предпринимали никаких мер к пресечению деятельности, направленной к
ниспровержению существующего строя, что последняя даже часто командировала
к месту заседаний Совета патрули для охранения порядка, что даже
петербургский градоначальник принимал председателя Совета Хрусталева, зная,
кто он и в качестве кого он является, - все это дает полное основание всем
участникам Совета Рабочих Депутатов считать свою деятельность отнюдь не
противоречащей тому курсу, который господствует в правительственных сферах,
и, стало быть, не преступной".
Но, в конце концов, министр юстиции нашел средство преодолеть свои
юридические сомнения, - и 26 ноября Хрусталев был арестован в помещении
Исполнительного Комитета.
Два слова о значении этого ареста. На втором заседании Совета, 14 октября,
председателем был избран, по предложению представителя
социал-демократической организации, молодой адвокат Георгий Носарь*67,
приобревший вскоре большую популярность под именем Хрусталева. Он оставался
председателем до дня своего ареста, 26 ноября, и в его руках
сосредоточивались все организационные нити практической деятельности
Совета. Радикально-уличная пресса, с одной стороны, и
реакционно-полицейская, с другой, в течение нескольких недель создали
вокруг этой фигуры историческую легенду. Как в свое время 9 января казалось
им плодом проникновенного замысла и демагогического гения Георгия Гапона,
так Совет Рабочих Депутатов представлялся им гибким орудием в титанических
руках Георгия Носаря. Ошибка во втором случае была еще грубее и абсурднее,
чем в первом. Хотя работа, развитая Хрусталевым в качестве председателя,
неизмеримо богаче и содержательнее, чем авантюристская деятельность Гапона,
личное влияние председателя Совета на ход и исход событий несравненно
меньше того влияния, которое получил взбунтовавшийся поп из департамента
полиции. В этом не вина Хрусталева, а заслуга революции. С января по
октябрь она заставила пролетариат пройти большую политическую школу.
Формула герой и толпа уже не имела применения в революционной практике
рабочих масс. Личность вождя растворилась в организации; с другой стороны,
объединенная масса сама стала политической личностью.
Практически-находчивый и деловитый человек, энергичный и умелый
председатель, хотя и посредственный оратор, импульсивная натура без
политического прошлого и без политической физиономии, Хрусталев оказался
как нельзя лучше приспособленным к той роли, которую он сыграл в конце 1905
года. Рабочие массы, революционно настроенные и с резким классовым
чувством, были, однако, в большинстве лишены партийной определенности. То,
что мы сказали выше о самом Совете, здесь можно отнести к Хрусталеву. Все
социалисты с прошлым были партийными людьми, а кандидатура партийного
человека внесла бы трения в среду Совета в самый момент его возникновения.
С другой стороны, политическая неопределенность Хрусталева облегчала Совету
его сношения с непролетарским миром, особенно с интеллигентскими
организациями, оказавшими Совету значительную материальную помощь. Доверяя
председательство беспартийному лицу, социал-демократия рассчитывала на свой
политический контроль. Она не ошиблась. Уже через 3 - 4 недели колоссальный
рост ее влияния и силы сказался, между прочим, и в том, что Хрусталев
публично заявил о своем присоединении к социал-демократии (к меньшевикам).
Чего думало правительство достигнуть арестом Хрусталева? Надеялось ли оно
путем устранения председателя разрушить организацию? Это было бы, пожалуй,
слишком тупоумно - даже для Дурново. Трудно, однако, на вопрос о мотивах
ответить вполне определенно уже потому, что мотивы были, вероятно, неясны
самим реакционным заговорщикам, которые собрались в Царском Селе для
обсуждения судеб революции, а разрешились отдельной жандармской мерой. Во
всяком случае арест председателя при тех условиях, при каких он был
произведен, получал для Совета огромное симптоматическое значение. Для
всякого, кто накануне мог еще сомневаться в этом, стало ясно, как день, что
для обеих сторон отступления нет, что решительное столкновение неизбежно и
что нас отделяют от него не месяцы и не недели, а дни.
"1905".
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ СОВЕТА
Покинуть после ареста Хрусталева открытую арену Совет не мог: свободно
избранный парламент рабочего класса, он был силен именно открытым
характером своей деятельности. Распустить свою организацию - значило
добровольно открыть крепостные ворота врагу. Оставалось итти прежней
дорогой - навстречу конфликту. На заседании Исполнительного Комитета 26
ноября представитель партии социалистов-революционеров ("сам" Чернов)*68
предложил издать заявление, что на каждую меру правительственной репрессии
Совет будет отвечать террористическим ударом. Мы выступили против этого: в
тот небольшой срок, который оставался до открытия военных действий, Совет
должен был как можно теснее натянуть связи с другими городами, с
Крестьянским, Железнодорожным, Почтово-Телеграфным Союзами*69, с армией;
для этой цели еще в середине ноября были отправлены два делегата - один на
юг, другой на Волгу; между тем террористическая погоня за отдельными
министрами, несомненно, поглотила бы все внимание и всю энергию
Исполнительного Комитета. Мы предложили внести на заседание Совета
следующую резолюцию: "26 ноября царским правительством взят в плен
председатель Совета Рабочих Депутатов тов. Хрусталев-Носарь. Совет Р. Д.
выбирает временный президиум и продолжает готовиться к вооруженному
восстанию". Как кандидаты в президиум были намечены три лица: докладчик
Исполнительного Комитета Яновский (под именем Яновского фигурировал в
Совете автор этой книги), кассир Введенский (Сверчков)*70 и депутат от
Обуховского завода рабочий Злыднев*71.
Общее собрание Совета происходило на следующий день открыто, как всегда.
Присутствовало 302 депутата. Настроение царило нервное. Многие члены Совета
хотели немедленного и прямого ответа на партизанский набег министерства. Но
после кратких прений собрание единодушно принимает резолюцию
Исполнительного Комитета и закрытой баллотировкой выбирает предложенных им
кандидатов в президиум.
Присутствующий на заседании представитель Главного Комитета Крестьянского
Союза докладывает собранию о постановлении ноябрьского съезда Союза: не
давать правительству рекрут и податей и брать назад вклады из
государственных банков и сберегательных касс. Ввиду того что Исполнительный
Комитет еще 23 ноября принял резолюцию, приглашающую рабочих, "ввиду
наступающего государственного банкротства", принимать уплату жалованья
только золотом и извлекать свои вклады из сберегательных касс, делается
постановление о том, чтобы обобщить эти меры финансового бойкота и изложить
их в манифесте к народу - от имени Совета, Крестьянского Союза и
социалистических партий.
Возможны ли будут дальнейшие общие собрания пролетарского парламента?
Уверенности в этом нет. Собрание постановляет, в случае невозможности
созвать Совет, передать его функции Исполнительному Комитету в расширенном
составе. После ареста Совета 3 декабря его полномочия на основании этого
решения перешли к Исполнительному Комитету второго Совета.
Затем собрание выслушивает горячие приветствия от имени сознательных солдат
финляндских батальонов, от польской социалистической партии, от
Всероссийского Крестьянского Союза. Делегат его обещает в решительный час
братскую поддержку революционного крестьянства. При неописуемом энтузиазме
депутатов и гостей, под непрерывный гром аплодисментов и возгласов
представитель Крестьянского Союза и председатель Совета обмениваются
рукопожатиями. Собрание расходится глубокой ночью. Последним покидает свое
место дежуривший, как всегда, у входа по распоряжению градоначальника наряд
полиции. Для характеристики положения интересно отметить, что в этот самый
вечер маленький полицейский чиновник по распоряжению того же
градоначальника не допустил легального и мирного собрания буржуазных
избирателей с Милюковым*72 во главе...
Большинство петербургских заводов присоединилось к резолюции Совета,
которая нашла также сочувственный отклик в резолюциях Московского и
Самарского Советов*73, Железнодорожного и Почтово-Телеграфного Союзов, а
также ряда местных организаций. Даже центральное бюро Союза Союзов
присоединилось к постановлению Совета и выпустило призыв "ко всем живым
элементам страны" - деятельно готовиться к близкой политической стачке и к
"последней вооруженной схватке с врагами народной свободы".
Однако, среди либеральной и радикальной буржуазии октябрьские симпатии к
пролетариату успели остыть. Положение становилось все более острым, и
либерализм, ожесточаемый собственной бездеятельностью, угрюмо ворчал по
адресу Совета. Рядовой обыватель, мало причастный к политике, относился к
Совету полу-доброжелательно, полу-подобострастно. Когда он боялся, что в
пути его застигнет железнодорожная стачка, он заходил за справкой в бюро
Совета. Сюда же он приходил сдавать свою телеграмму во время
почтово-телеграфной забастовки, и, если бюро признавало телеграмму
достаточно важной, она отправлялась. Так, вдова сенатора Б., тщетно обегав
канцелярии министров, в конце концов обратилась по поводу важной семейной
телеграммы к содействию Совета. Его письменный ордер освобождал обывателя
от выполнения законов. Граверная мастерская согласилась сделать печать для
нелегального Почтово-Телеграфного Союза, только получив письменное
"разрешение" Совета. Северный Банк учел Совету просроченный чек. Типография
морского министерства запрашивала Совет, бастовать ли ей. К нему же
обращались в опасные минуты, ища защиты от частных лиц, чиновников и даже
от правительства. Когда Лифляндская губерния была объявлена на военном
положении, латышская часть петербургского населения просила Совет "сказать
свое слово" по поводу нового насилия царизма. 30 ноября обратился к Совету
союз санитаров, которых Красный Крест завлек на войну путем заманчивых
обещаний, а затем отпустил ни с чем: арест Совета прервал его энергичную
переписку по этому поводу с главным правлением Красного Креста. В помещении
Совета всегда толпились всевозможные просители, ходатаи, жалобщики,
обиженные, чаще всего рабочие, прислуга, приказчики, крестьяне, солдаты,
матросы... У иных было совершенно фантастическое представление о могуществе
Совета и о его методах. Так, один слепой инвалид, участвовавший в
русско-турецкой войне, весь в крестах и медалях, жаловался на горькую нужду
и просил, чтобы Совет "нажал на самого" (т.-е. на царя)... Были заявления и
ходатайства из отдаленных мест. Уездные жители одной из польских губерний
прислали Совету после ноябрьской стачки благодарственную телеграмму.
Какой-то старый казак жаловался Совету из Полтавской губернии на
несправедливость князей Репниных, которые 28 лет эксплоатировали его в
качестве конторщика, а затем уволили без объяснения причин. Старик просил
Совет оказать давление на князей Репниных. На адресе этого любопытного
ходатайства значилось только: Петербург, Рабочее правление, - тем не менее
революционная почта безошибочно доставила пакет по назначению. Из Минской
губернии прибыл в Совет за справкой нарочный депутат от артели по земляным
работам, которой помещик хотел уплатить 3.000 руб. какими-то акциями по
пониженной цене. "Как быть? - спрашивал присланный. - И взять-то охота, и
боязно: слышали мы, что ваше правительство хочет, чтоб рабочие заработок
свой получали чистоганом: золотом или серебром". Оказалось, что акции
помещика не имеют почти никакой цены... Вести о Совете только под конец его
деятельности начали доходить до деревни. Обращения от крестьян становились
все чаще. Черниговцы просили связать их с местной социалистической
организацией, могилевцы прислали ходоков с приговорами нескольких сходов о
том, что они будут действовать заодно с городскими рабочими и Советом.
Великое поле деятельности открывалось перед Советом, - вокруг были
необъятные пространства политической целины, которую нужно было еще только
