ее, пшеничные волосы развевались, и она казалась живой.
Смутное воспоминание шевельнулось в памяти пришельца-часовщика при виде
этого дома и окна на четвертом этаже. Нет, он не наделен был способностью
забывать: это свойство органических структур, хрупких и недолговечных. Зато
пришелец умел вычеркивать, стирать из памяти все, что, по его мнению,
становилось лишним, ненужным. Что же это? Плохо размагнитил магнитную
ленту?..
Под аркой прохладней не было, но после яркого уличного света здесь
оказалось полутемно. Едва он шагнул в проем, кто-то отступил назад.
Выходит, не ошибся: здесь кто-то есть, и этот кто-то за ним наблюдал!
Взгляд пришельца за несколько мгновений адаптировался к полутьме. В
нескольких шагах от себя он увидел женскую фигуру. Неужели это та, даже имя
которой он стер из памяти?..
- Это ты,- произнесла она. Он вздрогнул и попятился.- Энрико. ты не
узнаешь меня?
Да, так звал его единственный человек в мире - Марианна, добрая женщина,
явно благоволившая к нему. Она сделала шаг вперед.
- Энрико, ты самый умный человек в этом городе. Объясни, что происходит?
Она произносила слова как-то странно, словно вслушиваясь в них и делая
долгие паузы.
- Марианна,- сказал он негромко.- Что ты делаешь здесь одна?
- Энрико...
- Успокойся, я хочу помочь тебе.- Часовщик прикидывал, как получше убрать
нежелательного свидетеля. Он мысленно ругал себя за то, что раньше времени
убрал камуфляж, сбросил одежду, столь ему ненавистную. Впрочем, в полутьме
Марианна, чем-то взволнованная и наверняка почти потерявшая разум, едва ли
что-нибудь заметит. На всякий случай он отступил в самую темную нишу.
- Иди домой, Марианна,- произнес он, стараясь, чтобы голос звучал
ласково.
- Нет! - крикнула она.- Только не домой.
- Почему?
- В доме поселилась смерть.
- Смерть? Она уйдет. А хочешь, пойдем ко мне, в мастерскую.
- Ты не встретил Марту? - спросила она, и в ее голосе прозвучала безумная
надежда.
- Нет.
- Она погибла, моя девочка,- опустила голову женщина и ухватилась за
стенку, чтобы не упасть.
- Почему вы обе не ушли со всеми?
- Когда это началось... Когда все ринулись прочь из города... Мы выбежали
из дома вместе с остальными жильцами,- начала рассказывать Марианна.- Но в
парадном Марта замешкалась, сказала, что забыла любимую куклу и ни за что
не оставит ее в беде. Я умоляла ее поспешить, тащила за руку - ничего не
помогало. Марта побежала обратно в квартиру и выбросила куклу в окно,
крикнула, чтобы я поймала ее. Но кукла зацепилась лентой за гвоздик...- Она
перевела дух, затем продолжала: - Наконец показалась Марта. На лице ее был
ужас, глаза вылезли из орбит. Впрочем, так выглядели все. "Скорее!" -
завопила я, взяла ее за руку, и мы выскочили на улицу, в самое пекло. Я
видела, как Марту толкнули, и она упала. Хотела пробиться к ней, но не
смогла. Закричала, но мой голос потонул в общем шуме. Толпа несла меня, как
щепку... Я ударилась головой о ствол дерева и потеряла сознание. Сколько
времени прошло, не знаю. А когда очнулась, вокруг не было ни души.
"Все ясно",- подумал часовщик. И здесь привычка, которую он с таким
трудом усвоил, живя на этой планете, подвела его. Пришелец улыбнулся. На
биопластиковом лице его заиграла гримаса, столь тщательно заученная перед
зеркалом.
- Энрико, ты... улыбаешься? - потрясенно спросила женщина, и глаза ее
блеснули в полутьме.- Радуешься, что моя девочка погибла? Ты чудовище без
сердца, я давно подозревала это.- С такими словами она шагнула к нему.
Голос женщины дышал такой ненавистью, что часовщик еще больше втиснулся в
нишу.
- Марианна, успокойся,- пробормотал он, с ужасом чувствуя, что никак не
может прогнать проклятую улыбку со своего лица. Она как бы приклеилась -
видимо, что-то разладилось в биомеханизме, и мышцы щек свело.
- Смеешься над моим горем? Мы никогда не были нужны тебе - ни я, ни
Марта. Нет, ты не человек!
...Знала бы Марианна, как близка была она в этот момент к истине!
Часовщик отказался от своего намерения ликвидировать свидетеля и думал
только о том, как скрыться. Марианна бросилась на него. Мастер попытался
отступить, запнулся и едва не упал.
- Не уйдешь! - выкрикнула Марианна, схватив его за руку, и вдруг лицо ее
свело от ужаса.- Энрико...- шепотом произнесла она.- Ты не человек? Ты...
машина? Мне соседки говорили, но я не верила им. Робот, проклятый механизм.
Отвечай, негодяй, где моя дочь! Это все - твоих рук дело? - вдруг
воскликнула она в каком-то прозрении.
"Она проникла в мою тайну. Ей нельзя оставаться в живых",- мелькнуло в
тускнеющем сознании часовщика. Обеими руками-клешнями он потянулся к ее
горлу. Лицо Марианны посинело, однако она сумела отодрать некогда цепкие
пальцы-щупальца.
- Мало тебе моей девочки? - исступленно прохрипела она. И, не дожидаясь
ответа, ударила его головой о стену дома. Удар оглушил часовщика, и он стал
медленно оседать на асфальт. Марианна его подтолкнула, и бородатое создание
рухнуло, рассыпавшись на тысячи и тысячи мельчайших деталей...
...Главная планета так и не дождалась вызова десанта.
(c) Техника молодежи N 2-3 за 1989 г.
Михаил САЛТЫКОВ
ЗАЗЕМЛЕНИЕ
В этот чудесный весенний день Оле-инг особенно сильно воспринимал боль
невосполнимой утраты. Медленно-медленно она поднималась откуда-то из
глубины души и искажала его чистое и ясное, как кристалл, сознание. "Тогда
тоже была весна", - мучительно думал Оле.
Да, казалось бы, столько лет живет он здесь, на этой планете, мог бы
предвидеть... Но он не предвидел. Он даже не представлял себе, что такое
возможно. Пока это не произошло, не обрушилось на него, внезапно вывернув
наизнанку его сознание. С тех пор он пытался забыть...
Но забыть было ему не дано. Он помнил...
Нэя-инга! Его возлюбленная, вечно юная Нэя!
Той весной она была особенно хороша. Все энеинги восхищались ею, она
покорила сердца даже самых угрюмых и суровых, даже сердце старого Куба она
покорила своей красотой. Что же говорить про него, он был еще не стар, он
любил жизнь, был мощен и строен...
Нэя-инга... Нэя... Ее родовое гнездо находилось рядом с ним, поэтому даже
зимой, погруженный в состояние полусна-полусмерти, ощущал он ее
присутствие... И ее так жестоко убили той доверчивой и теплой весной!
С тех пор его мучил неразрешимый вопрос, ставший наваждением. На него
было всего два ответа: "да" или "нет". Но ни один из них не был решением.
"Мы слишком наивны! - вспоминал Оле-инг слова старого Куба. - От
селиэнтов можно ждать всего что угодно. Их философия чудовищна. Этика
кровожадных убийц".
Тогда Оле-инг спорил с ним, доказывал, что любая жизнь имеет право на
свои законы. Любая...
А может, ничего и не случилось, может быть, его сознание помутилось в
результате какой-нибудь скрытой болезни, неведомой энеингам, может,
померещилась ему ее смерть, ее последние слова, этот оглушающий клубок
боли?.. Может, не было и самой Нэиинги?
Оле-инг с трудом заставил себя ни о чем не думать - расслабиться - забыть
все хотя бы на время.
"Со мной происходит что-то ужасное! - сказал он себе. - Нельзя все время
к этому возвращаться".
Он взглянул вверх, туда, где мерцало, переливалось множеством цветовых
оттенков бархатное ночное небо (пока он говорил сам с собой, наступила
ночь), и почувствовал, как ласковый ветерок пробежал по его телу, могучему
телу энеинга, устремленному ввысь, и прошелестел в волосах.
Но боль где-то глубоко внизу - мертвая, холодная боль - осталась. Точнее,
это была даже не боль - какое-то леденящее все его существо онемение.
Словно кто-то медленно и монотонно срезал его корни, поднимаясь все вышей
выше. Кусок за куском, клетка за клеткой, сосуд за сосудом.
"Очень скоро, - сказал себе Оле-инг, - я совсем перестану ощущать свои
корни - тогда умрет моя память, тогда я перестану видеть и слышать,
перестану чувствовать и осязать. Я превращусь в не понимающий ничего
обрубок, в полумертвого идиота, не способного даже общаться со своими
собратьями".
"Когда это началось?" - спросил себя Оле-инг. И тут же ответил: сразу
после того, как погибла Нэя. Ведь их гнезда находились рядом (сама Судьба),
их корни касались друг друга. Они понимали друг друга почти без слов.
Поэтому, когда это произошло, он почувствовал все то, что ощутила она... Но
все произошло так внезапно.
Тогда был жаркий весенний день. Только что прошел дождь, и все живое
пробудилось, очнулось от забытья, в которое его погрузило беспощадное
солнце.
Сотни, тысячи энеингов разом заговорили друг с другом, когда живительная
влага влилась в их кровь и побежала в жилах.
- Лея, как поживаешь? Ты прекрасно выглядишь!
- Да что ты, Вэлин, я чувствую себя ужасно.
- Ну и весна в этом году, правда?
- А как дела у старика Куба?
Так они заговорили все хором, и ему было так приятно их слушать. А затем
он взглянул на Нэю, и его сердце замерло от восторга. Она стояла рядом,
совершенно преобразившись. Белый ореол окружал ее красивое тело, она вся
светилась. Словно в "белых одеждах" селиэнтов, подумал Оле-инг. Но никакие
одежды селиэнтов не могли с этим сравниться. Ничто не могло.
И именно тогда появились те три селиэнта. Один из них нес длинный
прямоугольный предмет, тускло поблескивающий на солнце. Когда он подошел
ближе, Оле разглядел предмет. С одной стороны он был усеян рядом острых
кривых зубцов. А по бокам находились два отверстия. Селиэнты приблизились к
Нэе, и одно из существ что-то сказало двум другим. Те подняли блестящий
предмет - и вдруг...
Они вонзили его прямо в тело Нэи-инги. Она вскрикнула. И Олеинг вскрикнул
одновременно с ней. Потому что и в него как будто вонзились эти безобразные
зубья. Больше Нэя-инга не кричала. Она только шептала ему какие-то добрые
слова, прощаясь с ним навсегда, а он чувствовал, как медленно перерезают
селиэнты ее красивое тело. Словно перерезали пополам его самого. А затем
она рухнула, не издав больше ни звука, и ее "белые одежды" лежали в грязи.
Ее нимб угас. Два (из трех) селиэнта поволокли ее мертвое тело куда-то, а
третье существо было довольно. Оно радовалось смерти Нэи. Радовалось! Вот
тогда в душе Оле-инга впервые поселилось сомнение в правильности их
философии милосердия.
Когда это произошло, он некоторое время находился в каком-то шоке. Все
энеинги вокруг замерли и молчали, не в силах осознать случившееся. Даже
невозмутимый Куб был поражен.
А затем, сказал себе Оле, появилась тупая ноющая боль внизу. И с каждым
днем она поднимается по его телу все выше.
Оле-ингу вдруг вспомнился один разговор со стариком Куби-ингом несколько
сезонов назад. Незадолго до гибели Нэи. Он тогда доказывал старику, что
селиэнты такие же существа, как и они. Что их уровень цивилизации ничуть не
ниже.
"Ну и что, - говорил он, - что они прибыли на Аэнэн позже нас. В конце
концов, и мы на планете - пришельцы!"
"Нет! - возражал ему старый Куб. - Все дело в том, КАК прибыли сюда мы и
КАК - они. Это очень большая разница. Помнишь...
Между сном и смертью - семенами, космической пылью - мы летели через всю
Вселенную вместе со звездным ветром. Мы мигрировали в его великих потоках,
стремясь найти планету, на которую принесли бы драгоценную Жизнь. Сколько
нас погибло, не выдержав излучения звезд, сколько затерялось в холодных
просторах космоса, сколько сгорело, упав на поверхность раскаленных
светил...
Но Провидение сохранило нас и привело в этот благословенный мир.
Много-много сезонов назад. Тогда здесь были только голые скалы, мертвая
горячая земля. Но здесь была вода, на которой держится Жизнь. И мы стали
первыми Жителями этой планеты. Все, все народы, все народности энеингов.
Да, так мы расселились по этой планете. Здесь была вода, необходимая для
жизни. Но почти совсем не было кислорода. Мы создали кислород из
углекислоты - и сделали атмосферу планеты пригодной для жизни. Потому что
нашей философией всегда была философия созидания и любви...
