мне приехать в дом в известный, назначенный час, или вы мне дадите
знать, когда и где я могу его видеть вне дома? Я не предполагаю отказа,
зная великодушие того, от кого оно зависит. Вы не можете себе предста-
вить ту жажду его видеть, которую я испытываю, и потому не можете предс-
тавить ту благодарность, которую во мне возбудит ваша помощь.
Анна".
Все в этом письме раздражило графиню Лидию Ивановну: и содержание, и
намек на великодушие, и в особенности развязный, как ей показалось, тон.
- Скажи, что ответа не будет, - сказала графиня Лидия Ивановна и тот-
час, открыв бювар, написала Алексею Александровичу, что надеется видеть
его в первом часу на поздравлении во дворце.
"Мне нужно переговорить с вами о важном и грустном деле. Там мы усло-
вимся, где. Лучше всего у меня, где я велю приготовить ваш чай. Необхо-
димо. Он налагает крест, но он дает и силы", - прибавила она, чтобы хоть
немного приготовить его.
Графиня Лидия Ивановна писала обыкновенно по две и по три записки в
день Алексею Александровичу. Она любила этот процесс сообщения с ним,
имеющий в себе элегантность и таинственность, каких недоставало в ее
личных сношениях.
XXIV
Поздравление кончалось. Уезжавшие, встречаясь, переговаривались о пос-
ледней новости дня, вновь полученных наградах и перемещении важных слу-
жащих.
- Как бы графине Марье Борисовне - военное министерство, а начальником
бы штаба - княгиню Ватковскую, - говорил, обращаясь к высокой красавице
фрейлине, спрашивавшей у него о перемещении, седой старичок в расшитом
золотом мундире.
- А меня в адъютанты, - отвечала фрейлина, улыбаясь.
- Вам уж есть назначение. Вас по духовному ведомству. И в помощники
вам - Каренина.
- Здравствуйте, князь! - сказал старичок, пожимая руку подошедшему.
- Что вы про Каренина говорили? - сказал князь.
- Он и Путятов Александра Невского получили.
- Я думал, что у него уж есть.
- Нет. Вы взгляните на него, - сказал старичок, указывая расшитою шля-
пой на остановившегося в дверях залы с одним из влиятельных членов Госу-
дарственного совета Каренина в придворном мундире с новою красною лентою
через плечо. - Счастлив и доволен, как медный грош, - прибавил он, оста-
навливаясь, чтобы пожать руку атлетически сложенному красавцу камергеру.
- Нет, он постарел, - сказал камергер.
- От забот. Он теперь все проекты пишет. Он теперь не отпустит нес-
частного, пока не изложит все по пунктам.
- Как постарел? Il fait des passions. Я думаю, графиня Лидия Ивановна
ревнует его теперь к жене.
- Ну, что! Про графиню Лидию Ивановну, пожалуйста, не говорите дурно-
го.
- Да разве это дурно, что она влюблена в Каренина?
- А правда, что Каренина здесь?
- То есть не здесь, во дворце, а в Петербурге. Я вчера встретил их, с
Алексеем Вронским, bras dessus, bras dessous, на Морской.
- C'est un homme qui n'a pas... - начал было камергер, но остановился,
давая дорогу и кланяясь проходившей особе царской фамилии.
Так не переставая говорили об Алексее Александровиче, осуждая его и
смеясь над ним, между тем как он, заступив дорогу пойманному им члену
Государственного совета и ни на минуту не прекращая своего изложения,
чтобы не упустить его, по пунктам излагал ему финансовый проект.
Почти в одно и то же время, как жена ушла от Алексея Александровича, с
ним случилось и самое горькое для служащего человека событие - прекраще-
ние восходящего служебного движения. Прекращение это совершилось, и все
ясно видели это, но сам Алексей Александрович не сознавал еще того, что
карьера его кончена. Столкновение ли со Стремовым, несчастье ли с женой,
или просто то, что Алексей Александрович дошел до предела, который ему
был предназначен, но для всех в нынешнем году стало очевидно, что слу-
жебное поприще его кончено. Он еще занимал важное место, он был членом
многих комиссий и комитетов; но он был человеком, который весь вышел и
от которого ничего более не ждут. Что бы он ни говорил, что бы ни пред-
лагал, его слушали так, как будто то, что он предлагает, давно уже из-
вестно и есть то самое, что не нужно.
Но Алексей Александрович не чувствовал этого и, напротив того, будучи
устранен от прямого участия в правительственной деятельности, яснее чем
прежде видел теперь недостатки и ошибки в деятельности других и считал
своим долгом указывать на средства к исправлению их. Вскоре после своей
разлуки с женой он начал писать свою первую записку о новом суде из бес-
численного ряда никому не нужных записок по всем отраслям управления,
которые было суждено написать ему.
Алексей Александрович не только не замечал своего безнадежного положе-
ния в служебном мире и не только не огорчался им, но больше чем ког-
да-нибудь был доволен своею деятельностью.
"Женатый заботится о мирском, как угодить жене, неженатый заботится о
господнем, как угодить господу", - говорит апостол Павел, и Алексей
Александрович, во всех делах руководившийся теперь писанием, часто вспо-
минал этот текст. Ему казалось, что с тех пор, как он остался без жены,
он этими самыми проектами более служил господу, чем прежде.
Очевидное нетерпение члена Совета, желавшего уйти от него, не смущало
Алексея Александровича; он перестал излагать, только когда член, вос-
пользовавшись проходом лица царской фамилии, ускользнул от него.
Оставшись один, Алексей Александрович опустил голову, собирая мысли,
потом рассеянно оглянулся и пошел к двери, у которой надеялся встретить
графиню Лидию Ивановну.
"И как они все сильны и здоровы физически, - подумал Алексей Александ-
рович, глядя на могучего с расчесанными душистыми бакенбардами камергера
и на красную шею затянутого в мундире князя, мимо которых ему надо было
пройти. - Справедливо сказано, что все в мире есть зло", - подумал он,
косясь еще раз на икры камергера.
Неторопливо передвигая ногами, Алексей Александрович с обычным видом
усталости и достоинства поклонился этим господам, говорившим о нем, и,
глядя в дверь, отыскивал глазами графиню Лидию Ивановну.
- А! Алексей Александрович!- сказал старичок, злобно блестя глазами, в
то время как Каренин поравнялся с ним и холодным жестом склонил голову.
- Я вас еще не поздравил, - сказал он, указывая на его новополученную
ленту.
- Благодарю вас, - отвечал Алексей Александрович. - Какой нынче прек-
расный день, - прибавил он, по своей привычке особенно налегая на слове
"прекрасный".
Что они смеялись над ним, он знал это, но он и не ждал от них ничего,
кроме враждебности; он уже привык к этому.
Увидав воздымающиеся из корсета желтые плечи графини Лидии Ивановны,
вышедшей в дверь, и зовущие к себе прекрасные задумчивые глаза ее, Алек-
сей Александрович улыбнулся, открыв неувядающие белые зубы, и подошел к
ней.
Туалет Лидии Ивановны стоил ей большого труда, как и все ее туалеты в
это последнее время. Цель ее туалета была теперь совсем обратная той,
которую она преследовала тридцать лет тому назад. Тогда ей хотелось ук-
расить себя чем-нибудь, и чем больше, тем лучше. Теперь, напротив, она
обязательно была так несоответственно годам и фигуре разукрашена, что
заботилась лишь о том, чтобы противоположность этих украшений с ее на-
ружностью была не слишком ужасна. И в отношении Алексея Александровича
она достигала этого и казалась ему привлекательною. Для него она была
единственным островом не только доброго к нему расположения, но любви
среди моря враждебности и насмешки, которое окружало его.
Проходя сквозь строй насмешливых взглядов, он естественно тянулся к ее
влюбленному взгляду, как растение к свету.
- Поздравляю вас, - сказала она ему, указывая глазами на ленту.
Сдерживая улыбку удовольствия, он пожал плечами, закрыв глаза, как бы
говоря, что это не может радовать его. Графиня Лидия Ивановна знала хо-
рошо, что это одна из его главных радостей, хотя он никогда и не призна-
ется в этом.
- Что наш ангел? - сказала графиня Лидия Ивановна, подразумевая Сере-
жу.
- Не могу сказать, чтоб я был вполне доволен им, - поднимая брови и
открывая глаза, сказал Алексей Александрович. - И Ситников не доволен
им. (Ситников был педагог, которому было поручено светское воспитание
Сережи.) Как я говорил вам, есть в нем какая-то холодность к тем самым
главным вопросам, которые должны трогать душу всякого человека и всякого
ребенка, - начал излагать свои мысли Алексей Александрович по единствен-
ному, кроме службы, интересовавшему его вопросу, - воспитанию сына.
Когда Алексей Александрович с помощью Лидии Ивановны вновь вернулся к
жизни и деятельности, он почувствовал своею обязанностью заняться воспи-
танием оставшегося на его руках сына. Никогда прежде не занимавшись воп-
росами воспитания, Алексей Александрович посвятил несколько времени на
теоретическое изучение предмета. И прочтя несколько книг антропологии,
педагогики и дидактики, Алексей Александрович составил себе план воспи-
тания и, пригласив лучшего петербургского педагога для руководства,
приступил к делу. И дело это постоянно занимало его.
- Да, но сердце? Я вижу в нем сердце отца, и с таким сердцем ребенок
не может быть дурен, - сказала графиня Лидия Ивановна с восторгом.
- Да, может быть... Что до меня, то я исполняю свой долг. Это все, что
я могу сделать.
- Вы приедете ко мне, - сказала графиня Лидия Ивановна, помолчав, -
нам надо поговорить о грустном для вас деле. Я все бы дала, чтоб изба-
вить вас от некоторых воспоминаний, но другие не так думают. Я получила
от нее письмо. Она здесь, в Петербурге.
Алексей Александрович вздрогнул при упоминании о жене, но тотчас же на
лице его установилась та мертвая неподвижность, которая выражала совер-
шенную беспомощность в этом деле.
- Я ждал этого, - сказал он.
Графиня Лидия Ивановна посмотрела на него восторженно, и слезы восхи-
щения пред величием его души выступили на ее глаза.
XXV
Когда Алексей Александрович вошел в маленький, уставленный старинным
фарфором и увешанный портретами, уютный кабинет графини Лидии Ивановны,
самой хозяйки еще не было. Она переодевалась.
На круглом столе была накрыта скатерть и стоял китайский прибор и се-
ребряный спиртовой чайник. Алексей Александрович рассеянно оглянул бес-
численные знакомые портреты, украшавшие кабинет, и, присев к столу,
раскрыл лежавшее на нем Евангелие. Шум шелкового платья графини развлек
его.
- Ну вот, теперь мы сядем спокойно, - сказала графиня Лидия Ивановна,
с взволнованною улыбкой поспешно пролезая между столом и диваном, - и
поговорим за нашим чаем.
После нескольких слов приготовления графиня Лидия Ивановна, тяжело ды-
ша и краснея, передала в руки Алексея Александровича полученное ею
письмо.
Прочтя письмо, он долго молчал.
- Я не полагаю, чтоб я имел право отказать ей, - сказал он робко, под-
няв глаза.
- Друг мой! Вы ни в ком не видите зла!
- Я, напротив, вижу, что все есть зло. Но справедливо ли это?.
В лице его была нерешительность и искание совета, поддержки и руко-
водства в деле, для него непонятном.
- Нет, - перебила его графиня Лидия Ивановна. - Есть предел всему. Я
понимаю безнравственность, - не совсем искренно сказала она, так как она
никогда не могла понять того, что приводит женщин к безнравственности, -
но я не понимаю жестокости, к кому же? к вам! Как оставаться в том горо-
де, где вы? Нет, век живи, век учись. И я учусь понимать вашу высоту и
ее низость.
- А кто бросит камень? - сказал Алексей Александрович, очевидно до-
вольный своей ролью. - Я все простил и потому не могу лишать ее того,
что есть потребность любви для нее - любви к сыну...
- Но любовь ли это, друг мой? Искренно ли это? Положим, вы простили,
