старости к его веселости добавилась какая-то тоскливая вялость. Генерал
писал мемуары о своей работе в семидесятые годы по обезвреживанию
контрабандистов-антикваров и совершенно не трогал своего "нелегального"
периода: видимо, полагал, что это - государственная тайна. А тема о
контрабандистах была насущная, проходная во все времена, поскольку
контрабандист, он и в Африке контрабандист. Ивану Сергеевичу он обрадовался,
поскольку все лето жил в городе один и сторожил квартиру: молодые члены
семьи уезжали на дачу. В старости, кроме всего, он стал воинственным и сразу
показал гостю тяжелый именной маузер:
- Пусть только сунутся! Я старый, мне нечего бояться. А рука крепкая и
глаз ничего. Из десяти патронов девятерых уложу на месте.
- А последний патрон? - спросил Иван Сергеевич.
- Последний - как водится! - приставил маузер к виску.
- Кто беспокоит-то тебя?
- Не знаю! - откровенно признался генерал.- Орут под дверью- убийца,
людоед! Пишут на двери... А какой я убийца? Вынудят, так придется, потому
что милиция не реагирует. Внук-то в чем виноват? Так и внука тиранят! Потом
он немного успокоился, потому что начал читать главы из мемуаров.
- Ты бы о Цимлянске написал,- посоветовал Иван Сергеевич.- Интересное
дело было! Помнишь, молодые были, неженатые...
- Это ты был неженатый, а у меня... в одной Скандинавской стране остались
жена и дочка... Да,- загрустил он.- Вот бы посмотреть... Пришлось бросить, а
я их так любил... А они даже не подозревали, кто я, чем занимаюсь...
Его все время приходилось возвращать к теме: генерал на любом эпизоде
мгновенно забывал реальность и уходил в воспоминания. Так у него было
написано и в мемуарах.
- У тебя и в Цимлянске, насколько помню, остались жена и дочка,- заметил
Иван Сергеевич.
Но генералу почему-то о них вспоминать не хотелось, и он лишь покивал
головой, дескать, служба, ничего не поделаешь.
- Дело прошлое, Валерий Николаевич,- начал Иван Сергеевич.- Но скажи ты
мне как мемуарист: что произошло там, в Цимлянске?
- А что там произошло? - невинно спросил он.
- Как что? Нас отставили, нагнали каких-то людей и могилы вычерпали.
Он долго водил глазами по стенам с жалкими обоями: когда-то знаменитый
ловец контрабандистов так и не разжился. Старость была богата лишь
воспоминаниями.
- Тебе это зачем знать?- спросил он подозрительно.- Просто так или писать
собрался?
- Какой из меня писатель? - усмехнулся Иван Сергеевич.- Я в отчетах двух
слов связать не мог...
- Лучше это дело не шевелить,- проговорил Исаев со вздохом.- А то на
старости лет вообще никакой веры не останется. А без веры жить - одного
патрона хватит.
- Понимаешь, грызет меня Цимлянск,- признался Иван Сергеевич.- К
старости-то все сильнее и сильнее. А ответа не нахожу. Расскажи ты мне как
старому товарищу. В болтунах я не значился.
- Не значился,- подтвердил генерал, поскольку знал всех болтунов в
Институте.
- Цимлянское золото хоть дошло досюда,- Иван Сергеевич постучал по полу,-
или мимо проскочило?
- Мимо, Иван, мимо...
- Как это было возможно вообще?- удивился Иван Сергеевич.- Ведь
существовал жесткий контроль, отлаженная система. Ни грамма не уходило. А
тут - тонны! Ничего не понимаю!
- Я всю жизнь прослужил и все думал - понимаю,- сказал генерал.- А тут
перед отставкой посадили меня на сельское хозяйство. Конечно, чтоб на пенсию
отправить. В сельском хозяйстве у нас же черт ногу сломит, порядка не
наведешь... И вот задумался я над одной простой штукой: каждый год треть
зерновых от урожая гибнет, потому что нет элеваторов. И ровно столько мы
каждый год покупаем в Канаде, за валюту. А на эту валюту одногодичной
закупки можно выстроить недостающие элеваторы и не губить своего хлеба, не
брать в Канаде. Стал я копать это дело, а меня убеждают, мол, все это от
русской лени, от бесхозяйственности, от глупости. И заело меня! Одним
словом, залез я не в свое дело, нащупал какие-то странные связи больших
людей социализма с большими людьми капитализма. А делать это нам
запрещалось. И меня в тот же час в отставку. И тогда я понял, что ничего не
понимаю, что в мире творится.
- А разве в Цимлянске ты этого не нащупал? - после паузы спросил Иван
Сергеевич.
- Как тебе сказать,- генерал задумался.- Мне за Цимлянск орден сунули...
Ты вроде тогда тоже получил?
- Получил...
- И я получил... Только обиделся. Вдруг снимают в самый ответственный
момент! И с повышением на новую должность. Как так?- Похоже, он обижался до
сих пор.- Я создал мощную агентурную сеть, прекратил всякую утечку
информации. Я один там владел ситуацией! Меня там беречь надо было!.. И на
тебе, получай "картавого" и свободен... Я еще раньше почуял эту тень.
"Нелегалы" ведь больше за счет чувства держатся. Шутка такая была: если ты
не замечаешь странного поведения окружающих, значит, дурак, а если
замечаешь, то дурак вдвойне, потому что уже поздно и провал обеспечен. Так
вот в Цимлянске я заметил странность, когда ее еще не было. Профессиональный
агент мне сообщает, что на территории зоны наблюдения в разных селах
проживают четыре местных жителя-иеговиста. Секта эта тогда была у нас
запрещена, но моей службы это не касалось. Живут и пусть живут. А через
некоторое время получаю информацию: все четверо в один месяц продают Домики
и уезжают. Казалось бы, баба с возу- кобыле легче, но я сразу почуял:
началось движение! Процесс пошел! Их домики покупают четыре разных человека
из разных концов страны. В том числе двое москвичей. Я их под наблюдение.
Друг с другом вроде бы незнакомы, не встречаются, живут тихо, все уже в
возрасте, члены партии. Надо бы отстать, но чую - горячо! По своей
инициативе сделал проверку и выясняю: до сорок третьего года в разное время
все они работали... знаешь где? Сроду не подумаешь- в Коминтерне.
- Странно! - отозвался Иван Сергеевич.- И не знакомы?
- Представь себе!.. Да это не странность, Ваня, а моя работа,- продолжал
генерал.- Вот потом мне странно стало. Я начинаю оперативную разработку,
пишу рапорт начальнику, а мне отказ: нет оснований. Нюх к делу не пришьешь.
Я на свой страх беру их в оборот, отслеживаю каждый шаг - молодой был,
терять нечего. Через полгода обнаруживаю почтовый ящик, через который они
контактируют. Все! Остальное дело техники! А мне не просто отказывают, но
еще и предупреждают: мол, не суйся, стариков оставь в покое. Когда вы вторую
могилу с золотом откопали, приезжают к старикам сыновья - два молодых
человека, агрономы, и жизнь этой команды заметно оживляется. Агрономы
катаются по всему району - весна, посевная, добывают семена... Коминтерновцы
уже без почтового ящика встречаются, один из них все время шастает в Москву,
вроде бы к внукам. У меня уже из Цимлянска рук не хватает, чтоб его
московские связи пощупать. По старой памяти я оборудовал передвижной
зубопротезный кабинет и поехал колхозникам зубы лечить. Зубы-то ведь не
только у мужиков, но и у агрономов, у коминтерновцев болят. На одного
агронома я посмотрел, в рот ему заглянул, а стариков так всех через кабинет
пропустил: кому пломбу, кому коронку... Что сказать? Служат они все! Только
непонятно кому. Профессионалы... Я тихо выезжаю в Москву, к высокому
начальству, только не к нынешнему, а к своему старому. Разумеется, не в
кабинет- на дачу. Между прочим спрашиваю: как теперь поживает
Коммунистический Интернационал номер три? Его же в сорок третьем
распустили... И узнаю - живет и здравствует, только в новой форме. Эту
организацию никак не пощупаешь, потому что ее вроде бы и нет. Вот так, Иван!
Но я-то ее пощупал, даже в рот лазил, зубы пересчитал. Крепкая организация,
и зубы у нее хоть и старые, но крепкие...
- Значит, хазарское золото уехало делать мировую революцию? - спросил
Иван Сергеевич.
- Уехало, Ваня, уехало,- покивал головой генерал.- Ты успокойся, не думай
больше. Иначе спать перестанешь. А то станут тебе под дверью орать да угрозы
писать... Коминтерн, брат, организация вечная. Для нее ни границ, ни
железных занавесов не существует. V под каким она нынче номером, не узнаешь.
Он вдруг рассмеялся, принял свой воинственный вид и сообщил, что, когда у
него за дверью орут, он достает маузер и поет "Интернационал", громко, чтобы
слышали. Хулиганы думают, что он такой убежденный большевик, и стучат еще
сильнее. А он таким образом просто им мстит и показывает, что знает о них
все и ничего не боится.
- Ты бы взял да написал об этом,- предложил ему Иван Сергеевич.- Сейчас
можно.
- Да написал бы,- вздохнул старый чекист.- Не раз думал... Но старики
меня не поймут, позиции моей не примут, потому что я их веру разрушу. Пусть
уж доживают с верой... А потом знаешь, Ваня, как я сам-то буду выглядеть?
Нынче вон сколько исповедников от КГБ и разведки! Мать их родила, своим
молоком вскормила, а они ее публично режут. Мне стыдно, Ваня, рука не
поднимается. В конце концов, я на свою Родину работал, ей служил...- Он
подумал и с неожиданной откровенностью добавил: - Я в своих мемуарах эту
мысль протаскиваю. Только для умных людей. Они поймут, что главный
контрабандист никогда не может быть пойман.
После визита к генералу Исаеву необходимость внедрения в структуру фирмы
"Валькирия" стала очевидной. Сама ли она является порождением Коминтерна или
не ведая того служит ему - тут бы и старый чекист не разобрался. Но находясь
внутри ее, кое-что можно понять, хотя Иван Сергеевич осознавал, что с
консультантом, даже с самым квалифицированным, о тайных генеральных замыслах
фирмы делиться не станут и советов принимать не будут. На это есть другие
консультанты.
Иван Сергеевич признался жене, что собирается пойти на работу, не
связанную с командировками, и этот компромисс ее на некоторое время утешил.
Через пару дней после разговора с генералом Иван Сергеевич воспользовался
приглашением Савельева и прикатил к нему в офис, который располагался на
территории бывшего Института- за отдельным забором в особняке, где
помещалась лаборатория Русинова. Оказалось, что у "Валькирии" есть своя,
очень серьезная охрана, строгий пропускной режим и режим секретности. А
кроме того, как позже выяснилось, существует своя разведка и контрразведка,
созданные из профессионалов - бывших работников КГБ и "нелегалов", подолгу
работавших за рубежом. Организация была очень серьезная и не походила на
кучку авантюристов-дилетантов. Из лаборатории Мамонта в савельевскую фирму
пришел лишь один бывший сотрудник - Гипербореец-экстрасенс, и это приятно
порадовало Ивана Сергеевича. Однако из Института в "Валькирии" работало
шесть человек - из морского отдела и сектора "Опричнина". Остальные были
люди новые, набранные по специальностям, которых раньше никогда не брали,-
психологи, аналитики, социологи и даже полити-ческий обозреватель. Иван
Сергеевич между делом поинтересовался штатным расписанием и составом фирмы;
интересы их тут совпали, поскольку Савельеву нужна была консультация по
деловым качествам бывших "опричников" и "моряков", что Иван Сергеевич с
удовольствием и сделал. Савельев взял тех, кто к нему пришел, а пришли не
самые лучшие. И одновременно удалось узнать, что центр тяжести фирмы
находится не в научном ее обеспечении либо поисковой деятельности, а в
разведке. Одним словом, нынешняя "Валькирия" делала ставку на "старый жир" -
институтские наработки и тщательное изучение региона поиска. На какой-то миг
