Новая императрица может ввести такой закон, сказала Вэньи.
Может быть да, задумчиво произнесла леди Мирейн. А может быть
нет!
Она чуть наклонила голову и резко выпрямилась.
Во всяком случае, с этой минуты и до тех пор, пока в покои принца не
войдет его избранница, ты будешь пользоваться моим покровительством. Привет
тебе, жрица Солнца, охранница Врат! Береги моего сына!
Вся моя жизнь принадлежит ему, прошептала Вэньи и больше ничего не
могла к этому прибавить.
Было немного прохладно, когда Эсториан, освобожденный от одежд, направлялся
к ожидавшему его трону, доказывая своим подданным, что он настоящий мужчина и
готов принять на себя нелегкое бремя власти. Он не стыдился своей наготы, ибо
знал, что его тело ладно скроено, к тому же ему нравилось время от времени
выкидывать нечто из ряда вон выходящее. Раздражал лишь холодок, муравьиными
лапками царапавший обнаженную кожу.
Правда, через пару минут, когда на плечи взвалили тяжелые плотные мантии
западных властителей, ему стало жарко, и он с несказанным удовольствием
сменил их на облачение южных вождей легкие узкие шаровары и суконный,
расшитый золотом плащ. Этот белоснежный блистающий наряд только подчеркнул
смуглость его лица, на котором пламенели широко распахнутые янтарные глаза.
Вэньи затерялась среди жрецов и придворных, наблюдая за церемонией из-за
высокой белой колонны, пятнистой от солнечных бликов.
Эсториан ощущал ее присутствие и иногда краем глаза выхватывал из толпы
бледное личико, освещенное мерцающей призрачной улыбкой. Но все его внимание
сейчас было поглощено происходящим действом, центром коего являлся он сам,
влекомый к трону, который напоминал глубокое кресло и возвышался на каменном
подиуме в дальнем конце храма. Мириады солнечных зайчиков, пляшущих на
неровных поверхностях выложенных золотыми самородками стен, мешали ему
рассмотреть выступавшие из них барельефы предков, да он к этому и не
стремился. Его ожидал трон.
Ему так и не довелось посидеть на нем даже в детстве, ибо отец находился в
постоянных разъездах, а с его смертью детство Эсториана закончилось и
подкралась болезнь, а потом появилась Вэньи. Эсториан вздохнул и передернул
плечами. Тяжелое золотое ожерелье колыхнулось на его груди, и короткая
жреческая косичка стукнула по левой лопатке.
Трон ждал. Казалось, не было ничего величественного в этом глубоко
отесанном куске серебристо-серой скалы, и все же от него веяло все
подавляющей, почти мистической мощью.
Он словно пульсирует, подумала Вэньи. Слабо. Едва различимо.
Чьи-то плечи на миг заслонили от нее церемониальное шествие, и в душе
неожиданно шевельнулось острое чувство потери. Она постаралась отогнать его,
мысленно улыбнувшись огоньку радости, тихо сиявшему в самых заповедных
глубинах ее существа. Ровно через год и четыре дня ее Странствие закончится,
и заклятие, наложенное жрецами на ее лоно, утратит свою силу. Она вновь
станет полноценной женщиной, способной принести своему возлюбленному самый
ценный на свете дар ребенка, взлелеянного ее плотью. Этот факт вряд ли
обрадует леди Мирейн, а также новую императрицу, но она не станет
оглядываться на них. Она непременно родит ему сына.
Трон вновь озарился белесым светом, подобным мерцанию осенних небес. Она не
видела лица Эсториана, но знала, что оно предельно сосредоточенно. Он
двигался навстречу холодным, пульсирующим лучам.
Шаг. Еще шаг.
Он замер возле подиума, окруженный сильными мира сего. Плечом к плечу рядом
q ним стояла его мать в ослепительно белых королевских одеждах высокая,
надменная и прекрасная. В полушаге от нее возвышался лорд-канцлер империи,
элегантный южанин, принц крови, потряхивая завитками огненно-красных волос.
Жрецы Света и Тени, склонившиеся почтительно, словно отгораживали их от
остальных вельмож, прибывших на торжество. Здесь были чопорные, пышно
разодетые лорды двора, за ними теснились бородатые короли-горцы в широких
юбках-килтах и гладко выбритые властители южных пустынь, цветастые шаровары
которых перекликались с яркими тюрбанами магистров Девяти Городов.
Эсториан ступил на подиум и повернулся спиной к трону. Леди Мирейн и лорд-
канцлер последовали за ним. Они составляли прекрасную пару статная
темнокожая женщина и бронзовоскулый высокий мужчина. Толпа затаила дыхание.
Они молча поклонились принцу и протянули друг другу руки. Эсториан возложил
на их сомкнутые кисти правую ладонь и замер. На какое-то мгновение он
показался Вэньи хрупким и беззащитным, словно тростинка, растущая на краю
пропасти.
Это ощущение тут же исчезло, когда Эсториан вскинул голову и расправил
плечи. Он поклонился матери и по-будничному непринужденно сел.
Толпа ахнула.
Ничего особенного вроде не произошло, но каждый из присутствующих вдруг
ощутил себя во власти некой подавляющей дух и притупляющей разум силы.
Она исходила от камня, посылающего в толпу странные пульсирующие лучи.
И новый император стал их проводником.
ГЛАВА 2
Барабанная дробь, пульсирующие удары.
Медленно, медленно, затем все быстрее. Поднимаясь до треска и опускаясь до
хрипа. Паника. Ужас.
Он бежал, отрешенный и бесчувственный.
Но что-то все еще позволяло ощущать себя: ветер, бьющий в лицо и
разрывающий легкие, боль от хлещущих по глазам веток, острые камни,
вонзающиеся в подошвы босых ног. Страх, неожиданный и сильный, леденил душу,
так же как хищные шипы терновника терзали его тело.
Через какое-то время он растворился во всеобъемлющей мгле. Только едкий
запах пота и крови щекотал ноздри.
Закон говорил беги. Барабаны рокотали беги. И он бежал.
Где он? Что с ним? Рассудок отказывался повиноваться. Лес, сумрак, бег
через тусклое ничто.
Зачем?
Вдруг какая-то сила заставила его замедлить движение ног, остановиться.
Икры, ноющие от недостатка кислорода, и бешено колотящееся сердце сомкнулись
в единое целое, имеющее имя.
Корусан?
Нет.
Кору-Асан?
Уже ближе.
Он открыл глаза. Леса как будто вовсе не бывало. Барабаны смолкли. Тишина.
Он стоял на камне, и камни окружали его. Грубое сукно туники царапало кожу.
Непонятно он выиграл или проиграл?
Холодный металл прикоснулся к его затылку. Он не позволил себе вздрогнуть.
Даже внутренне.
Сила. Голос, знавший его имя, шел из-за спины. Своенравие.
Кровь Льва. Перед ним вырос какой-то человек. У него не было лица. Как
и у всех остальных, молчаливо стоящих вокруг. Даже блеск глаз не пробивался
сквозь густую темную ткань, полностью окутавшую их с головы до ног.
Корусан смежил ресницы. Поздно. Собственные глаза выдали его. Они всегда
выдавали его, когда он ослаблял контроль над ними. Именно из-за них он и
получил это прозвище Кору-Асан. Золотой Глаз. Желтый Глаз. Взор Льва.
Гордость. Человек прижимал к его шее нож. Высокомерие. Так о нем
говорят. Но почему? Его кровь не отличается от нашей.
Он сам породил эти слухи. Сухой голос прилетел из молчаливой толпы.
Он сам придумал себя. Новый голос был холоден. Холоднее полоски стали,
прижатой к шее.
Корусан пошевелился. Осторожно, едва заметно. Но это движение не укрылось
от молчаливых соглядатаев.
Он умрет, прежде чем станет мужчиной. Зачем ему жить, если его потомство
обречено на гибель от немощи и слабоумия? Смерть в детстве лучше жизни в
окружении безмозглых и сумасшедших отпрысков. Таковы все, в чьих жилах
струится кровь Льва.
Он проживет достаточно долго, чтобы родиться вновь, возразил человек,
стоящий перед Корусаном.
Зачем ему длинная жизнь?
Закон повелел бежать, И Корусан бежал. Закон повелел молчать. И Корусан
молчал. Но бегство и молчание не приносили ему ничего, кроме страданий.
Я проживу столько, сколько должен прожить, сказал он.
Ты умрешь в недалеком будущем. Холодный голос был жестче камня, на
котором стоял Корусан. Тебя сейчас поддерживает твое воображение. И магия.
И снадобья. И выучка. Но все имеет свой предел. Я вижу мрак, приближающийся к
твоему сердцу. Хищные когти смерти уже смыкаются вокруг твоих костей.
Все люди когда-нибудь умирают, спокойно сказал Корусан. Это подарок
судьбы знать свой срок.
А также знать и ненавидеть тех, кто обрек тебя на скорбную участь?
Он рассмеялся. Мрачные фигуры зашевелились и раздвинулись. Это принесло ему
невероятное облегчение. Слова сами полились с его губ.
Они давно умерли, те, что приговорили мой род к медленному вымиранию.
Мужчина без женщины и женщина без мужчины. Они сошлись только раз и произвели
на свет единственное дитя. Это было их слабостью то, что они оставили
девочку в живых. А может быть, особой жестокостью. Они ведь знали, что она
поражена страшной болезнью, передающейся из поколения в поколение. Но
ненавидеть их? Зачем?
Он перевел дыхание.
Они нисколько не виноваты в том, что ей взбрело в голову женить своих
сыновей на собственных дочерях, чтобы сохранить чистоту расы. Если кто и
достоин ненависти, так это она, моя слабоумная прародительница. Только один
ребенок нарушил ее волю и породнился с варварами...
И запятнал чистоту крови Льва, произнес сухой голос.
С небольшим успехом, парировал Корусан. Мои сестры умерли или
сделались идиотками. Я могу умереть прежде, чем произведу потомство. Но в
преддверии собственной смерти я все же надеюсь поднять цену нашей крови.
Кровь отпрысков Солнца здоровее моей. Однако она течет в жилах единственного
человека, к счастью, этот человек пока одинок.
Что мы знаем о нем? Леденящий душу голос напоминал завывание ветра в
ветвях древней сосны.
Кое-что.
Новый голос, вмешавшийся в разговор, дышал уверенностью и спокойствием. Он
принадлежал мужчине в сером плаще, который выдвинулся из толпы мрачных фигур.
Его лицо было открыто, как и лицо сопровождавшей его женщины в черной
накидке.
Корусан без боязни встретил ее пронизывающий взгляд. Светлый маг. Все было
предельно ясно.
Он усмехнулся и вскинул брови. Светлый маг посмотрел на него почти ласково.
У того, о ком ты говоришь, нет сына. Он пожевал губами и добавил:
Дочери тоже нет.
Надеюсь, сказал Корусан. Хочу верить, что он воздержится от
плодоносного соития до тех пор, пока я не возьму его жизнь в свои руки.
Он улыбнулся магам.
Вы увидите это.
Они были явно шокированы его дерзостью.
Корусан ждал.
Полоска стали, прижатая к затылку, шевельнулась. Он резко присел и
закружился на месте, но, оступившись на мелком камешке, пошатнулся. Эта
небрежность чуть не стоила ему жизни. Холодное лезвие рассекло кожу, к ногам
ecn скатилась длинная прядь волос.
И все же ему удалось завладеть оружием своего стража, на груди которого
сияла тяжелая золотая бляха символ принадлежности к клану вождей. Корусан,
оскалив зубы, приставил клинок к животу противника и отвесил ему звонкую
оплеуху. Капюшон сбился на сторону, обнажив жесткие завитки коротко
стриженных волос. Ухватившись за них, Корусан потянул своего стража на себя,
но не стал валить его наземь.
Нет, выдохнул он, я не хочу твоей крови. Я не воин. Я рожден
повелевать. Кланяйтесь, оленейцы. Кланяйтесь своему владыке.
Он вовсе не надеялся устрашить их. Врагов было много, сильных, уверенных в
своем превосходстве. Но уверенность рассудка не есть уверенность живота.
Темные безликие фигуры стояли недвижно, не выказывая признаков негодования
или гнева. Вождь, которого Корусан все еще держал за плечо, мотнул головой.
Покровы, скрывавшие его лицо, разошлись.
Он выглядел моложе, чем можно было представить. Золотистые, обведенные
