знаешь...
Блестящие черные глаза метнулись к нему. Глубокие, как вечность, подвижные,
как ртуть, они, казалось, совсем не имели возраста.
Все сказки, отмахнулась она. Но если хочешь послушать изволь. Твой
дед однажды подарил твоему отцу женщину заведомо бесплодную, по крайней мере
так утверждали маги. Твой отец бросил свое семя в сухую почву и...
Она, недоговорив, нахмурилась. Руки Вэньи чертили в воздухе магические
знаки. Пальцы ее сплетались и расплетались в напряженной пляске. Она словно
боролась с чем-то незримым и страшным.
Боги, затрепетал он. О боги! Она клятвопреступница .
Не болтай ерунды. Сидани собрала окровавленные тряпки в тугой узел,
оглядела перепачканное убранство постели. Кто-нибудь пусть простирнет это.
Но... придется объяснить им...
Нечего тут объяснять, отрезала она. Ты император. Вот и все твои
объяснения. Но, она поколебалась, если уж ты так хочешь, можно сказать,
что у твоей возлюбленной нелегкие месячные. Они ведь всегда проходили
нелегко, не так ли?
Да, подтвердил он неохотно. Но... маги. Они все поймут, как только
увидят ее.
Пусть их! Нет большей глупости, чем пытаться накинуть узду на кровь
Солнца.
Он не боялся ее, совсем не боялся. Но сейчас, когда она стояла перед ним с
узлом окровавленного белья, как простая служанка, он вдруг понял, что в ней
скрывается нечто большее, чем ему представлялось. Вэньи всегда подозревала
это, его глупенькая, несчастная и такая беззащитная сейчас Вэньи...
Ступай спать, сказала Сидани сухо и резко, словно мать непослушному
сыну. Она, когда проснется, будет нуждаться в тебе. Она очень хотела
ребенка, и на первых порах ей придется нелегко.
Но она не могла знать...
Бездонные глаза излучали холод.
Мужчина-мальчик, иди спать.
Он повиновался. Тут не было колдовства или иных чар. Он повиновался и
все.
ГЛАВА 9
О сын! О сын Оленея!
Крики, доносившиеся до башни, были полны ликования. Так кричали всегда,
когда на свет появлялся мальчик, удачный и принятый магами. Дочерям так не
радовались, несмотря на то, что они проходили ту же проверку и в случае
отбраковки так же, как мальчики, выбрасывались на съедение птицам.
Еще один из Шеджизов, буркнул Мерид во мглу оружейной. Сколько их
стало теперь? Шесть? Семь?
Пять, сказал Корусан. Он оттачивал свой основной меч и прервал занятие,
услышав восторженные возгласы. Мерид пожал плечами.
Все равно это впятеро больше, чем ожидалось. Поразительно. Помнишь, каким
захудалым он был? Поговаривали о том, чтобы вообще не допускать его к
женщинам.
Корусан поднес оселок к блестящему лезвию и продолжал работу.
Так было. В его тоне сквозило безразличие.
Мерид метнул в него многозначительный взгляд. Здесь, где никто не мог их
видеть, он держал лицо обнаженным. Одинокий шрам на его щеке был красноват и
не совсем зажил, он потер его, как делал всегда, когда чувствовал
возбуждение.
Лучше поздно, чем никогда.
Рука Корусана остановилась. Он с удовольствием оглядел отточенную сталь и
повернулся к приятелю.
У тебя ведь два сына.
Так будет и с тобой, когда придет время.
Я хожу к женщинам каждую ночь, медленно произнес Корусан. Каждый цикл
Ясной Луны они выкликают свои имена, и мужчины погружаются в их лона. Они
часто призывают меня сеять и никогда убирать урожай.
Ты еще молод, заявил Мерид, который вряд ли был старше своего
собеседника.
Я уже ходил с мужчинами на дежурства, когда ты был сладкоголосым юнцом.
А кто в прошлом цикле распевал песни с девчонками?
Клинок Корусана с лязгом влетел в ножны. Глаза Мерида сверкнули. Словесная
перепалка не должна перерастать в стычку. Собратья по мечу не могут
восставать друг на друга.
И все же Корусан не был вполне удовлетворен. Оленейцы всегда ладили между
собой. Уживчивость внутри рода основная черта их натуры. Но он не был
оленейцем ни по крови, ни по духу.
Я думаю, сказал Корусан, я боюсь...
Он умолк. Он не мог ничего объяснить даже Мериду, который был слеп и глух
ко всему, чего не желал видеть и слышать.
Шеджизу был двадцать один, когда он наконец достучался до первого сына, а
к женщинам он начал ходить с тринадцати лет. Ранняя возмужалость ничего не
значит, мой брат.
Да. Корусан поднялся с колен. И все же не будем сдаваться.
Не будем, осклабился с видимым облегчением Мерид. Удачного посева
тебе, оленеец!
Хорошей жатвы тебе, брат! отозвался Корусан.
Женщина была желанна. Податливая и ласковая, она умела многое, и ее
блаженное мурлыканье приятно щекотало его гордость.
Можно навестить тебя еще раз?
Она скромно опустила глаза.
Конечно, милорд, и добавила с подкупающей прямотой: Завтра же, если
ты пожелаешь.
Сердце его учащенно забилось. Женщины Оленея имели право отвергнуть не
приглянувшегося им партнера. Он вышел, погладив красавицу по щеке.
И вновь впал в мрачное уныние. Гарем, пожалуй, был самым приятным местечком
в этом суровом мире. Там витали ароматы чистых тел и одежд, и едкие запахи
лекарственных трав смешивались с благоуханием цветов и женских волос.
Оленейцы знали толк в простых развлечениях и умели ценить их.
Мужчины, покинувшие женские покои, уходили тропой, протоптанной сквозь
века, по истертым множеством ног ступеням вдоль галереи, увешанной ветхими
гобеленами, от времени они утратили первоначальные очертания и цвет, В конце
галереи дорога раздваивалась: одни поднимались в свои квартиры или казарму,
другие спускались вниз, во двор, возвращаясь к служебным делам или
хозяйственным работам.
Хоть было довольно поздно и полуночный колокол давно отзвонил, Корусан
спустился вниз и направился к дальним воротам, у которых, как он знал, в этот
час не было стражи. Неосмотрительно? Да. Вокруг крепости простирался
враждебный мир, из которого члены Ордена, верные Дому Льва, получали по мере
надобности продовольствие и другие припасы, но насколько возможно
ограничивали свое общение с ним.
Засовы поддались легко, ибо были заботливо смазаны маслом. Корусан
выскользнул в прохладную предрассветную мглу. Ночью шел дождь, но сейчас тучи
рассеялись и луны в Небесах смотрелись просто великолепно. Большая кроваво-
красная была полна, Ясная серебристая находилась в ущербе, их
qnedhmemm{i свет заливал округу, затмевая сияние звезд.
Кто-то сидел возле ворот на груде камней, любуясь пейзажем. В ярком лунном
свете одежда сидящего казалась серебряной, но она могла стать серой на
солнце, а волосы, словно опушенные инеем, золотистыми, как, впрочем, и было
на самом деле.
Корусан узнал светлого мага. Она любила прогуливаться в окрестностях
крепости. Но он никогда не видел эту женщину без сопровождающей ее тени
темного чародея. Сейчас вокруг одинокой фигуры рассыпался веер теней, но они
не двигались и не дышали. Все они были образованы лунами.
Глаза ее блеснули, когда она повернулась к нему. Женщина не могла видеть,
кто открывает ворота за ее спиной, и все же держалась на редкость спокойно.
Это необычно, сказал он, лицезреть светлого мага под ночным небом.
Сейчас светло, почти как днем, просто сказала она.
Почти, но не совсем, заметил Корусан. Он почувствовал ее
расположенность к разговору. Оленейцы никогда не обращались к магам вот так,
запросто, но Корусан не был оленейцем.
Мы должны изучать свои противоположности, возразила она, иначе они
могут поглотить нас.
Значит ли это, что ты поглотила свою противоположность?
Она рассмеялась серебристым смехом, совсем не соответствующим ее сану.
Ты имеешь в виду моего темного мага? Он дневное создание. Солнце
садится, и он погружается в сон и спит всю ночь напролет, А я никогда не сплю
в такие прекрасные ночи. Взгляни на луны. Ты слышишь они поют.
Я не маг, сказал Корусан.
Категоричность его тона отнюдь не смутила ее.
Конечно, нет. Но у тебя есть дар. Я видела, как ты бежал через
зачарованный лес.
Все кому не лень могли видеть это, буркнул Корусан. Но мне не
хотелось бы повторить ту гонку еще раз.
Ты прекрасно держался. Она сидела, сдвинув колени, и явно посмеивалась
над ним.
Он мог ударить ее, она была беззащитна, и все же ему не хотелось прежде
времени ссориться с ней. Она обладала магией и, следовательно, могла быть
полезна.
Скажи мне кое о чем.
Она выжидательно вскинула брови, посеребренные лунными лучами.
Он проверил, не пытается ли она проникнуть в его сущность. Маги делали это,
однако сейчас он не чувствовал ничего: ни дурноты, ни боли в позвоночном
столбе никаких сигналов о вмешательстве чужой воли.
Могу я иметь потомство?
Ее брови поднялись выше.
Ты принимаешь меня за деревенскую колдунью и хочешь, чтобы я погадала
тебе на счастье?
Отвечай.
Он навис над ней, придвинувшись ближе. Она не отпрянула и ничуть не
встревожилась. Магия оберегала ее, и она, без сомнения, была уверена в этом.
Я не гадалка. Ступай на рынок, принц, и поспрошай там. Он сделал еще шаг,
и она была вынуждена чуть отклониться, чтобы не упасть.
Взгляни в меня, прорычал он. Скажи обо всем, что там увидишь. Придет
ли кто-нибудь после меня? Или я последний в роду?
Не слишком ли ты молод, чтобы беспокоиться об этом?
Он ударил ее по щеке несильно, открытой ладонью. Она изумленно уставилась
на него. Никто не осмеливался поднять руку на мага. Ни один человек,
находящийся в здравом уме.
Ты старше меня, сказал он, но вряд ли умнее.
Я могу испепелить тебя.
В ее голосе не было злобы или угрозы, он звучал спокойно, уверенно.
Корусан рассмеялся ей в лицо.
Попробуй, и вместе со мной уничтожишь свою силу. Да, я знаю кое-какие
секреты твоего ремесла. Или ты из тех, что сражались против своего
императора, а потом и против его сына? Предатели.
Мы не предали ничего из того, что принадлежало нам, сказала она по-
прежнему спокойно, но в ее голосе стали проскальзывать нотки гнева. Об этом
злодействе говорят много, но никто толком ничего не знает. Даже жрецы не
могут докопаться до правды.
Никто, отозвался Корусан, никто, кроме оленейцев. А мы значим именно
то, что значим. Откройся мне, маг. Скажи, кого ты считаешь своим императором?
Меня или кого-то другого? Если меня, то ответь, кто придет после? Или я буду
последним?
После тебя будет править еще один человек, быстро сказала она.
Кто? Мой сын? Или Мастер твоей Гильдии?
Она молчала.
Кровь испорчена, усмехнулся он. Разве не так? Я все помню, красотка.
Я был совсем маленьким и валялся в
приступе лихорадки, и ты думала, что я без сознания, но я все слышал. Ты
сумела спасти меня, но не спасла моих будущих детей. Я помню.
Не я. Это была не я.
Ты или не ты все едино, горько сказал он. Значит, это правда. У
меня никогда не будет сыновей.
Ты молод, возразила она, но вяло, словно по принуждению. Ты не можешь
знать...
Он повернулся. Луны метнулись в разные стороны над его головой. Он бросил
свое тело в проем ворот, не заботясь о том, что произойдет дальше. Двигаться
всегда лучше, чем топтаться на месте.
Когда он остановился, выбора у него уже не было. Он мог сейчас прошибать
стены, но вокруг был только воздух, и комната в неярком свете светильников, и
пара глаз, следящая за ним из груды подушек и одеял.
Мастер магов почивал в одиночестве, по крайней мере казалось, что это так.
Он выглядел вполне прилично в нижнем белье под широкой ночной рубашкой, а
редкие волосы его прикрывал аккуратный чепчик. Он походил на купца из
