Она пожала плечами.
-- У отца. Я с детства любила наблюдать, как он фехтует. Мне, как
женщине, запрещалось носить меч, но я... у меня оказалась хорошая память!
-- Должна вас поблагодарить, -- сказала я. -- Если б не вы, мне
пришлось бы лишить себя жизни.
-- Благодарить будете, когда мы выберемся, -- ответила она. -- А
благодарность ваша будет заключаться в том, что вы поможете мне подавить
мятеж моих баронов.
"Моих баронов!". Это она заявила. И в тот момент я уяснила, что с
нынешнего дня и до конца жизни эта женщина будет считать себя герцогиней. О
боги... я перестаралась!
...Мы спрятались в лесу и стали ждать удобного момента. Нашей
единственной надеждой был линкор "Уаджет"; я поняла, что мои гонцы до него
так и не добрались.
Новая герцогиня не уставала изумлять меня. Она проворно влезла на
высокое дерево. Оттуда было видно многое, что творилось в городе. Там шла
жестокая бойня. Главным образом, нарбоннцы бились с пришельцами --
тевтонскими рыцарями, медиоланцами и тосканцами. К середине дня галлы
победили, а пришельцы, оставшиеся в живых, сдались в плен. В один момент
Кримхильде показалось, будто она видит ненавистного брата. Я не поверила,
что она его видит на таком расстоянии, но, с другой стороны, победоносный
Варг, скорее всего, уже прибыл в Нарбонну.
Это могло означать, что скоро беглянок начнут искать целенаправленно:
узурпатор достаточно умен, чтобы понимать, насколько мы ценнее многих тысяч
обычных пленников.
Я мучительно размышляла, как нам добраться до берега моря. В довершении
ко всем нашим бедам моя нога опухла, и я совсем не могла идти.
Боги вняли нашим мольбам. Кримхильда сверху увидала повозку дровосека.
Повозка ехала из леса. И сам дровосек правил единственной кобылой; судя по
всему, он и не подозревал, какие события приключились в столице герцогства
за время его отсутствия.
Кримхильда слезла с дерева. Я дала ей золотой солид и велела
договориться с дровосеком. Наверное, идея была глупой, и герцогиня поступила
правильно, без лишних слов убив беднягу. Что ни говори, а жизнь этого
варвара не стоила наших жизней; мы не имели права рисковать.
Герцогиня помогла мне взобраться на повозку. Она взяла вожжи, и мы
поехали через лес. Ехали долго и неизвестно куда; мне оставалось лишь
доверять первобытному инстинкту этой валькирии. Однажды нам пришлось
спрятать повозку, так как мимо проезжал отряд мятежников. К счастью, они нас
не заметили.
Вот лес закончился, и показалось море. В душе моей взыграла радость,
когда на горизонте я увидела грозные очертания линкора "Уаджет". Но от
корабля нас отделяли три гермы, одна по берегу и две по воде. Целых три
гермы, три тысячи мер, и каждая мера могла таить смертельную опасность!
По берегу сновали воины, и явно не бесцельно. Вероятно, узурпатор успел
отдать приказ отрезать нас от воды. Он тоже понимает, что мы стремимся на
линкор. Выйти из леса значило для нас немедленно угодить в лапы врагов. Что
же делать?..
-- У вас найдется зеркало, герцогиня? -- спросила я.
Зеркала у нас не нашлось, но были латы, начищенные до блеска.
Кримхильда помогла мне влезть на дерево... Это была пытка! Но я влезла, а
остальное было не столь сложно.
Воистину, не знаешь, какая наука пригодится в жизни! В лицее я
факультативно изучала кодовый язык. Кто бы мог тогда представить, что
высокородная София Юстина будет сидеть на дереве в Нарбоннском лесу и
посылать световые сигналы на имперский военный корабль?!
Меня, вернее, мои сигналы, увидели и расшифровали. Я это поняла, когда
линкор пришел в движение. Еще я услышала боевой сигнал и увидела, как на
палубе выстраивается морская пехота, а шлюпки готовятся к спуску на воду.
Но они были слишком далеко! А галлы на берегу тоже увидели мои сигналы.
Галлы были гораздо ближе! И они спешили на источник сигналов, чтобы
захватить нас. Вот их передовой отряд в ста мерах, в девяноста, в
восьмидесяти... все ближе и ближе враг!
Жуткий вопль потряс меня. И обрадовал! Враги горели заживо, невидимый
луч поджигал их, одного за другим! Я и не представляла, что линкору удастся
так быстро подготовить эфиритовый излучатель, обычно на это уходит не менее
получаса. Должно быть, контр-адмирал Септимий Доламин, командующий линкором,
оказался более предусмотрительным человеком, чем я полагала.
Берег очистился. Однако враги не бежали, они залегли меж валунов, там,
где луч не мог достать их, и ждали, когда мы выйдем. А я не собиралась
выходить; время играло на меня.
Линкор подошел к берегу на минимально допустимое расстояние и спустил
три шлюпки. Враги обнаружили себя и стали забрасывать наших легионеров
стрелами. Убийственный тепловой луч вновь заставил этих червей вжаться в
землю; враги были бессильны помешать высадке спасительного десанта.
Ситуация изменилась, когда легионеры сошли на берег. Варвары стремглав
выскочили из своих укрытий и бросились на них. В ближнем бою враги не
боялись теплового луча, так как луч, естественно, не различал своих и чужих,
а Септимий Доламин не помышлял стрелять по своим.
Бой закончился вничью. Полегли почти все легионеры, равно как и враги.
Мы с Кримхильдой решили прорываться. Враги того и ждали. Только мы вышли
из-за деревьев, засвистели стрелы. Нам пришлось вернуться в укрытие.
Ситуация казалась патовой.
С линкора спустили еще одну шлюпку. Легионеры сошли на берег и --
наконец-то! -- прочистили дорогу к нам. Какое счастье после всех мытарств
увидеть пред собой вооруженного мужчину, который отдает честь и называет
"сиятельством" не с издевкой, но с искренним благоговением!
Я радовалась рано. Мы уже были в шлюпке, как на берегу возник новый
отряд варваров. Враги, недолго думая, принялись поливать нас стрелами.
Минуту спустя им пришлось ретироваться от теплового луча. Но этой минуты
хватило, чтобы поразить многих легионеров, бывших с нами в шлюпке.
Оставшиеся в живых гребли что есть мочи. Меня положили на дно и накрыли
чьим-то телом.
И это было не самое страшное. С другого конца леса выехал еще один
отряд. А излучатель на линкоре был один, и ствол излучателя не мог быстро
менять прицел. К счастью для нас, на борту имелись также пушки. Пять орудий
выстрелили одновременно... нужно отдать под трибунал бездарных канониров!
Один снаряд свалился в воду невдалеке от нашей шлюпки. Волна настигла нас,
шлюпка перевернулась, и мы очутились в ледяной воде...
Меня спасла Кримхильда. Сама не выплыла бы, да еще с больной ногой. Как
это все закончилось, помню плохо. Вода повсюду... руки Кримхильды... она
плывет и подбадривает меня, не позволяет утонуть... я снова чувствую ее
руки... кто-то еще нам помогает... вокруг нас летают вражеские стрелы... но
вот уже корабль... меня поднимают на палубу... я жива, и я среди своих!
Силы оставляли меня, но, помню, еще смогла сказать Кримхильде:
-- Признаюсь, нынче утром я решила для себя, что вам не быть
нарбоннской герцогиней. Но эти варвары... они позволили себе глумиться надо
мной... над нами... принудили скрываться... стреляли в нас... в меня, в
Юстину, желая смертью поразить! Спустить такое выше моих сил. Я отомщу! А
вы... вы взойдете на престол Нарбонны, герцогиня, клянусь...
Поклясться кровью Фортуната не успела: довольно и того, что я уже
перенесла в тот страшный день.
Глава семнадцатая,
в которой читатель убеждается, что умные люди имеют обыкновение мыслить
одинаково
148-й Год Кракена (1786),
ночь с 30 апреля на 1 мая, Галлия, Нарбонна, подвал во дворце герцога
Последний оставшийся в живых врач-амориец висел на пыточном колесе.
Несчастному не довелось умереть, как его коллегам, смертью героя -- боги
назначили ему конец мучительный и позорный, и конец этот неумолимо
приближался.
Обезьяноподобный мастер заплечных дел выплеснул на страдальца ведро
воды. Врач очнулся и издал приглушенный стон. Молодой Варг попытался
заглянуть в глаза этого человека. Это удалось ему, но в глазах супостата
победитель не обнаружил осмысленного выражения. Да и как сохранить рассудок,
когда сломаны ребра, вывернуты руки, а стопы напоминают горелые головешки?..
-- Он так и не признался? -- спросил Варг у палача.
-- Нет, мой государь, -- хмуро процедил тот и невольно бросил опасливый
взгляд на третьего присутствующего в пыточном подвале.
Могло показаться странным, почему верзила-палач сторонится этого
тщедушного человека, явившегося вместе с новым государем. Спутник Варга с
ног до головы был укутан в непроницаемый черный плащ с капюшоном, который
оставлял открытым лишь острый подбородок. Лица этого человека палач не
видел, но ему отчего-то казалось, что под капюшоном скрывается неизвестный
Ужас...
Читателю нетрудно понять чувства варвара: третьим в пыточной был
Януарий Ульпин.
-- Он утверждает, что не убивал герцога, -- пробурчал Варг. -- И я
склонен ему поверить: если б было иначе, он бы уже сознался.
-- А я бы на твоем месте не торопился с выводами. Вы зашли не с того
конца, -- тихо сказал Ульпин; от звуков его голоса у палача пробежали
мурашки по коже.
-- Что ты имеешь в виду?
-- Для людей, подобных этому врачу-лазутчику, клятва Гиппократа --
пустые слова в сравнении с клятвой Гарпократа. Как ты полагаешь, отправила
бы их София во вражеский лагерь, не будучи уверенной в их абсолютной
надежности?! Этого человека перед отправкой в Нарбонну подвергли
психокодированию. Неудивительно, что он молчит под пыткой.
-- Зачем ты мне это говоришь? По-твоему, он утаивает правду?
-- Ты хочешь, чтобы его допросил я?
Варг вздрогнул. Подсознательно он был рад увериться в невиновности
врачей, а значит, и Софии Юстины. Любопытство пересилило. Взяв себя в руки,
он согласно кивнул.
Януарий выпростал исхудалую руку из-под плаща и сделал ею несколько
замысловатых движений перед лицом врача. И хотя рука не коснулась тела,
страдалец конвульсивно вздрогнул и застонал, как от боли.
-- Кто ты? -- негромко спросил Ульпин.
-- Никандр Лисма, плебей из Темисии, врач Императорской клиники
внутренних болезней, магистр медицины, -- срывающимся голосом ответил
мученик.
-- Это мы и так знали, -- буркнул Варг.
Януарий бросил на него сумрачный взгляд, затем тощая рука повторила
пассы у лица мученика.
-- Не надо! -- вдруг отчаянно завопил Никандр Лисма. -- Оставьте мою
дочь! Она еще совсем ребенок!
Варг почувствовал, как на голове начинают шевелиться волосы. Он скосил
глаза в сторону, на палача. Того сотрясала нервная дрожь.
-- Ответь мне, зачем ты прибыл в Нарбонну? -- спросил Януарий.
-- Чтобы убить герцога Круна, -- на едином дыхании выпалил несчастный.
-- Ты сам хотел его смерти?
-- Нет, мне приказали.
-- Кто?
-- Ее сиятельство София Юстина...
-- О, нет! -- простонал Варг.
Ульпин бросил на него быстрый взгляд и спросил врача:
-- Ты сейчас говоришь правду или лжешь?
-- Клянусь Творцом-Пантократором и всеми аватарами, я не лгу... Только
не терзайте мою дочь, пожалуйста!
-- Причем тут его дочь? -- шепнул Варг Януарию.
-- Ему кажется, что его дочь у нас в руках, -- ухмыльнулся молодой
Ульпин.
-- А где она на самом деле?
-- Почем я знаю? Я просто вызвал из его памяти ее образ и снабдил этот
образ своими комментариями...
Варгу было не по себе. Ульпины могли называть все это "наукой", но
здесь, в этом мрачном пыточном подвале, варвару казалось, что он
