зы и кооперированное ремесло охватывали во время переписи 45,9%, населе-
ния. Учащиеся, красноармейцы, пенсионеры и другие непосредственно зави-
симые от государства элементы - 3,4%. В совокупности 74% населения отно-
силось к "социалистическому сектору", причем на долю этих 74% приходи-
лось 95,8% основного капитала страны. Индивидуальные крестьяне и ремес-
ленники еще составляли в 1934 г. 22,5%; но в их руках сосредоточивалось
лишь немногим больше 4%, национального капитала!
С 1934 г. не было переписи: ближайшая предстоит в 1937 г. Несомненно,
однако, что частно-хозяйственный сектор успел за последние два года еще
более сократиться в пользу "социалистического". Индивидуальные крестьяне
и ремесленники составляют ныне, по исчислениям официальных экономистов,
всего около 10% населения, т.е. около 17 миллионов душ; их хозяйственное
значение упало неизмеримо ниже, чем их численность. Секретарь ЦК Андреев
заявил в апреле 1936 г.: "Удельный вес социалистического производства в
нашей стране в 1936 г. должен будет составить 98,5%, т.е. какие-нибудь
ничтожные 1,5%, относятся еще на несоциалистический сектор". Эти опти-
мистические цифры служат, на первый взгляд, неопровержимым доказа-
тельством "окончательной и бесповоротной" победы социализма. Но горе то-
му, кто за арифметикой не видит социальной реальности!
Самые цифры выведены с натяжкой: достаточно сказать, что приусадебные
хозяйства колхозников отнесены к "социалистическому" сектору. Однако,
центр вопроса не здесь. Огромный и вполне бесспорный статистический пе-
ревес государственных и колхозных форм хозяйства, как ни важен он сам по
себе для будущего, не устраняет другого не менее важного вопроса: о мо-
гуществе буржуазных тенденций внутри самого "социалистического" сектора,
причем не только в сельском хозяйстве, но и в промышленности. Достигну-
тое повышение материального уровня страны достаточно значительно, чтобы
пробудить повышенные потребности у всех, но совершенно недостаточно,
чтобы удовлетворить их. В самой динамике хозяйственного подъема заложе-
но, таким образом, пробуждение мелкобуржуазных аппетитов не только среди
крестьян и представителей "умственного" труда, но и на верхах пролетари-
ата. Голое противопоставление единоличников колхозникам, кустарей - го-
сударственной промышленности не дает ни малейшего представления о взрыв-
чатой силе этих аппетитов, которые проникают собою все хозяйство страны
и выражаются, суммарно говоря, в стремлении всех и каждого как можно
меньше дать обществу и как можно больше получить от него.
На разрешение потребительских и стяжательских задач расходуется не
меньше энергии и находчивости, чем на социалистическое строительство в
собственном смысле слова: отсюда, в частности, крайне низкая производи-
тельность общественного труда. В то время, как государство находится в
непрерывной борьбе с молекулярной работой центробежных сил, сам правящий
слой является главным резервуаром законных и незаконных личных накопле-
ний. Замаскированные новыми юридическими нормами, мелкобуржуазные тен-
денции не легко поддаются, правда, статистическому определению. Но об их
прямом преобладании в хозяйственной жизни свидетельствует прежде всего
сама "социалистическая" бюрократия, это вопиющее contradictio in
adjecto,*3 это чудовищное и все растущее социальное извращение, становя-
щееся, в свою очередь, источником злокачественных болячек общества.
Новая конституция, целиком построенная, как увидим, на отождествлении
бюрократии с государством, а государства - с народом, говорит: "госу-
дарственная собственность, т.е. всенародное достояние". Это отождествле-
ние составляет основной софизм официальной доктрины. Неоспоримо, что
марксисты, начиная с самого Маркса, употребляли по отношению к рабочему
государству термины государственная, национальная, или социалистическая
собственность, как простые синонимы. В больших исторических масштабах
такое словоупотребление не заключало в себе особых неудобств. Но оно
становится источником грубых ошибок и прямого обмана, когда дело идет о
первых, еще необеспеченных этапах в развитии нового общества, к тому же
изолированного и экономически отстающего от капиталистических стран.
Чтоб стать общественной, частная собственность неминуемо должна прой-
ти через государственную стадию, как гусеница, чтоб стать бабочкой,
должна пройти через стадию куколки. Но куколка не бабочка. Мириады куко-
лок гибнут, не успев стать бабочками. Государственная собственность лишь
в той мере становится "всенародной", в какой исчезают социальные приви-
легии и различия, следовательно, и надобность в государстве. Иначе ска-
зать: государственная собственность превращается в социалистическую по
мере того, как перестает быть государственной. И наоборот: чем выше со-
ветское государство поднимается над народом, чем свирепее противопостав-
ляет себя, как хранителя собственности, народу, как ее расточителю, тем
ярче само оно свидетельствует против социалистического характера госу-
дарственной собственности.
"Мы еще далеки от полного уничтожения классов", признает официальная
печать, ссылаясь, при этом, на сохраняющиеся различия города и деревни,
умственного и физического труда. Такое чисто академическое признание
имеет то удобство, что позволяет прикрыть доходы бюрократии почетным ти-
тулом "умственного" труда. "Друзья", которым Платон много дороже, чем
истина, также ограничиваются академическим признанием пережитков старого
неравенства. На самом деле, всевыносящие "пережитки" совершенно недоста-
точны для объяснения советской действительности. Если различие между го-
родом и деревней в одних отношениях смягчилось, то в других значительно
углубилось, благодаря исключительно быстрому росту городов и городской
культуры, т.е. комфорта для городского меньшинства. Социальное расстоя-
ние между физическим и умственным трудом за последние годы расширилось,
а не сократилось, несмотря на пополнение научных кадров выходцами из ни-
зов. Тысячелетние кастовые перегородки, определяющие жизнь каждого чело-
века со всех сторон, - полированный горожанин и неотесанный мужик, маг
науки и чернорабочий - не просто сохранились от прошлого, в более или
менее смягченном виде, а возродились, в значительной мере, заново и при-
нимают все более вызывающий характер.
Пресловутый лозунг: "кадры решают все", гораздо откровеннее, чем хо-
тел бы сам Сталин, характеризует природу советского общества. По самой
сути своей кадры являются органом властвования и командования. Культ
"кадров" означает прежде всего культ бюрократии, администрации, техни-
ческой аристократии. В деле выдвигания и воспитания кадров, как и в дру-
гих областях, советскому режиму приходится еще выполнять ту задачу, ко-
торую передовая буржуазия давно разрешила у себя. Но так как советские
кадры выступают под социалистическим знаменем, то они требуют почти бо-
жеских почестей и все более высокого жалованья. Выделение "социалисти-
ческих" кадров сопровождается, таким образом, возрождением буржуазного
неравенства.
Под углом зрения собственности на средства производства разницы между
маршалом и прислугой, главой треста и чернорабочим, сыном наркома и
беспризорным, как бы не существует. Между тем одни из них занимают барс-
кие квартиры, пользуются несколькими дачами в разных местах страны, име-
ют в своем распоряжении лучшие автомобили, и давно забыли, как чистят
собственные сапоги; другие живут в деревянных бараках, часто без перего-
родок, ведут полуголодное существование и не чистят сапог только потому,
что ходят босиком. Сановнику эта разница представляется не заслуживающей
внимания. Чернорабочему она не без основания кажется очень существенной.
Поверхностные "теоретики" могут, конечно, утешать себя тем, что расп-
ределение благ есть фактор второго порядка по отношению к их произ-
водству. Диалектика взаимодействия остается, однако, во всей своей силе
и здесь. В зависимости от того, в какую сторону эволюционируют различия
в условиях личного существования, разрешится в конце концов и вопрос об
окончательной судьбе огосударствленных средств производства. Если паро-
ход объявлен коллективной собственностью, но пассажиры по прежнему рас-
тасованы между первым, вторым и третьим классами, то ясно, что различие
в условиях существования будет иметь для пассажиров третьего класса не-
измеримо большее значение, чем юридическая смена собственности. Наобо-
рот, пассажиры первого класса будут, между кофе и сигарой, проповедовать
ту мысль, что коллективная собственность - все, а удобная каюта - ничто.
Вырастающие отсюда антагонизмы могут взорвать неустойчивый коллектив.
Советская печать с удовольствием рассказывала, как мальчик в московс-
ком зоологическом саду, получив на свой вопрос: чей этот слон? ответ:
государственный, тут же сделал вывод: значит он немножечко и мой. Одна-
