ко, при действительном разделе слона на долю избранных пришлись бы дра-
гоценные бивни, кое-кто полакомился бы слоновой ветчиной, тогда как
большинству пришлось бы довольствоваться потрохами или копытами. Обде-
ленные мальчики вряд ли отождествляют государственную собственность со
своей. Беспризорные считают "своим" только то, что украдут у госу-
дарства. Маленький "социалист" в зоологическом саду был наверняка сыном
какого нибудь видного сановника, привыкшего рассуждать по формуле: "го-
сударство - это я!"*4
Если перевести, для наглядности, социалистические отношения на бирже-
вой язык, то граждан можно представить, как участников акционерного
предприятия, в собственности которого находятся богатства страны. Обще-
народный характер собственности предполагает распределение "акций" по-
ровну и, следовательно, право на одинаковую долю дивиденда для всех "ак-
ционеров". Граждане участвуют, однако, в национальном предприятии не
только как "акционеры", но и как производители. На низшей ступени комму-
низма, которую мы условились называть социализмом, оплата труда произво-
дится еще по буржуазным нормам, т.е. в зависимости от квалификации, ин-
тенсивности и пр. Теоретически доход каждого гражданина слагается, таким
образом из двух частей, а + б, т.е. дивиденд плюс заработная плата. Чем
выше техника, чем совершеннее организация хозяйства, тем большее место
занимает а по сравнению с б, тем меньшее влияние на жизненный уровень
оказывают индивидуальные различия труда. Из того факта, что в СССР раз-
личия заработной платы не ниже, а выше, чем в капиталистических странах,
приходится сделать вывод, что акции советских граждан распределены не-
равномерно, и что в доходы граждан, наряду с неодинаковой платой, входит
неодинаковая доля дивиденда. В то время, как чернорабочий получает лишь
б, минимальную плату, какую он, при прочих равных условиях, получал бы в
капиталистическом предприятии, стахановец или чиновник получает 2а + Б
или 3а + Б и т.д., причем Б может, в свою очередь, равняться 2б, 3б, и
т.д. Различия в доходе определяются, другими словами, не только различи-
ями индивидуальной выработки, но и замаскированным присвоением продуктов
чужого труда. Привилегированное меньшинство акционеров живет за счет об-
деленного большинства.
Если принять, что советский чернорабочий получает больше, чем получал
бы, при одинаковом уровне техники и культуры, в капиталистическом предп-
риятии, т.е. что он все же является маленьким акционером, то его зара-
ботную плату придется принять равной а + б. Заработок более высоких ка-
тегории выразится формулами: 3а + 2б; 10а + 15б и т.д., что значит: чер-
норабочий имеет одну акцию, стахановец 3, спец. - 10; сверх того их за-
работные платы в собственном смысле относятся, как 1 : 2 : 15. Гимны
священной социалистической собственности звучат, при этих условиях, го-
раздо убедительнее для директора или стахановца, чем для рядового рабо-
чего или колхозника. Между тем рядовые труженики составляют подавляющее
большинство общества, и социализм рассчитан именно на них, а не на новую
знать.
"Рабочий в нашей стране не является наемным рабом, не является про-
давцом товара - рабочей силы. Это - свободный труженик" ("Правда"). Для
настоящего времени эта патетическая формула представляет собою недопус-
тимое хвастовство. Передача заводов в руки государства изменила положе-
ние рабочего лишь юридически; на деле он оказался вынужден жить в нужде,
работая определенное число часов за определенную плату. Те надежды, ко-
торые рабочий возлагал ранее на партию и профессиональные союзы, он пос-
ле революции перенес на созданное им государство. Но полезная работа
этого орудия оказалась ограничена уровнем техники и культуры. Чтоб повы-
сить этот уровень, новое государство стало прибегать к старым методам
нажима на мускулы и нервы трудящихся. Вырос корпус погонял. Управление
промышленностью получило архи-бюрократический характер. Рабочие утратили
какое бы то ни было влияние на руководство заводом. При сдельной оплате
труда, тяжких условиях материального существования, отсутствии свободы
передвижения, при ужасающей полицейщине, проникающей жизнь каждого заво-
да, рабочему трудно чувствовать себя "свободным тружеником". В чиновнике
он видит начальника, в государстве - хозяина. Свободный труд несовместим
с существованием бюрократического государства.
С необходимыми изменениями сказанное относится и к деревне. Согласно
официальной теории колхозная собственность есть особая форма социалисти-
ческой собственности. "Правда" пишет, что колхозы "по существу уже одно-
типны с государственными, последовательно социалистическими предприятия-
ми", но тут же прибавляет: гарантией социалистического развития сельско-
го хозяйства является то обстоятельство, что "большевистская партия ру-
ководит колхозами", т.е. отсылает нас от экономики к политике. Это озна-
чает, по существу, что социалистические отношения заложены пока-что не в
реальных отношениях между людьми, а в попечительном сердце начальства.
Трудящиеся очень хорошо сделают, если возьмут это сердце под подозрение.
На самом деле колхозное хозяйство стоит посредине между единоличным и
государственным, причем мелкобуржуазные тенденции внутри колхозов как
нельзя лучше дополняются быстрым развитием приусадебных, или личных хо-
зяйств колхозников. Несмотря на то, что индивидуальные посевные участки
колхозников составляют всего 4 миллиона гектаров против 108 миллионов
колхозных посевов, т.е. менее 4%, они, благодаря интенсивной, особенно
огородной культуре, доставляют крестьянской семье важнейшие предметы
потребления. Главная масса рогатого скота, овец и свиней составляет
собственность колхозников, а не колхозов. Крестьяне сплошь превращают
свои подсобные хозяйства в основные, отодвигая малоприбыльные колхозы на
второй план. Наоборот, колхозы с высокой оплатой рабочего дня поднимают-
ся на более высокую социальную ступень, создавая категорию зажиточных
фермеров. Центробежные тенденции еще не отмирают, а, наоборот, крепнут и
растут. Во всяком случае колхозы успели пока преобразовать лишь юриди-
ческие формы экономических отношений деревни, в частности, способы расп-
ределения дохода, но оставили почти без перемен старую избу, огород,
уход за скотом, весь ритм тяжелого мужицкого труда, в значительной мере
и старое отношение к государству, которое не служит, правда, больше по-
мещикам и буржуазии, но забирает у деревни слишком много в пользу горо-
дов и содержит слишком много прожорливых чиновников.
Для предстоящей 6 января 1937 г. переписи советского населения выра-
ботан следующий перечень социальных категорий: рабочие; служащие; кол-
хозники; единоличники; кустари; люди свободных профессий; служители
культа; другие нетрудящиеся элементы. Согласно официальному комментарию,
переписной лист только потому не заключает в себе никаких других соци-
альных характеристик, что в СССР нет классов. На самом деле переписной
лист построен с прямым расчетом: скрыть привилегированные верхи и наибо-
лее обездоленные низы. Действительные прослойки советского общества, ко-
торые должно и можно было бы, без труда, выявить при помощи честной пе-
реписи, таковы: верхи бюрократии, специалисты и пр., живущие в буржуаз-
ных условиях существования; средний и низший слой, на уровне мелкой бур-
жуазии; рабочая и колхозная аристократия - примерно на том же уровне;
средняя рабочая масса; средние слои колхозников; крестьяне и куста-
ри-единоличники; низшие рабочие и крестьянские слои, переходящие в лум-
пен-пролетариат; беспризорные, проститутки и проч.
Когда новая конституция заявляет, что в СССР достигнуто "уничтожение
эксплуатации человека человеком", то она говорит неправду. Новое соци-
альное расслоение создало условия для возрождения самой варварской формы
эксплуатации человека, именно покупки его в рабство, для личных услуг. В
регистре новой переписи личная прислуга не упоминается вовсе: она должна
быть, очевидно, растворена в группе "рабочих". Не хватает, с другой сто-
роны, вопросов: имеет ли социалистический гражданин прислугу, и сколько
именно (горничную, кухарку, кормилицу, няню, шофера); имеет ли в личном
пользовании автомобиль, сколькими комнатами располагает и пр. Нет вообще
ничего о размерах заработка! Если б восстановить правило, согласно кото-
рому эксплуатация чужого труда лишает политических прав, то оказалось бы
неожиданно, что за порогом советской конституции должны остаться сливки
правящего слоя. К счастью, установлено полное равенство в правах... для
прислуги, как и для хозяина.
Извнутри советского режима вырастают две противоположные тенденции.
Поскольку он, в противоположность загнивающему капитализму, развивает
производительные силы, он подготовляет экономический фундамент социализ-
ма. Поскольку, в угоду высшим слоям, он доводит до все более крайнего
выражения буржуазные нормы распределения, он подготовляет капиталисти-
ческую реставрацию. Противоречие между формами собственности и нормами
распределения не может нарастать без конца. Либо буржуазные нормы должны
будут, в том или ином виде, распространиться и на средства производства,
либо, наоборот, нормы распределения должны будут прийти в соответствие с
социалистической собственностью.
Бюрократия страшится обнажения этой альтернативы. Везде и всюду, в
печати, в речах, в статистике, в романах своих беллетристов, в стихах
поэтов, наконец, в тексте новой конституции она тщательно прикрывает ре-
альные отношени<я> города и деревни абстракциями социалистического сло-
варя. Оттого так безжизненна, фальшива и бездарна вся официальная идео-
логия!
Государственный капитализм?
От незнакомых явлений нередко ищут спасения в знакомых терминах. За-
гадку советского режима пытались перекрыть именем государственного капи-
тализма. Этот термин представляет то удобство, что никто точно не знает,
что собственно он означает. Первоначально термин "государственный капи-
тализм" возник для обозначения всех тех явлений, когда буржуазное госу-
дарство непосредственно берет в свое заведывание средства транспорта или
промышленные предприятия. Самая необходимость таких мер есть один из
симптомов того, что производительные силы переросли капитализм и приво-
дят его к частичному самоотрицанию на практике. Но пережившая себя сис-
тема, вместе с элементами самоотрицания, продолжает все же существовать,
как капиталистическая система.
Теоретически можно, правда, представить себе такое положение, когда
буржуазия в целом конституируется, как акционерная компания, которая,
через посредство своего государства, управляет всем национальным хо-
зяйством. Экономические закономерности подобного режима не представляли
бы никакой тайны. Отдельный капиталист, как известно получает, в виде
прибыли, не ту часть прибавочной стоимости, которая непосредственно соз-
дается рабочими его предприятия, а лишь пропорциональную его капиталу
долю совокупной прибавочной стоимости, создаваемой во всей стране. При
интегральном "государственном капитализме" закон равной нормы прибыли
осуществлялся бы не обходными путями, т.е. конкуренцией между капитала-
ми, а прямо и непосредственно, через государственную бухгалтерию. Такого
режима, однако, никогда не было и, вследствие глубокого противоречия в
среде самих собственников, никогда не будет, - тем более, что, в качест-
ве универсального носителя капиталистической собственности, государство
представляло бы слишком заманчивый объект для социальной революции.
Со времени войны и особенно опытов фашистской экономии, под именем
государственного капитализма понимают чаще всего систему государственно-
