ехал через лес на ту сторону роки, а оружия с собой не захватил - такая
глупость! - и вдруг в одном глухом мосте слышит за собой топот; смотрит
- за ним скачет плешивый Шопердсон с ружьем в руках, скачет, а седые во-
лосы развеваются по ветру. Баду надо было соскочить с лошади да спря-
таться в кусты, а он решил, что старик его не догонит, и так они скакали
миль пять во весь дух, а старик все нагонял; наконец Бад видит, что дело
плохо, остановил лошадь и повернулся лицом к старику, чтобы пуля попала
не в спину, а в грудь, а старик подъехал поближе и убил его наповал.
Только недолго ему пришлось радоваться: не прошло и недели, как наши его
уложили.
- По-моему, этот старик был трус, Бак.
- А по-моему, нет. Вот уж нет! Среди Шепердсонов нет трусов, ни одно-
го нет! И среди Грэнджерфордов тоже их нет. Один раз этот старик честно
дрался с тремя Грэнджерфордами и в полчаса одолел их. Все они были вер-
хом, а он соскочил с лошади и засел за кучей дров, а лошадь поставил пе-
ред собой, чтобы загородиться от пуль. Грэнджерфорды с лошадей не слез-
ли, все гарцевали вокруг старика и палили в него, а он палил в них. И он
и его лошадь вернулись домой израненные и в крови, зато Грэнджерфордов
принесли домой одного убитым, а другого раненым, он умер на следующий
день. Нет, сэр, если кому нужны трусы, так нечего и время тратить искать
их у Шепердсонов - там таких не водится!
В следующее воскресенье мы все поехали в церковь, мили за три, и все
верхом. Мужчины взяли с собой ружья, - Бак тоже взял, - и держали их
между коленями или ставили к стенке, чтобы были под рукой. И Шопердсоны
тоже так делали. Проповедь была самая обыкновенная - насчет братской
любви и прочего тому подобного, такая все скучища! Говорили, что пропо-
ведь хорошая, и когда ехали домой, все толковали про веру да про добрые
дела, про благодать и предопределение и не знаю еще про что, так что мне
показалось, будто такого скучного воскресенья у меня еще никогда в жизни
не было.
Через час после обеда или около того все задремали, кто в кресле, кто
у себя в комнате, и стало еще скучней. Бак со своей собакой улегся на
траву и крепко уснул на солнышке. Я пошел в нашу комнату и сам хотел бы-
ло вздремнуть. Смотрю, тихая мисс София стоит на пороге своей комнаты,
что рядом с нашей; она позвала меня к себе в комнату, тихонько затворила
дверь и спрашивает, люблю ли я ее, а я сказал, что люблю; а потом она
спросила, могу ли я исполнить одну ее просьбу и никому об этом не гово-
рить, и я сказал, что могу. Тогда она сказала, что забыла свое Евангелие
в церкви, оставила его на скамье между двумя другими книгами, так но
схожу ли я потихоньку за этой книгой, и не принесу ли ее сюда, только
никому ничего не говоря. Я сказал, что принесу. И вот я потихоньку выб-
рался из дому и побежал по дороге; смотрю - в церкви никого уже нет,
кроме одной или двух свиней: дверь никогда не запиралась, а свиньи летом
любят валяться на тесовом полу, потому что он прохладный. Если вы заме-
тили, большинство людей ходит в церковь только по необходимости, ну а
свиньи - дело другое.
Ох, думаю, тут что-то неладно; не может быть, чтобы она так расстрои-
лась из-за Евангелия. Я потряс книжку, смотрю - из нее выскочил ма-
ленький клочок бумаги, а на нем написано карандашом: "В половине
третьего". Я стал еще искать, но ничего больше не нашел. Я так ничего и
не понял, взял и положил бумажку обратно, а когда вернулся домой и под-
нялся наверх, мисс София стояла в дверях своей комнаты и ждала меня. Она
втащила меня в комнату и закрыла дверь, потом стала перелистывать Еван-
гелие, пока не нашла записку, а когда прочла ее, то очень обрадовалась,
и не успел я опомниться, как она схватила меня за плечи, обняла и сказа-
ла, что я самый лучший мальчик на свете и чтобы я никому ничего не гово-
рил. И щеки у нее засветились, она вся покраснела и от этого стала очень
хорошенькой. Меня сильно разбирало любопытство, и, переведя дух, я сей-
час же спросил, о чем была записка; а она спросила, читал я ее или пет,
а я сказал, что не читал. Тогда она спросила, у мою ли я читать по-писа-
ному, а я сказал, что но умею, разно только если написано печатными бук-
вами, и она тогда сказали, что в записке ничего особенного не было, это
просто закладка, и чтобы я шел играть.
Я пошел к реке, раздумывая обо всем этом, и вдруг заметил, что за
мной идет мой негр. Когда мы отошли от доя а настолько, что нас нельзя
было увидеть из окна, он оглянулся по сторонам, а потом подбежал ко мне
и говорит:
- Мистер Джордж, не хотите ли пойти со мной на болото? Я вам покажу
целую кучу водяных змей.
Думаю, тут что-то дело нечисто, он и вчера то же говорил. Ну кому
нужны водяные змеи, чтобы за ними бегать? Не знает он этого, что ли? Ин-
тересно, что у него на уме? Говорю ему:
- Ладно, ступай вперед.
Я прошел за ним около полумили, потом он пустился наперерез через бо-
лото и еще полмили брел по щиколотку в воде. Скоро мы подошли к не-
большому островку сухой земли, густо заросшему деревьями, кустами и плю-
щом, и тут негр сказал:
- Вы ступайте туда, это всего два шага - они там и есть. А я их и
раньше видел, на что они мне!
Он повернул обратно, опять зашлепал по болоту и скрылся за деревьями.
А я пошел напрямик и скоро наткнулся на маленькую полянку, с комнату ве-
личиной, всю увитую плющом; вдруг вижу - прямо на земле спит человек, и,
честное слово, это был мой старик Джим!
Я его разбудил и думал, что он очень удивится, когда меня увидит, но
не тут-то было. Он чуть не заплакал - до того мне обрадовался, но ни
капли не удивился. Сказал, что в ту ночь он все время плыл позади меня и
слышал, как я кричал, только боялся откликаться: не хотел, чтобы его по-
добрали и опять продали в рабство.
- Я, - говорит, - немножко ушибся и не мог быстро плыть, так что здо-
рово отстал от тебя под конец; а когда ты вылез на берег, я подумал, что
на берегу сумею как-нибудь тебя догнать и без крика; а когда увидел тот
дом, то перестал спешить и пошел медленнее. Я был еще далеко и не слы-
хал, что они тебе говорят, и собак тоже боялся; а когда все успокоилось,
я понял, что ты теперь в доме, и ушел в лес дожидаться, пока рассветет.
Рано утром негры проходили мимо на работу в поле, взяли меня с собой и
показали мне это место - тут вода, и собаки не могут меня учуять; и каж-
дый вечер они приносят мне чего-нибудь поесть и рассказывают, как ты там
живешь.
- Почему же ты не сказал раньше моему Джеку, чтобы он привел меня сю-
да?
- Зачем же было тебя беспокоить, Гек, пока мы еще ничего не сделали?
А теперь у нас все готово. При случае я покупал кастрюльки и сковородки,
а по ночам чинил плот...
- Какой плот, Джим?
- Наш старый плот.
- Да разве его не расшибло вдребезги?
- Нет, не расшибло. Его здорово потрепало, это верно, - один конец
совсем оторвался. А все-таки беда не так велика, только наши вещи почти
все потонули. Если бы нам не пришлось нырять так глубоко и плыть так
долго под водой, да еще ночь не была бы такая темная, мы бы увидели
плот; мы с тобой перепугались, да и голову потеряли, как говорится. Ну
да это ничего, теперь он опять стал как новый, и вещей у нас много но-
вых, вместо тех, которые потонули.
- А откуда же у тебя взялся плот, Джим? Ты его поймал, что ли?
- Как же я его поймаю тут, в лесу? Нет, негры его нашли - он тут не-
далеко зацепился за корягу в излучине, - и они его спрятали в речке под
ивами, а потом подняли такой крик из-за того, кому он достанется, что и
до меня скоро дошло, и я все это сразу прекратил - сказал им, что плот
никому из них не достанется, потому что он наш с тобой. Спрашиваю: неуж-
то они хотят захватить имущество у белого джентльмена, чтоб им за это
влетело? Потом дал им по десять центов на брата, и они были до-
вольны-предовольны: думают, почаще бы плоты приплывали, чтобы им разбо-
гатеть. Они все ко мне очень добры, и если мне что нужно, то два раза
просить не приходится, сынок. Этот Джек - хороший негр, совсем не глу-
пый.
- Да, не дурак. Он ведь мне не говорил, что ты здесь; просто позвал
сюда, будто хочет мне показать водяных змей. Если что-нибудь случится,
так он ни в чем не замешан: может сказать, что он нас вместе не видал, и
это будет правда.
Мне не хочется много рассказывать про следующий день. Постараюсь по-
короче. Я проснулся на рассвете и хотел было перевернуться на другой бок
и опять уснуть, как вдруг обратил внимание, что в доме очень тихо - ни-
кого не видно и не слышно. Этого никогда еще не бывало. Потом я заметил,
что и Бак уже встал и ушел. Ну, я тоже встал, а сам не знаю, что и ду-
мать; иду вниз - никого нет, и везде тихо, как в мышиной норке. То же
самое и на дворе. Думаю себе: что бы это могло значить? Около дров
встречаю своего Джека и спрашиваю:
- Что такое случилось?
Он говорит:
- А вы разве не знаете, мистер Джордж?
- Нет, - говорю, - не знаю.
- Мисс София сбежала! Ей-богу, не вру. Сбежала среди ночи, и никто
хорошенько не знает когда; сбежала, чтобы обвенчаться, знаете, с молодым
Гарни Шепердсоном, - по крайней мере, все так думают. Родные-то узнали
об этом всего полчаса назад, может, немножко больше, и, надо сказать,
времени терять не стали. Сейчас же за ружья, да и на лошадей, - мы и ог-
лянуться не успели. Женщины кинулись поднимать родню, а старый хозяин с
сыновьями поскакали к реке, чтобы перехватить по дороге молодого челове-
ка и убить его, а то как бы он не переправился за реку с мисс Софией.
Думаю, что передряга будет большая.
- Бак ушел и не стал меня будить.
- Ну еще бы! Они не хотели впутывать вас в это дело. Мистер Бак заря-
дил ружье и говорит: хоть треснет, да застрелит кого-нибудь из Шепердсо-
нов! Ну, я думаю, их там много будет, - уж одного-то наверняка застре-
лит, если подвернется случай.
Я побежал к реке, не медля ни минуты. Скоро я услышал издалека ружей-
ные выстрелы. Как только я завидел лавчонку у пароходной пристани и шта-
бель дров, я стал пробираться под деревьями и кустами, пока не нашел
удобное место, а там залез на развилину виргинского тополя, куда не до-
летали пули, и стал смотреть. Перед тополем, совсем близко, был другой
штабель дров, в четыре фута высотой, и я хотел сначала спрятаться за
ним, но, пожалуй, лучше сделал, что не спрятался.
На открытом месте перед лавкой, с криком и руганью, гарцевали четверо
или пятеро верховых, стараясь попасть в двух молодых Грэпджерфордов, си-
девших за поленницей, рядом с пароходной пристанью, но им это не удава-
лось. Каждый раз, как кто-нибудь из верховых выезжал из-за штабеля дров
к реке, в кого стреляли. Мальчики сидели за дровами спиной к спине, так
что им видно было в обе стороны.
Скоро всадники перестали скакать и вопить. Они подъехали ближе к лав-
ке; тогда один из мальчиков встал, прицелился хорошенько из-за штабеля и
выбил одного всадника из седла. Верховые соскочили с лошадей, подхватили
раненого и понесли его в лавку, и в ту же минуту оба мальчика пустились
бежать. Они были уже на полдороге к тому дереву, на котором я сидел,
когда их заметили. Как только мужчины их увидели, они опять вскочили на
лошадей и погнались за ними. Они стали их нагонять, только ничего из
этого не вышло: мальчики все-таки выбежали намного раньше, успели доб-
раться до того штабеля, который был перед моим деревом, засели за ним,
и, значит, у них опять был выигрыш перед Шепердсонами. Один из мальчиков
был Бак, а другой, лет девятнадцати, худенький, - его двоюродный брат.
Всадники повертелись тут некоторое время, потом уехали куда-то. Как
только они скрылись из виду, я окликнул Бака и рассказал ему все. Снача-
ла он ничего не мог понять, когда услышал мой голос с дерева, и ужасно
