поглотить Солнце?
Предположения, догадки, мечты...
Корусан считал боли в своих суставах. Жрица отогнала от него смерть. На
дни? На часы? Корусан не заглядывал в будущее. И все же что будет, если ему
не придется надеть императорскую мантию. Если болезнь убьет его раньше, кто
будет править страной? Повстанцы?
О нет. У Корусана не столь мягкое сердце, чтобы отдать предпочтение этому
сброду, с которым так любит якшаться черный король. Толпа без мечей, без
вуалей, без черных одежд всего лишь стадо, которому никто не даст и
пикнуть. Асанианское ярмо вряд ли будет легче ярма чужеземного. Патриотизм
хорош, когда надо воевать, в мирной жизни никто с ним не считается. Маги
Гильдии сядут на шею своим подданным так же удобно, как керуварионские жрецы.
А черный король будет жить в Эндросе, где жил до того как мать погнала его
в Асаниан.
Корусан плотнее обхватил руками колени.
Как странно, черный король будет жить, а Корусан умрет. Скоро. Не пройдет и
цикла Ясной Луны. Как это печально и непостижимо черный король без
Корусана, Корусан без черного короля.
Нет! сказал он неожиданно громко. Этот человек только мой. Никто и
ничто не отберет его у меня, ни мужчина, ни женщина, ни трон, ни смерть.
Никто и ничто.
Эсториан играл с юл-котенком, пытающимся цапнуть его за пятки. Его ночное
бдение возле гроба матери было нарушено, и вел он себя сейчас не слишком-то
благочестиво. Впрочем, впереди была целая ночь, до рассвета далеко, он должен
успеть и помолиться, и выспаться.
Он разделся донага, разбросав по своему обыкновению одежды, и уже собирался
уснуть, когда вдруг обнаружил, что в покоях находится еще кто-то. Юл-котенок,
выгнувшись, неотрывно смотрел на маленькую фигурку с такими же золотыми
глазами, как у него. Асанианка и зверек разглядывали друг друга с одинаковым
любопытством.
Он подрастает каждую ночь? нарушила наконец молчание Галия.
Эсториан не нашелся с ответом. Маленькая принцесса недвижно сидела на полу,
кутаясь в янтарно-золотые меха, совсем не смущаясь наготой своего господина.
Эсториан сполз с постели и сел, откинувшись на пятки, возле непрошеной
гостьи.
Я думаю, у него уже есть имя, сказала Галия. Он сказал, как его
зовут?
Нет, отозвался Эсториан изумленно. Как ты проникла сюда? Ты говорила,
что не знаешь магии.
Конечно, не знаю. Но я из рода Винигаров, и в нашей крови что-то такое
есть. Во всяком случае, животных мы понимаем.
Она протянула руку и погладила маленького разбойника, который и не думал
протестовать.
Он хороший кот и назовет свое имя, как только будет готов к этому. Она
обернулась к Эсториану. Милорд заболел? Его кожа горяча, как железо в
горниле.
Это кровь Солнца, пояснил Эсториан. Чем холоднее вокруг, тем жарче
пылает тело.
Милорд сердится, сказала ласково Галия. Эта ужасная старая женщина не
дает милорду покоя. Она называет себя мертвой. Она действительно выглядит
так, словно встала из гроба.
Ей на вид нельзя дать и пятидесяти, усмехнулся Эсториан, но из ее
разговора можно понять, что она много старше. Она хорошо сохранилась, вот и
все.
Не каждому мертвецу удается такое. Галия расхрабрилась настолько, что
ongbnkhk` себе взглянуть ему прямо в глаза.
Ее руки несли прохладу, маленькие, гибкие, сильные. Хорошо, что она здесь,
подумал он, обнимая маленькую принцессу. Его объятие было дружеским, он
испытывал нежность к этой девчонке, она стала ему единственным другом в этой
проклятой стране после того, как убили Годри. Она приникла к нему, впитывая
жар сильного, крепкого тела, и уже не дрожала.
Ты сидела со мной, сказал он, когда я спал, и даже больше, чем спал.
Но ты спряталась, когда я пробудился. Ты испугалась меня?
Нет, ответила Галия.
Это не было ложью, и все же она отвела взгляд.
Я устала тревожиться за милорда.
Ты больше никогда не будешь тревожиться, бездумно сказал он.
Котенок, тяжело двигая лапами, попытался втиснуться между ними, Галия не
шелохнулась. Он уселся к ней на колени, упрямо тыкаясь головой в щелку между
сомкнутыми телами людей. Эсториан подвинулся.
Нет, вскрикнула Галия, удерживая его.
Ты боишься его?
Она вскинула ресницы.
Он еще очень маленький. Когда он вырастет, тогда, наверно, придется
держаться подальше от его когтей и клыков.
Когда он вырастет, он сможет свалить ударом лапы быка.
Галия высвободила из одежд вторую руку, пытаясь оттолкнуть котенка, но тот
только глубже зарылся в мех накидки, прижимаясь плотнее к маленькой женщине,
с врожденным изяществом огибая округлость ее живота.
Эсториан все понял и замер с открытым ртом. Такого просто не могло быть?
Принцесса не должна была понести после первых соитий. Если только не...
О нет! Маленькая асанианка несомненно была девственницей и до его
приближения к ней не знала мужских ласк. Это все сила Солнца. Он ведь уже
имел возможность убедиться, как животворны стрелы его семени, как тяжело и
надежно они ложатся в женское лоно.
Он положил ладонь на то место, где жизнь ощущалась в ней сильнее всего, где
что-то вздрагивало, билось и поворачивалось в полудреме.
Светлые переплетения Солнечной крови. Центр, искры огня, Касар. Маленькая
прохладная ручка легла на горячую кисть мужчины.
Он движется. Он бьет меня ножками.
Разве раньше такого не было?
Было. Но никогда так сильно. Он узнал вас, милорд!
Эсториан, улыбнувшись, сказал он.
О да! Эсториан... милорд! Она засмеялась.
Он сдвинул брови.
Так вот почему ты пряталась? Ты не хотела, чтобы я знал?
Я боялась, что вы отошлете меня обратно.
Так я и сделаю, сказал он, помолчав.
Теперь нет, ответила Галия. Теперь нам с ним безопаснее находиться
здесь, чем где-то в другом месте.
О боги, испуганно произнес он. Если мои враги узнают об этом...
Они ничего не получат, быстро сказала Галия. Ее лицо затвердело, голос
стал неожиданно жестким. Я не позволю им сделать из нас вторую мишень. И
никто не позволит.
Как ты надеялась скрыть все это, находясь среди женщин?
Я и не надеялась, ответила Галия. Они хорошо охраняют меня,
воительницы в зеленых доспехах и твоя жрица.
Значит, все обо всем знали и только я ходил в дураках?
Галия помрачнела, увидев, что он начинает сердиться.
Белая жрица знала давно. Охранницам я открылась только после смерти леди
императрицы. Они, возможно, догадывались, но молчали. А теперь знают, что
берегут жизнь императорского наследника.
Наследника? Ты уверена, что это наследник?
Да. Первенцы винигарок всегда сыновья. И я не потеряю его. Островитянка
обещала мне это. Он родится живым и здоровым. И сильным таким, как его
отец.
Вэньи обо всем знала?..
Эсториан опустил голову. Он не мог разобраться в своих чувствах. Сожаление,
ярость, гнев? Его опять предали, провели, обманули.
Я мог тысячу раз сдохнуть, полагая, что я одинок, сказал он намеренно
грубо. Почему она считает, что имеет право так со мной обращаться?
Возможно, белая жрица думала, что так будет лучше для вас.
Для вас, сказал он горько, для вас обеих. Но ты еще мало разбираешься
в жизни. А она... она взбалмошная, капризная, самовлюбленная самка, жестокая,
как породившее ее море.
И вы, милорд, любите ее, молвила Галия тихо, но спокойно без боли,
без ревности или зависти.
Я люблю тебя, сказал он, понимая, как много значат сейчас его слова. И
для нее, и для ребенка, подрагивающего под его ладонью.
Мужчина может любить многих женщин, ответила маленькая принцесса, но
женщине всегда легче любить одного. Я тоже думаю, что люблю вас, милорд, во
всяком случае, я так чувствую. Это очень странное и очень неудобное чувство.
Оно пылает, оно жжет. И больше обращено к прошлому, чем к будущему.
Воспитай его хорошо, нашего сына, сказал он.
Мы будем воспитывать его вместе.
Она потянулась к нему и крепко обвила его шею обеими руками, закутанными в
меха. Зазвенели браслеты. Детеныш Юлии с недовольным визгом скатился на пол.
Они не заметили этого.
Он замер в надежном кольце ее рук, его сила словно притихла, прислушиваясь
к тому, что шелестело в ее крови. Мир сделался простым и ясным, но в этой
ясности отчетливо проступала необходимость того, что ему предстояло свершить.
Что он найдет в Замке? Исцеление или скорую смерть?
Он почти знал что. Пройдет два или три дня, и он будет мертв. Слишком
многое говорит за это. Но предстоящая гибель уже не могла его испугать, ведь
рядом разгоралась искорка новой жизни.
Как винигарка, она читала его мысли и знала о том, что он вскоре уйдет, но
не вмешивалась ни во что. Глупо женщине пытаться нарушить естественный ход
событий. Островитянка сказала, что им надо идти, значит, это произойдет, и не
стоит загадывать, как все сложится дальше. Боль всегда сопутствует жизни, но
все-таки лучше, когда ее меньше, когда она спит.
Она зевнула и потянулась, ей тоже хотелось спать. Эсториан перенес
маленькую принцессу в постель, бережно укутал в меха и прилег рядом. Ее не
надо было баюкать, как Вэньи или Зиану, она всегда засыпала мгновенно и
крепко.
Он сам, кажется, только на миг смежил веки, и тут же потянуло холодом,
приближался рассвет. Галия убежала, явились слуги. Они держали в руках
траурные одежды, светильники и погребальные свечи.
Он был спокоен, одеваясь в ночной полумгле.
Благодарение богу, он был готов встретить все испытания, которые уготовил
ему рок.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ЗАМОК СОЛНЦА
ГЛАВА 47
Темнота и молчание сопутствовали богине, которой поклонялась леди Мирейн.
Однако солнечный свет императрица тоже любила. Ее сын был соткан из небесных
лучей, а какая же мать не боготворит своего ребенка?
В этот день горький и светлый он одарил мать всеми почестями,
достойными ее положения и сана. Тяжелое золото сияло на мертвом теле,
холодном как лед, это мерцание не грело души, не веселило зрения. Он мог бы
отправить императрицу в Пылающий мир, но знал, что ей будет лучше пребывать в
темноте и покое, в Эндросе, в склепе под Зачарованным Замком, рядом с
останками своего супруга, возле которых она положила камень в знак того, что
когда-нибудь вернется к ним. Траурные носилки были уже готовы и ожидали
скорбной поклажи, чтобы отправиться в долгий путь к Городу Солнца.
Он попадет туда раньше нее. Сегодня вечером на закате, когда мир озарится
светом Большой Луны, Врата распахнутся, и, если бог и богиня будут милостивы
к нему, он свершит то, что должен свершить.
Он держался спокойно, не плакал и не выказывал никаких признаков горя.
Люди, возможно, думают, что он оглушен вином, ибо его пристрастие к этому
напитку приобрело довольно скандальную известность, но он ничего не ел и не
пил сегодня, он позволил себе сделать только глоток воды, отправляясь на
печальную службу. Он подкрепится позже, перед дорогой, хотя не видит в том
особой нужды, его питают солнечные лучи, скудно проникающие в зал сквозь
узкие окна в толстых каменных стенах.
Сущности жрецов и пришедших проститься с императрицей людей переливались в
поле его магии. Это было красиво, и это было гораздо приятнее, чем наблюдать
их глазами плоти в скудном свете масляных ламп и ритуальных свеч. Они все
перемешались здесь и асаниане, и варьянцы, они как бы составляли единое
целое, хотя он прекрасно понимал, что это не так.
Хор жрецов затянул великую прощальную песнь гимн духу, уходящему на
покой, сливающемуся в космической мгле с породившей его тонкой материей. Он
