знала, что этот кадр будет потом долго сниться мне в кошмарах: брат моего
мужа с копьем в груди. Это на самом деле я его убила; мне надлежало знать,
как кончит он, когда я понуждала этого красавца жениться на Кримхильде...
Вот он сгибается, хватается рукой за древко, кровь появляется на его губах
-- и Виктор Лонгин умирает, на глазах жены, которая его любила...
То был сигнал к восстанию. Убили первого аморийца и сразу же взялись за
остальных. Их было тут немного, легионеров, составлявших мою охрану. Они
отстреливались... но взбешенная толпа -- я лишь потом узнала, ЧТО этим диким
людям в безумном упоении наговорила бедная Кримхильда -- взбешенная толпа их
растерзала. За легионерами пришел черед погибнуть послу Империи Луцию Руфину
и сотрудникам посольства...
Бежать, бежать -- только бегством я могла спасти свою жизнь. Все
остальное потом. Внутренняя охрана дворца, слава богам, не слышала речь
новой герцогини и осталась верна законной власти. Я, мои врачи и
приближенные попытались выбраться из дворца черным ходом. К нам
присоединилась и сама Кримхильда; должно быть, гибель мужа чуть отрезвила
ее...
Нам преградила путь измена. Начальник стражи барон Фальдр сообразил,
что мы попробуем бежать черным ходом, так как весь остальной дворец был уже
в руках мятежников. Нас атаковали с двух сторон: барон Хримнир и его рыцари
преследовали сзади, а впереди стоял и ухмылялся барон Фальдр.
Он приказал охране схватить нас. Пятеро легионеров, не отходившие от
меня, вступили с варварами в бой. И даже мои врачи, нужно отдать им должное,
взяли в руки оружие, чтобы защитить меня, -- ведь я была не только женщиной,
министром, но и потомком Великого Фортуната, я была для них последним
символом Отечества! Тем временем мы с Кримхильдой и еще двумя врачами
спрятались в какой-то комнате и забаррикадировали дверь. Кримхильда плакала
и извинялась, но я велела злополучной герцогине замолчать и выслушать, как
следует ей поступить, когда мятежники ворвутся к нам.
Взломав дверь и разметав нашу баррикаду, они ворвались -- рыжебородый
великан Хримнир и долговязый Фальдр, похожий на шакала. Их чувства прочитала
я на лицах: предвкушение скорой и жестокой мести гордых мужей унизившим их
девчонкам. Для них мы даже не были врагами, мы личностями не были для них, я
не была министром колоний, а Кримхильда -- герцогиней; мы, вернее, наши
соблазнительные тела, были в тот момент для них объектом гнусной похоти. Они
мечтали изнасиловать нас; возможно ли большее унижение для аморийской
княгини, чем быть изнасилованной диким варваром, животным в человеческом
обличии?!
Я приготовила им сюрприз. Как только эти двое ворвались в палату,
Кримхильда скрутила мои руки за спиной и приставила кинжал к моему горлу.
Должна признать, она сделала это с неподражаемым артистизмом, а я сыграла
страх и ужас.
-- Стоять, гнусные собаки! -- голосом владычицы воскликнула Кримхильда.
-- Еще шаг, и эта женщина умрет!
По-моему, красиво получилось. Это был шоковый удар. Хримнир и Фальдр
застыли. Не давая им времени собраться с мыслями, герцогиня продолжала, и
при этом на устах ее играла сатанинская ухмылка:
-- Ну, Фальдр, раскинь мозгами, что случится, когда она умрет?! Что
сделает с тобой и с остальными ее отец, первый министр?! Ну, представь!
Даже дикарю нетрудно было представить: имперские войска не станут
разбираться, чья именно рука убила дочь первого министра. А вид моей подруги
не оставлял сомнений в том, что эта женщина не шутит: ей, потерявший отца и
мужа, уж нечего терять, она убьет княгиню-аморийку, то есть меня, затем
умрет сама -- но, умирая, будет знать, что никто из обидчиков беспощадной
расправы не минует...
Хримнир грязно выругался, а Фальдр, этот жалкий пес, выдавил приторную
улыбку и сказал:
-- Вы нас не так поняли... дамы.
-- Еще шаг, и она умрет! -- повторила Кримхильда, а я жалобно
простонала:
-- Господин барон, пожалуйста, не перечьте ей. Эта женщина не в себе.
Прошу, оставьте нас. Мы никуда не убежим, мы ваши пленники...
-- Ничего подобного, ваше сиятельство, -- осклабился Фальдр. -- Вы наша
уважаемая гостья, и я уверен, что герцог Варг почтет за честь свидеться с
вами. Он уже спешит в Нарбонну из Эльсинора.
Вот так я и услышала впервые это сочетание слов: "герцог Варг"!
Признаюсь, в тот миг я ужаснулась... Не принц, но герцог Варг, выкормыш
злокозненных еретиков Ульпинов, вскоре решит мою судьбу!
И тут я не сдержалась:
-- Как вы могли, барон! Вы присягали...
-- Под принуждением, под страхом лютой смерти, а значит, беззаконно! --
вскричал Фальдр. -- Государю моему, герцогу Круну, я служил до самого
последнего его мгновения, а этой... этой я служить не стану! Вот ваши
грязные монеты, возьмите их назад, я рыцарь, а не раб, я не холуй, не
мальчик для битья!
Он вытащил из кошеля наши солиды и швырнул это золото мне в лицо.
Хримнир сделал то же самое. А затем оба барона вышли вон. В дверях осталась
стража.
...Облик Варга возник перед моим мысленным взором. Я представила его в
короне правящего герцога Нарбонны. И вообразила, как этот юный властелин с
триумфом вступает во дворец отца, где драгоценным трофеем его ждет сама дочь
правителя Империи, а фактически -- правительница Империи собственной
персоной... На память мне пришел мой первый "разговор по душам" с Варгом,
еще в Темисии. Тогда он мне сказал диковинную фразу: "У богов переменчивый
нрав; кто знает, может статься, это вы, великая и неподражаемая София
Юстина, в один прекрасный день будете молить меня о пощаде!". Я, помню,
рассмеялась ему в лицо. О боги, неужели этот день, для него прекрасный, а
для меня фатальный, уже настал?!!
Нет, невозможно! Никогда еще потомки Фортуната-Основателя не сдавались
на милость варваров. И сегодня этого не случится: пусть лучше кинжал,
который Кримхильда держала у моей шеи, познает вкус фортунатовой крови! А не
сможет она -- я сама себя отправлю на суд к великим божествам. Как
Клеопатра; велик был юный Цезарь, однако же она избрала сон Осириса взамен
мянящих золотых цепей! Я знаю, мне достанет воли. Ни один варвар на свете не
услышит от дочери Юстинов мольбу о пощаде!
Однако я бы не была собой, если бы думала единственно об этом. Мы
выгадали время, и у нас появился шанс. К чести Кримхильды, она больше не
плакала. Ее глаза сверкали, но не отчаянием -- гневом и жаждой мщения! Как
только мятежные бароны нас покинули, она шепнула мне:
-- Ваше сиятельство, в этой комнате есть потайной ход наружу. Я точно
знаю, есть, но где, не знаю.
Мы обязаны были отыскать потайной ход, не вызвав подозрения у
тюремщиков. Чтобы обмануть их, мы, две молодые женщины, разыграли смятение.
Мы плакали, в волнении мерили комнату шагами, хватались то за один предмет,
то за другой... Двое врачей поддерживали нашу игру.
Тайник нашла Кримхильда. Не скажу, что это оказалось очень сложно: ход
начинался за каминной плитой. Сложнее было отыскать рычаг... но и его мы
отыскали. Теперь нам нужно было проскользнуть через тайник незаметно для
тюремщиков. Но как это сделать? Эти, с позволения сказать, рыцари не сводят
с меня и герцогини глаз, а в глазах бушует пламя гнусной похоти... еще
немного, и они сорвутся, позабудут, зачем поставили их здесь.
Нас мог спасти лишь отвлекающий маневр. Двое врачей... они должны были
принять удар на себя. Я не знала, смогут ли. Когда я им сказала, они
развеяли мои сомнения. Оба считали счастьем умереть, спасая Фортунату. Да,
так и сказали, -- "Фортунату", -- как будто я не княгиней была, а кесаревной
Священной династии!
Не стала их разубеждать. В тот миг я испытала гордость за свою великую
державу, где даже низкорожденные плебеи верны Божественному Престолу, как
герои. Что бы ни вещали еретики и варвары, такая держава по праву властвует
над миром. У обоих моих спасителей в Амории остались семьи; я поклялась, что
позабочусь о детях и вдовах, а самих спасителей моих на родине будут
славить, как героев... Чтобы исполнить свое слово, я обязана была спастись.
И вот оба врача неожиданно бросились из палаты, мимо стражей. В тот же
миг Кримхильда нажала рычаг. Каминная плита отъехала, и мы ринулись во тьму
неизвестности. Затворяющий рычаг мы не имели времени искать, мы попросту
бежали по темному коридору, надеясь, что куда-нибудь он нас приведет...
В каком-то месте я споткнулась и почувствовала резкую боль в ступне.
Вокруг царил мрак. Кримхильда не оставила меня, помогла подняться, и мы
двинулись дальше. Фактически она тащила меня на себе; сама идти я не могла.
Позади уже слышались мужские голоса. Понятно, то была погоня. Я
приготовила кинжал -- он мог мне скоро пригодиться.
Внезапно ход закончился. Мы вышли наружу, отворив люк, вероятно,
древней канализационной системы. Осмотревшись, я поняла, что мы за городом.
Поблизости виднелись лес и дорога, а на дороге -- множество вооруженных
мужчин, конные и пешие. У них не было черно-белых флагов, и так я поняла,
что это войско Варга.
За моей спиной раздался крик. Я резко обернулась. Моя подруга билась в
тисках рыжебородого дикаря Хримнира. Варвар Фальдр, его попутчик, с
ухмылкой, не предвещавшей ничего хорошего, надвигался на меня:
-- Хотели нас оставить, ваше сиятельство? Не выйдет!
Я обнажила кинжал и быстрым движением порезала себе руку. Барон
изменился в лице, но среагировал иначе, чем прежде, во дворце. Он попытался
схватить меня. Я отпрянула и поднесла кинжал к шее.
-- Прочь, ничтожный варвар, иначе я убью себя! Потомки Фортуната не
сдаются в плен!
-- Блеф! -- рявкнул Фальдр и бросился на меня.
В тот миг я поняла, что нужно умирать -- иначе в самом деле будет
поздно.
Я не успела. Внезапно барон Фальдр выпучил глаза, изо рта его хлынула
кровь. Он рухнул наземь, а я увидела Кримхильду с окровавленным мечом. На
земле подле нее бился в корчах гигант Хримнир; его рука валялась рядом. Еще
я обнаружила, что у барона вспорот живот. Мне стало страшно; не верилось,
что эта женщина, моя подруга, изловчилась поразить двоих сильных мужчин
менее чем за минуту. Ее лицо напоминало маску ликующей валькирии. Она
кивнула мне и обратилась к Хримниру:
-- Ну что, презренная собака, как тебе твоя госпожа, герцогиня?!
Умирающий изрыгнул омерзительное проклятие. Кримхильда взмахнула мечом
и отрубила ему вторую руку. Хримнир завыл от боли.
-- Я вольна казнить и миловать таких, как ты, -- произнесла Кримхильда.
-- Тебя -- казню, предатель!
И она ловким движением отрубила ему левую ногу. Меня стошнило. Мы,
аморийцы, презираем бессмысленную жестокость. Но то -- мы, а она,
Кримхильда, была дочерью варварского народа. И она заслужила право на месть.
Барон Хримнир был еще жив, когда она лишила его второй ноги. И тут уж я
вмешалась:
-- Добейте его, герцогиня! Вы не можете...
-- Могу! Я все теперь могу. Сам император такое право даровал мне, --
жестоко расхохоталась она. -- А впрочем... пусть сперва презренная собака
скажет, кто я! Пусть назовет меня нарбоннской герцогиней!
Барон что-то прохрипел, но мы не разобрали его слов. В ответ Кримхильда
просто отрубила ему голову.
Меня трясло. Впервые в жизни мне довелось присутствовать при лютой
варварской казни. И казнь совершила женщина, -- женщина, которую я почитала
своим орудием, не более того! Ведаю ли я, какие демоны скрываются в ее
душе?..
-- Где вы научились владеть мужским клинком?
