тался формально в силе, но отныне рассчитывать на него Наполеон не мог.
В большой тревоге ждали в России, благополучно ли окончится свидание в
Эрфурте: не арестует ли Наполеон Александра, как он это сделал всего че-
тыре месяца назад с испанскими Бурбонами, заманив их в Байонну. "Никто
уже и не надеялся, что он вас отпустит, ваше величество",- откровенно (и
к большой досаде Александра) проговорился один старый прусский генерал,
когда Александр возвращался из Эрфурта. С внешней стороны все было пре-
восходно: в течение всего эрфуртского свидания вассальные короли и дру-
гие монархи, составлявшие свиту Наполеона, не переставали умиляться сер-
дечной взаимной любви Наполеона и царя. Но сам Наполеон, проводив Алек-
сандра, был угрюм. Он знал, что вассальные короли не верят в крепость
этого союза и что Австрия тоже не верит. Нужно было покончить с испанс-
кими делами как можно скорее.
В Испании у Наполеона было 100 тысяч человек. Он приказал, чтобы еще
150 тысяч в спешном порядке вторглись в Испанию. Крестьянское восстание
разгоралось с каждым месяцем. Испанское слово "гверилья", "маленькая
война", неправильно передавало смысл происходящего. Эта война с
крестьянами и ремесленниками, с пастухами овечьих стад и погонщиками му-
лов беспокоила императора гораздо сильнее, чем другие большие кампании.
После рабски смирившейся Пруссии испанское яростное сопротивление каза-
лось особенно странным и неожиданным. И все-таки Наполеон даже и не по-
дозревал, до чего дойдет этот испанский пожар. На генерала Бонапарта это
еще могло бы повлиять отчасти отрезвляющим образом, но на императора На-
полеона, победителя Европы, "бунт нищих оборванцев" уж повлиять не мог.
Не уверенный в помощи Александра и почти убежденный, что Австрия выс-
тупит против него. Наполеон поздней осенью 1808 г. помчался в Испанию.
Он был полон гнева на непокорных, грязных, безграмотных испанских "мужи-
ков". За это время англичане уже успели сделать высадку и вытеснили
французов из Лиссабона. Португалия стала не французской, а английской
базой. Французы владели только северной Испанией, до реки Эбро, в других
местах их уже почти не было. У испанцев была уже армия, вооруженная анг-
лийскими ружьями. Наполеон перешел в наступление против испанской армии.
При Бургосе 10 ноября 1808 г. он нанес испанцам страшное поражение; в
ближайшие дни произошло еще два сражения, и испанская армия была, каза-
лось, совсем уничтожена. Наполеон 30 ноября двинулся на Мадрид, защищае-
мый сильным гарнизоном. Интересно, что на усмирение Испании Наполеон
привел (в кадрах своей армии) "польский легион", который он велел соз-
дать еще в 1807 г., захватив Польшу. Поляки с отчаянной храбростью руби-
ли, по его приказу, испанцев, как бы не думая о той позорной роли, кото-
рую они играли, подавляя национально-освободительное движение испанского
народа. Наполеон сказал полякам, что они еще должны заслужить, чтобы он
пожелал воскресить Польшу,- вот поляки и заслуживали себе отечество, от-
нимая у испанцев их отечество. 4 декабря 1808 г. Наполеон вошел в Мад-
рид. Столица встретила завоевателя гробовым молчанием. Наполеон сейчас
же объявил Испанию и столицу на военном положении и учредил военно-поле-
вые суды. Затем император выступил против англичан. Генерал Мур был раз-
бит и убит во время преследования остатков английской армии французами.
Казалось, опять погибнет испанское дело. Но чем хуже шли дела восс-
тавшего населения, тем яростнее становилось его сопротивление.
Город Сарагосса был осажден французами и держался несколько месяцев.
Наконец, маршал Ланн взял ее внешние укрепления и ворвался в город 27
января 1809 г. Но тут произошло нечто такое, чего не бывало ни при какой
осаде: каждый дом превратился в крепость; каждый сарай, конюшню, погреб,
чердак нужно было брать с бою. Целых три недели шла эта страшная резня в
уже взятом, но продолжавшем сопротивляться городе. Солдаты Ланна убивали
без разбора всех, даже женщин и детей, но и женщины и дети убивали сол-
дат при малейшей их оплошности. Французы вырезали до 20 тысяч гарнизона
и больше 32 тысяч городского населения. Маршал Ланн, лихой гусар, ничего
на свете не боявшийся, побывавший уже в самых страшных наполеоновских
битвах, не знавший, что такое означает слово "нервы", и тот был подавлен
видом этих бесчисленных трупов, вповалку лежавших в домах и перед дома-
ми, этих мертвых мужчин, женщин и детей, плававших в лужах крови. "Какая
война! Быть вынужденным убивать столько храбрых людей или пусть даже су-
масшедших людей! Эта победа доставляет только грусть!"- сказал маршал
Ланн, обращаясь к своей свите, когда все они проезжали по залитым кровью
улицам мертвого города.
На Европу осада и гибель Сарагоссы произвели потрясающее впечатление,
и больше всего на Австрию, Пруссию, на другие германские государства.
Волновало, смущало, стыдило сравнение между поведением испанцев и рабс-
кой покорностью немцев.
Однако захватническое хищничество наполеоновской монархии не могло
надолго оставить в бездействии буржуазию покоренных стран. Пробужденная
Наполеоном к жизни, избавленная от феодально-крепостнического уклада,
вытолкнутая на арену свободного капиталистического развития, буржуазия
покоренной Европы вынуждена была искать новых путей, чтобы избавиться в
свою очередь от тех экономических тисков, в которые зажала ее политика
Наполеона.
Пути эти открывались по мере развития национально-освободительного
движения против Наполеона. Отдельные вспышки этого движения была в 1803,
1809 и 1810 гг., а в 1813 г. оно разгоралось могучим пожаром во всех
странах, оказавшихся под гнетом наполеоновского правления.
Наполеон в 1806 г. и до разгрома Пруссии показал, как он будет отно-
ситься к малейшим попыткам возрождения духа национального протеста в не-
мецком народе. Теперь, после Тильзита, Наполеон считал возможным проде-
лывать все, что ему заблагорассудится, не только в Баварии или в госу-
дарствах Рейнского союза, но и в Гамбурге, и в Данциге, и в Лейпциге, и
в Кенигсберге, и в Бреславле, и вообще во всей Германии.
Наполеон не знал, что в Берлине Фихте в своих лекциях делает туманные
патриотические намеки, не знал, что в германских университетах образуют-
ся студенческие кружки, еще не смеющие прямо говорить о восстании против
всеобщего поработителя, но одушевленные тайной и глубокой ненавистью к
нему. Он не очень учитывал, что германская буржуазия в вассальных стра-
нах, хоть и радуется введению Наполеоновского кодекса, крушению феода-
лизма, находит наложенное политическое и финансовое французское иго,
сопряженное с "налогом кровью", т. е. с рекрутскими наборами для попол-
нения французской великой армии, слишком тяжелым, слишком уж дорогой
платой. Всего этого он не знал или не хотел знать.
В Эрфурте немецкие монархи, немецкие аристократы и аристократки вели
себя, по выражению одного наблюдателя, как лакеи и горничные у сердитого
барина, который, однако, если вовремя поцеловать у него ручку, бывает
иногда щедр на подарки. Первый поэт Германии, Гете, домагался аудиенции,
и когда Наполеон наконец принял его в Эрфурте (забыв, впрочем, пригла-
сить сесть старого поэта) и изволил милостиво одобрить "Вертера", то Ге-
те был в полном восторге. Словом, верхи Германии, с которыми только и
имел непосредственные отношения Наполеон, ничуть не проявили и тогда и
намека на протест. Народ молчал и повиновался. Но зато известия из
Австрии становились все тревожнее.
В Австрии учитывали, что Наполеон на этот раз сможет драться лишь од-
ной рукой, потому что другая у него занята; на ней повис страшный ис-
панский груз. В Австрии знали, что Наполеон ни за что Испанию не оста-
вит, что для него это уже не только каприз деспота, а нечто другое, что
он увяз там надолго. И знали не только это: понимали и причину. Конти-
нентальная блокада в это время все усиливалась новыми дополнительными
декретами, новыми полицейскими мерами и новыми политическими актами
французского императора. Отказаться от Пиренейского полуострова теперь,
когда там уже появились англичане, значило отказаться от континентальной
блокады, т. е. от основной пружины всей наполеоновской политики.
Измена, или подозреваемая измена, взяточника Талейрана и шпиона Фуше,
этих низменных, по мнению Наполеона, негодяев, его не так занимала, ко-
нечно, как готовящаяся война с Австрией. Но он учел то и другое и бросил
в январе 1809 г. Испанию на усмотрение маршалов, которые без него теряли
половину своей военной ценности, и на произвол своего брата, испанского
короля Жозефа, который и без него и при нем никогда никакой ценности со-
бой не представлял. Приехав в Париж, он приказал сановникам и министрам
собраться во дворце и тут 28 января 1809 г. с яростью стал кричать на
Талейрана. Это была та знаменитая сцена, когда он начал свою речь к Та-
лейрану криком: "Вы - вор, мерзавец, бесчестный человек, вы бы предали
вашего родного отца!", а кончил это приветствие словами: "Почему я вас
до сих пор не повесил на решетке Карусельской площади? Но есть, есть еще
время это сделать! Вы - грязь в шелковых чулках!" Зная уже кое-что об
измене Талейрана (отставленного еще в 1807 г.), он, конечно, не знал
всего, иначе он расстрелял бы Талейрана немедленно. Но ему было не до
того, чтобы распутывать интриги маститого взяточника. Война с Австрией
стояла перед ним неотступной угрозой.
Раздавленная только что учиненным военным погромом Испания опять
вспыхнула перебегающим по всей стране и не погасающим огнем крестьянских
и городских восстаний. Неуловимый, неустрашимый, из земли появляющийся и
под землю уходящий народ продолжал задерживать в Испании половину вели-
кой армии, 300 тысяч человек лучшего наполеоновского войска. Но другая
половина спешно готовилась императором к новой тяжелой войне с Австрией.
Он приказал произвести во Франции новый досрочный набор, который дал ему
100 тысяч человек. Кроме того, он велел подчиненным ему государствам
Германии выставить еще 100 тысяч солдат и отдать их ему для войны. Это
было беспрекословно исполнено. Затем он выделил больше 110 тысяч старос-
лужилых солдат, на которых мог особенно положиться, и 70 тысяч из старых
солдат отправил в Италию, где тоже нужно было ждать нападения австрий-
цев.
Итак, у него к весне 1809 г. было в руках несколько больше 300 тысяч
солдат, которых он мог бросить против Австрии. Но и Австрия собирала все
свои силы. Австрийский двор, аристократия, среднее дворянство - инициа-
торы этой войны - были единодушны; даже венгерское дворянство было на
сей раз вполне верно "короне": нужно было защищать и укреплять общее
священное для них благо - крепостное право, которое было так страшно
урезано географически и расшатано политически в трех войнах 1796- 1797,
1800 и 1805 гг., когда была разгромлена австрийская армия и лучшие земли
монархии Габсбургов отошли к Франции. 'Промышленная буржуазия, которая
выигрывала от континентальной блокады, была еще (если не считать Чехии)
сравнительно очень незначительна в Австрийской монархии; буржуазия тор-
говая и вся потребительская масса страдали от блокады. Война, затеянная
австрийским двором в 1809 г., была популярнее, чем любая из трех пред-
шествовавших войн с Наполеоном. "Луч солнца блеснул, наконец, из Испа-
нии",- повторяли в Австрии и в Германии на все лады...
Весь мир замер в ожидании. Наполеон с тремя лучшими маршалами, Даву,
Массена и Ланном, стоял в боевой готовности. Он ждал, чтобы Австрия "на-
пала" первая, потому что это давало ему лишний аргумент в важном начатом
в Эрфурте, но не оконченном споре с Александром: он еще надеялся на выс-
тупление России против Австрии. 14 апреля 1809 г. австрийский эрцгерцог
Карл, лучший австрийский генерал, вторгся в Баварию. "Через два месяца я
