поселилась неожиданным образом так прочно, что любая вещь напоминала только
ее. К тому же, расстилая постель, он обнаружил в спальном мешке какой-то
мягкий комочек - забытую Ольгой резинку для волос. Он спрятал находку в
карманчик, где лежала нефритовая обезьянка, и немного успокоился.
И тут же вспомнил о радиомаяке! Он сделал первую глупость, забыв
упаковать его в свинцовый футляр, когда отъехал от Гадьи. Не следовало
показывать Службе дорогу к Кошгаре! Повесил бы где-нибудь на дерево этого
"шпиона", а потом вернулся и снял. Теперь же оператор-локаторщик поставил
точку на карте... Русинов положил радиомаяк на стол, чтобы всегда был на
глазах и чтобы завтра утром заткнуть ему глотку, причем надолго. А пока
пусть одну ночь поспят спокойно.
Потом ему казалось, что спальный мешок навечно оставил в себе ее запах, и
он уснул, вдыхая его хмель. А среди ночи он внезапно проснулся и прямо перед
собой за стеклом увидел белое человеческое лицо. Кто-то заглядывал в машину!
Русинов замер, и рука потянулась к карабину, спрятанному под поролоновым
матрацем. Человек отпрянул от стекла, и послышались его шелестящие по хвое
негромкие шаги. Ночной гость стал на фоне белесой воды и несколько минут
стоял неподвижно, как камень. Русинов опомнился и вместо карабина достал
прибор ночного видения.
Очертания человека были неясными- мешало стекло! - и ему показалось, что
это Зямщиц, которым теперь пугают местных жителей: какое-то мохнатое,
обезьяноподобное чудовище. Но вот он скользнул между соснами и растворился в
темноте. Русинов тихо отодвинул стекло форточки и снова припал к прибору.
Это был нормального облика мужчина, однако двигался странно, словно
подкрадывался, перебегая от дерева к дереву в каких-нибудь десяти метрах от
машины. Скорее всего, местный житель пришел полюбопытствовать, кто ночует
тут у реки: на голове вроде бы кепка и лицо безбородое - все, что можно
разглядеть в прибор. Вот нагнулся, поднял что-то с земли и затаился у
дерева. У Русинова возникла мысль попугать пришельца сигналом, и он уже
потянулся к рулю, но в этот миг сильный удар по машине заставил его
отдернуться. Он схватил карабин и, распахнув дверь, выстрелил в воздух.
Громкое эхо троекратно отозвалось в близких горах. Передернув затвор,
Русинов взял фонарь и выскочил на улицу. в луче света были лишь камни и
деревья...
От удара на лобовом стекле разбежались четыре длинных трещины с сеткой
мелких на месте попадания камня - будто перекрестье прицела. Либо это в
самом деле был сумасшедший Зямщиц, либо туристов здесь не жаловали. Он
вернулся в машину, запустил двигатель и вырулил на дорогу. Лучше всего
уехать с этого места, иначе не уснуть до утра в ожидании нового нападения.
Паутина трещин непривычно маячила перед глазами. Через три километра Русинов
выключил фары и, приглядевшись во тьме, проехал еще немного, чтобы сбить с
толку этого психа. На новом месте он долго не мог заснуть, теряясь в
догадках, кто бы это мог быть, и не раз пожалел, что поехал в экспедицию
один: невозможно будет работать с вечной оглядкой. Ко всему прочему, он
вспомнил Петра Григорьевича и неожиданно подумал: не специально ли он
направил его в эти края искать Кошгару, а тем временем приготовит ему
сюрпризы, наподобие этого? Может, и нет здесь никаких камней со следами
человеческих рук? Может, они такой же блеф, как "летающие тарелки",
запущенные лазерным лучом?..
Однако наутро, когда Русинов перенес на топооснову точки "перекрестков",
ночные раздумья и сомнения сразу отступили. Между истоками Колвы и Вишеры
находился один из опорных "перекрестков" в окружении трех других, замыкающих
его в треугольник с острым углом, ориентированным на север. К тому же из
этого района брали свое начало еще и Унья - левый приток Печоры, а за
хребтом - река Лозьва со своим притоком. Этот речной узел должен был что-то
означать! "Унья" переводилась "поднимающая наверх, выносящая из глубин". Что
она выносила? А "Лозьва" очаровывала поэзией - "вьющийся звук". Но в которой
реке, в каком из множества их больших и малых притоков видели когда-то
стены, выложенные из тесаного камня?
И где она, Кошгара,- не поселок, бывший здесь еще в восемнадцатом веке, и
даже не древний арийский город, а сама гора с сокровищами?
Сначала он решил обследовать все притоки Колвы, ибо один из них,
безымянный и отмеченный на карте пунктиром, что означало его сезонный
характер, проходил по краю "перекрестка". Покрутившись по зарастающим
лесоповалам, Русинов выехал на дорогу, идущую по водоразделу Колвы и Вишеры,
на которой отчетливо были видны следы лошади и телеги. Проехали здесь,
похоже, уже после дождя, причем в одну сторону - обратного следа не было.
Значит, человек на телеге наверняка сейчас находился где-то в лесу. Это
вдохновило больше, чем сам "перекресток": есть у кого спросить Кошгару!
За очередным поворотом в лесу резко посветлело, и перед Русиновым
открылась широкая и длинная поляна с изгородью. За ней, у леса, показался
приземистый барак с тремя высокими трубами. Вокруг лежали деревянные бочки,
сотни бочек, раскатанных по поляне как попало, а за изгородью - огород с
картошкой. Тут же, по поляне, бродила старая лошадь с колокольчиком на шее,
и звон его навевал уныние и какую-то обреченность.
Русинов подошел к бараку, постучал в дверь. В ответ ему с чердака заорал
петух. По всей вероятности, здесь жили серогоны- сборщики живицы: полные
сосновой смолы, бочки стояли под навесом у стены барака и тут же- множество
жестяных конусообразных посудин... Русинов толкнул дверь и остановился,
привыкая к темноте. Застоялая вонь нечистого жилья ударила в нос.
- Есть кто живой? - позвал он.
Рядом из умывальника в черный от грязи таз капала вода. Он заметил еще
одну дверь и потянул на себя. Сквозь низкие окна в большую комнату
пробивался сумеречный свет. Необычная нищета и грязь вызывали чувство
омерзения: какие-то старые железные койки с тряпьем вместо постели, длинный
стол, заваленный немытыми алюминиевыми мисками, кружками, окурками и
ссохшимися кусками хлеба, пустыми бутылками, которые к тому же плотными
рядами стояли по углам и под кроватями. Русинов вышел на улицу и отдышался.
Этот чудесный древний бор годился для санатория; здесь виделся берендеевский
терем, семь братьев-богатырей из сказки, но никак не убогое жилье и
чудовищная грязь. Русинов сел на бочку и стал слушать кукушку. Возле ног
проскочил бурундук и скрылся в траве. Человек своим присутствием осквернял
первозданность здешней природы. Серогоны, похоже, жили тут круглый год:
старые поленницы дров и кучи свеженаколотых торчали из травы возле барака.
- Эй? Ты кто? - вдруг услышал Русинов настороженный голос за спиной.
У бочек стоял бородатый, черноглазый мужичок с топором в руках, готовый в
любой момент исчезнуть, как бурундук в траве. Одежина, пропитанная смолой,
стояла колом, из слипшейся бороды торчала летучая сосновая кора.
- Да вот, человек,- проронил Русинов.
- Вижу! А чего приехал?- Вместо зубов у мужичка торчали редкие, черные
корни.
- Дорога привела... подойди, поговорим. Мужичок сделал несколько шагов,
держа топор наготове:
- Чай у тебя есть?
- Есть...
Он тут же бросил топор и побежал в барак. Через секунду вылетел оттуда с
черной консервной банкой, встал на колени и сгреб заскорузлыми руками щепки.
- Тащи! Только тихо!
Русинов достал из машины пачку чая - под банкой уже полыхал костерок.
Мужичок, посверкивая глазами, нюхнул заварку и высыпал всю в банку.
- Ух, чифирнем! А еще есть?
- Сказал бы сразу,- Русинов вернулся к машине.
- Неужели и водка есть? - округлил глаза мужичок.
- И водка есть,- он достал еще пачку чая и бутылку, но чернобородый
заозирался, замахал руками:
- Водку не надо! За водку бить будут!
Он снова сбегал в барак и, видимо, спрятал вторую пачку заварки. Вернулся
сияющий, добродушный и доверчивый, как будто встретил старого друга.
- Слышу - тарахтит! Думаю, ну, опять менты! А я же один тут с
дипломатическим паспортом! - заливался он, помешивая чифир щепкой.- Паша
говорит: рви на хазу, понюхай. Я скачками!.. Ты про чифирок молчи! А то мне
не дадут, все отнимут. Я сейчас глотну, потом им сигнал дам. Они ждут...
- Погоди, не давай сигнала,- попросил Русинов.- Ты давно тут живешь?
- Я-то давно! Третий год!
- А есть, кто лет десять-пятнадцать?
- Не, таких нету! - замотал головой мужичок.- Кого менты повяжут, который
сам удавится. У нас тут свое кладбище есть... Тебе чего-то спросить надо?
Так спрашивай, я все знаю.
- Я ищу Кошгару, слыхал?
Мужичок накрыл банку верхонкой и бережно отставил с огня.
- Как же не слыхал? Только чего здесь-то ищешь? Кошгара далеко!..
- Говорят, где-то в этом районе,- проговорил Русинов.- Недалеко.
- Кошгара за Уралом, это я точно знаю,- заявил мужичок.- Вали через
хребет, а потом на Ивдель. Там спроси - каждый покажет. Я там бывал,
приходилось...
- Значит, здесь есть еще одна.
- Погоди, тебе чего надо? Поселок?
- Нет, место так называется- Кошгара,- объяснил он.- А поселка там нет.
Мужичок отцедил в кружку бурого чифира, сделал маленький глоток и прикрыл
от удовольствия глаза.
- Тогда тебе зону надо... Зону эту тоже так называют. Только ты туда не
езди.
- Почему?
- Неужели не знаешь? Там же атомную бомбу испытывали! Проклятое место,-
он выжал остатки жижи из разбухшей во всю банку заварки.- Мы туда не ходим.
Кто пойдет - труба. Ни один не вернулся.
Русинов абсолютно точно знал, что ничего подобного поблизости не было и
быть не могло, однако спросил с недоуменным видом:
- Да когда испытывали-то?
- Говорят, лет тридцать назад. Страшное место. Зайдет в зону человек -
вроде ничего. А наступит через какую-то границу- и только пепел остается,
как в крематории. Излучение такое,- он допил чифир и тут же залил заварку
водой, поставил снова на огонь.- Не лезь туда, сгоришь.
- Как проехать, знаешь? - спросил Русинов.
- У тебя чего, крыша поехала? - засмеялся серогон.- Жизнь - штука сучья,
но приятная. Паша вон и то помирать не хочет. Пойду дам сигнал? Пусть хоть
вторячка пивнут!
Он прихватил топор и направился было к куску ржавого рельса, подвешенного
к карнизу крыши. Русинов задержал его:
- Покажи дорогу! Еще чаю дам, на всю братию!
- Давай! - Он бросил топор.- Хрен с тобой, я же тебе не начальник. Хочешь
- езжай! Русинов вытащил пакет с чаем:
- Сколько надо?
- Восемь! Дашь?
Он достал ему восемь пачек, не скупясь, положил еще одну сверху.
- Это лично тебе! Показывай дорогу! Мужичок положил все богатство на
бочку, свою же пачку спрятал в карман.
- Сейчас, вторячок сделаю! - заторопился он.- Покажу! Мне-то что, езжай!
Жалко только, добрый ты парень...
Серогон прокипятил заварку, потом ударил трижды обухом по рельсу и с
горячей банкой в голых руках залез в машину.
- Поехали!
По дороге он швыркал чифир и озирался блистающими, нездоровыми глазами.
Километров через десять он указал зарастающий осинником волок, идущий с
водораздела вниз к реке Вишере. Ехать было опасно: наклоненные деревья
стояли повсюду, как медвежьи рогатины, поперек пути в траве лежал колодник,
торчали полуобглоданные гусеницами пни. Иногда дорога вообще терялась среди
вырубки, но проводник-серогон уверенно показывал направление. Возле
разбитого трелевочника он велел остановиться.
- Дальше найдешь сам, но пока не выедешь на хорошую дорогу, все время
держись левой стороны,- пояснил он.- А увидишь старый грейдер, езжай налево.
