диго, за хлопок, без которого останавливались мануфактуры, французские,
саксонские, бельгийские, чешские, прирейнские бумагопрядильщики и ситце-
набивщики платили в пять и в десять раз дороже, и они получали эти това-
ры, хотя тоже не в таком количестве, как прежде. Куда же шла эта чудо-
вищная искусственная прибыль? Во-первых, в карманы английских судовла-
дельцев и контрабандистов и, во-вторых, в карманы наполеоновских тамо-
женных чиновников и жандармов. Когда дежурному объездному пикету или та-
моженному чиновнику предлагали за то, чтобы они согласились одну ночь
спокойно проспать, сумму, равную их жалованию за пять лет, или когда
жандарму за то, чтобы он погулял в течение трех часов подальше от данно-
го прибрежного места, предлагали тонкого сукна на 500 франков золотом и
сахарного песка на другие 500 франков, то соблазн оказывался слишком ве-
лик.
Наполеон это знал и видел, что на этом фронте ему победить будет
труднее, чем при Аустерлице, Иене или Вагра-ме. Он назначал и посылал
ревизоров и контролеров, и постоянных и чрезвычайных, но и их подкупали.
Он смещал и отдавал под суд, но заместитель продолжал дело смещенного и
осужденного и только старался быть осторожнее. Тогда император придумал
новую меру. Начались повальные обыски уже не только в прибрежных городах
и селах, но и далеко в центре Европы, в магазинах, складах, конторах.
Конфисковались все товары "английского происхождения", причем обязан-
ность доказывать неанглийское их происхождение возлагалась на владельцев
этих товаров. В панике разоряемые владельцы наиболее подозрительных в
данном случае колониальных продуктов старались доказать, что эти товары
американского, а не английского происхождения. И действительно, амери-
канцы делали в это время золотые дела, покрывая своим флагом и сбывая
привозимые на их судах английские товары.
Тогда Наполеон трианонским запретительным тарифом 1810 г. сделал ле-
гальную торговлю колониальными продуктами невозможной, откуда бы они ни
происходили. И вот по всей Европе запылали костры: не веря таможенным
чиновникам, полиции, жандармам, властям крупным и мелким, начиная от ко-
ролей и генерал-губернаторов и кончая ночными сторожами и конными страж-
никами, Наполеон приказал публично сжигать все конфискованные товары.
Толпы народа угрюмо и молчаливо, по свидетельству очевидцев, глядели на
высокие горы ситцев, тонких сукон, кашемировых материй, бочек сахара,
кофе, какао, цибиков чая, кип хлопка и хлопковой пряжи, ящиков индиго,
перца, корицы, которые обливались и обкладывались горючим веществом и
публично сжигались. "Цезарь безумствует",- писали английские газеты под
впечатлением слухов об этих зрелищах. Наполеон решил, что только физи-
ческое уничтожение всех этих привозных сокровищ может сделать контрабан-
ду в самом деле убыточным предприятием и распространить риск не только
на тех, кто берется в глухую ночь выгрузить в укромном местечке, под
утесом на пустынном берегу, привезенный товар, но и на богатых купцов
Лейпцига, Гамбурга, Страсбурга, Парижа, Антверпена, Амстердама, Генуи,
Мюнхена, Варшавы, Милана, Триеста, Венеции и т, д., которые перекупают,
спокойно сидя у себя в конторе, этот контрабандный товар уже из третьих
и четвертых рук.
Некоторая часть буржуазии как Французской империи, так и вассальных
стран сумела выкачивать громадные прибыли и в этих условиях, она продол-
жала в общем похваливать континентальную блокаду и одобрять все меры им-
ператора против тайного подвоза английских товаров. В особенности были
довольны металлурги. Но уже среди текстильных фабрикантов раздавались
наряду с похвалами и жалобы: без хлопка все-таки нельзя было делать сит-
цы, без индиго все-таки нельзя было красить материи.
Что касается буржуазии торговой и ремесленников, занятых произ-
водством предметов роскоши, то здесь ропот был еще сильнее: с грустью
вспоминали те недолгие месяцы Амьенского мира 1802-1803 гг., когда тыся-
чи богатых англичан хлынули в Париж и разом раскупили чуть ли не все из-
делия столичных ювелиров и чуть ли не весь бархат и шелк на лионских
складах. Жаловались на бесконечные войны, разорявшие былых европейских
клиентов. Еще больше роптала вся потребительская масса, жестоко перепла-
чивавшая на кофе, сахаре, да и на мануфактурах, избавленных от английс-
кой конкуренции и поэтому вздорожавших.
При этой-то обстановке и разразился торгово-промышленвый кризис 1811
г.
Уже поздней осенью 1810 г. стало наблюдаться сокращение сбыта фран-
цузских товаров, и это явление, быстро прогрессируя, охватило всю импе-
рию и особенно "старые департаменты", т. е., другими словами, Францию в
точном смысле этого слова. Промышленники и торговцы почтительнейше жало-
вались на то, что блокада бьет по карману не только англичан, но начина-
ет бить и их, что у них нет сырья, что, эксплуатируя побежденные народы
(петиционеры выражались несравненно мягче и изящнее), его императорское
величество уменьшил во всей Европе покупательную силу потребителя, а
произвольными конфискациями товарных складов и разгулом беззакония и са-
моуправства военных и таможенных властей (они и тут выражались вовсе не
так, а гораздо ласковее) император может подорвать возможность нор-
мального кредита, без которого ни промышленность, ни торговля существо-
вать не могут.
Кризис усиливался с каждым месяцем. У владельцев целого ряда бумагот-
кацких, прядильных и ситцевых мануфактур, Ришар-Ленуара, например, у ко-
торого перед кризисом 1811 г. работало 3600 прядильщиков и прях, 8822
ткача, 400 ситценабивщиков, в общем больше 12 тысяч человек,-в 1811 г.
не осталось бы и пятой части этого количества, если бы Наполеон не велел
выдать ему экстренную субсидию в 1,5 миллиона франков золотом. Но банк-
ротства быстро следовали за банкротствами. В марте 1811 г. Наполеон рас-
порядился выдать амьенским фабрикантам 1 миллион субсидии и сразу на 2
миллиона закупил товаров в Руане, Сен-Кантене и Генте. Огромные субсидии
были ассигнованы и Лиону. Но все это было только каплей в море.
Среди документов, которые автор этой книги нашел в Национальном архи-
ве Франции и которые характеризуют грандиозное развитие кризиса, наи-
большее впечатление производят документы, подводящие общие итоги. Ми-
нистр внутренних дел сообщил Наполеону 19 апреля 1811 г.: "Рабочие
большей части промыслов жалуются, что они без работы. Уверяют, что
большое количество рабочих беспрерывно эмигрирует". В Руане безработица
была такая страшная и разорение фабрикантов так очевидно, что Наполеон
вынужден был ассигновать 15 миллионов на поддержку погибающих мануфак-
тур.
Сановники осмелели. Управляющий Французским банком прямо доложил 7
мая 1811 г. императору, что покоренные страны слишком разорены и что до
их покорения французские товары сбывались в большем количестве, чем пос-
ле их покорения; что в Париже ремесленники, нанятые выделкой предметов
роскоши, голодают; что потребление и внутри и вне страны круто сократи-
лось... Наполеон давал субсидии, но ничуть не смягчал блокады. Английс-
кие товары (а все колониальные продукты подводились под английские) кон-
фисковались по-прежнему. Летняя ярмарка в Бокэре в 1811 г. была прямо
уничтожена внезапным налетом полиции, конфисковавшей "целую улицу" скла-
дов сахара, пряностей, индиго и т. д.
Наполеон, кроме многомиллионных ссуд и субсидий фабрикантам, прибег в
1811 г. к гигантским заказам за счет казны: так, он произвел колос-
сальные закупки шерстяных материй для армии, дал громадные заказы лионс-
ким шелковым и бархатным мануфактурам для дворцов, приказывал всем подв-
ластным ему европейским дворам делать закупки в Лионе и достиг того, что
если в июне 1811 г. в Лионе работало в шелковой промышленности всего
5630 станков, то в ноябре работало 8000. Зима была трудная. Глухое бро-
жение в этот период проявлялось как на рабочих окраинах Парижа, так и в
других промышленных центрах. Не все успевали подслушать полицейские шпи-
оны, не обо всем удалось по душе разговориться в рабочих предместьях
провокаторам, во всяком случае в 1811 г. среди рабочего населения было,
конечно, далеко не так благополучно, как это пытаются изобразить совре-
менники и позднейшие историки. Наполеон часто говорил, что единственная
революция, которая может быть опасна,- это "революция пустого желудка".
"Наполеон неоднократно говорил мне,- пишет министр Наполеона Шапталь в
своих воспоминаниях,- что он боится народных восстаний, когда они вызы-
ваются недостатком работы". "У рабочего нет работы... он может восстать;
я боюсь этих восстаний, вызываемых отсутствием хлеба; я бы меньше боялся
сражения против армии в 200 тысяч человек", - повторял Наполеон.
До больших выступлений рабочей массы в столице и провинции не дошло,
хотя признаки раздражения, нетерпения, уныния, иногда и отчаяния отмеча-
лись и полицейскими и частными наблюдателями.
Если в экономическом кризисе 1811 г. заключался урок, то Наполеон
поспешил учесть его совершенно определенным образом; пока континен-
тальная блокада не сломит Англию, пока моря не откроются для французов,
пока не прекратится бесконечная война, положение французской торговли и
промышленности всегда будет шатким и всегда возможно повторение кризиса.
Значит, блокаду нужно завершить, и если для этого придется взять Москву,
нужно взять Москву.
Наполеон крепко запомнил, что лионские шелкоделы частично объясняли
кризис сбыта "внезапным" прекращением заказов из России, вызванным новым
русским таможенным тарифом, подписанным императором Александром в декаб-
ре 1810 г. и облагавшим высокими пошлинами предметы роскоши, т. е. шелк,
бархат, дорогие вина,все то, что шло в Россию из Франции.
Это Наполеон тоже поставил Александру в тот счет, который нарастал
уже давно, с Эрфурта. И в течение всего 1811 года у Наполеона крепло
убеждение, что этот счет будет ликвидирован и может быть ликвидирован
только в Москве.
Как отнесся Наполеон к этим тревожным симптомам ненормального эконо-
мического положения империи?
Кризис назревал давно, и император следил за его приближением. До сих
пор Наполеону приходилось встречаться с критическим положением госу-
дарственных финансов, с начинающейся "инфляцией", с необходимостью вы-
пускать бумажки без золотого обеспечения, наконец, с плутовскими махина-
циями крупных финансистов, которые стремились опутать казну разными сом-
нительными займами и ростовщическими обязательствами. Так было в самые
первые годы его владычества (1799-1800), так было в 1805 и в начале 1806
г. Но с этими затруднениями Наполеон всегда справлялся. То он привозил с
войны золотые миллионы контрибуции; то он налагал под разнообразными
предлогами тяжелые налоги и поборы на население побежденных стран неза-
висимо от контрибуции, которую ему уплачивали правительства этих стран;
то, наконец, просто отнимал у финансистов многое из того, что они успели
заполучить. Так было, например, в 1806 г. Едва вернувшись после аустер-
лицкой кампании в Париж, в конце января 1806 г., Наполеон потребовал от-
чета о состоянии финансов и усмотрел, что знаменитый миллионер и хищник
Уврар и стоявшая около него финансовая компания, действовавшая под фир-
мой "Объединенные негоцианты", очень хитроумными комбинациями и тонкими,
юридически ловкими приемами опутали казну и причинили ей колоссальные
убытки. Наполеон приказал Уврару и представителям "Объединенных негоци-
антов" явиться во дворец и тут объявил им без особых предисловий и око-
личностей, что просто приказывает им отдать все наворованное ими за пос-
леднее время. Уврар пробовал было прельстить Наполеона предложением но-
вых "интересных для казны" комбинаций, которые его величество, наверное,
примет, но его величество не скрыл, что наиболее интересной для казны
