Университетская библиотека открывалась в полночь, а закрывалась рано
утром. Такой странный порядок заведен был, как объяснялось, для того
чтобы отвадить лодырей, а также тех, кто читает книги для собственного
удовольствия. Джейн подозревала, что есть этому и Другие, более мрачные
причины, но сейчас только радовалась, что никого нет в обширных
коридорах и залах, где лишь эхо отзывалось на ее шаги. Пройдя по
лабиринту боковых проходов, несколько раз поднявшись и спустившись по
железным спиральным лестницам, она выбралась к самым потаенным
хранилищам вековой мудрости.
Чтобы наилучшим образом использовать ограниченное пространство,
старинные книгохранилища оборудовали электрифицированными стеллажами.
Они были составлены вплотную по десять штук, как старые шкафы на
мебельном складе, а между группами тянулись узенькие проходы. Джейн
медленно шла, читая надписи на стеллажах, и когда нашла то, что искала,
нажала кнопку на торце полки. Загудел невидимый мотор, и стеллажи тяжело
и медленно раздвинулись, загородив прежний проход, но открыв ту полку,
которую выбрала Джейн.
Здесь стояли старинные пожухлые тома. Некоторые были перетянуты
веревочками или резинками, которые от древности рвались при первом же
прикосновении, однако не падали, врезавшись за долгие десятилетия в
переплет. Более ценные книги сохранялись в герметических картонных
футлярах, тщательно завязанных тесемками. Но и футляры не спасали от
разрушения. Все книги без исключения под губительным действием времени и
атмосферы распадались, разрушались, рассыпались, неостановимо и
неотвратимо, и Джейн ощущала льнущий к полкам сухой и горьковатый запах
умирающей бумаги, словно донесенное ветром дыхание далекого осеннего
костерка из сухих листьев. Книги здесь были обречены на смерть.
Поэтому Джейн без всяких угрызений совести срезала бритвенным лезвием
библиотечный ярлык с одной из умирающих книг.
***
С тем, кто должен был проводить ее, она встретилась у главного лифта.
На нем были потертая кожаная пилотская куртка с наклейками, потрепанные
джинсы и еще более потрепанные ботинки.
- Робин Эльшир, - представился он. - Книга у тебя с собой?
- В сумке.
- Тогда пошли.
Робин оказался тем самым дублером с лекции по сравнительной анатомии.
У него были очень темные, очень серьезные, пристально глядящие глаза.
Чтобы заставить его улыбнуться, Джейн сказала:
- Последний раз, когда я тебя видела, ты стоял голый рядом с трупом.
Он поглядел на нее и ничего не ответил. В молчании они поднялись на
десять этажей, перешли в Хиндафьялль и сели в дребезжащий общественный
лифт, идущий на первый этаж.
- А почему мы сразу не могли спуститься и выйти из своего подъезда? -
спросила Джейн.
- Потому что там Крипов район. Ты, значит, совсем серая. Чтобы так
вот, ночью, выйти на улицу, где Крип гуляет...
- А-а!
В вестибюле Хиндафьялль было пусто и почти темно. Из витрин убрали на
ночь все товары. Гном-привратник в форменной красной куртке как раз
зевал во весь рот и их не заметил. Когда Робин открыл дверь, газетный
лист, расправив крылья, взлетел, целя в Джейн, но, подхваченный
сквозняком, промахнулся и врезался в стену. Джейн плотнее запахнула
подбитую мехом куртку.
Они вышли в пугающую темноту. Уличные фонари висели слишком высоко,
их свет не долетал до земли, и только неоновые отблески трепетали на
мокром асфальте. Рычали, пролетая, невидимые грузовики, да раздавался
противный квакающий гномий хохот из ближайшего бара. Где-то вырвался в
распахнутую дверь обрывок музыки, но дверь тут же захлопнулась, втянув
музыку обратно. На улице никого не было.
Джейн едва поспевала за размашисто шагающим Робином.
- Не очень-то ты вежливый, - сказала она.
- А ты... сучка в брючках!
- Что?
- Что слышала. Видал я таких барышень в меховых курточках! Очень
смешно, конечно, что у меня куртка лезет по швам и я хватаюсь за любую
работу, какая под руку подвернется. Только я тебе вот что скажу. Есть и
похуже способы добывать деньги, чем стоять голым рядом с трупом, как ты
изящно выразилась. И деньги мне нужны, чтобы платить за обучение, а не
для того, чтобы лишний раз нюхнуть кокаина.
- Да я вовсе...
- Ладно! - Его гнев угас так же быстро, как и разгорелся. Он
отвернулся. - Считай, что я ничего не говорил. Какое мне дело!
Над витринами магазинов горели неоновые надписи:
"Амброзиус", "Дядя Сом", "Гномологика", "Три атласных башмачка", но
витрины были пусты, и за металлическими решетками стоял мрак, как в
подземных пещерах.
- Пришли.
Они остановились перед каменным домом с двускатной крышей, украшенным
керамической плиткой. С обеих сторон над этим одиноким пережитком
старины нависали небоскребы. Нижнюю часть фасада испещряли надписи, у
порога валялись кучкой пять пустых пивных бутылок.
- Она нас ждет, - сказал Робин и постучал. Дверь распахнулась. За нею
оказалась одна громадная комната, холодная и темная. Все внутренние
стены были разрушены. В полусвете, проникшем с улицы, Джейн рассмотрела
остатки кирпичной кладки, следы копоти на стене, полуистлевший матрац и
менгир высотой примерно в два ее роста. Камень стоял перед выложенным
изразцами камином.
Дверь захлопнулась, и они оказались в полной темноте.
Внезапный ужас охватил Джейн. Она осознала, что находится сейчас
полностью во власти Робина. Все, что угодно, может случиться с ней. Как
она могла рисковать так глупо?
- Тут обычно не так паршиво, - проворчал Робин. - Гадость! - Под
ногой у него загремела бутылка. - Эй, старушенция! Где ты там? А ну,
включай свет!
В темноте сильнее чувствовались запахи - гнилью и плесенью пахли
матрац и обои, золой и гарью тянуло от печки, но назойливее всего
ощущался запах, который нельзя было спутать ни с чем: запах змей.
Неужели у них тут гнездо, в этих развалинах? Джейн вздрогнула.
- Подождите минуточку.
Тусклый, бесполый голос раздался из самого сердца дышащей тьмы.
Звякнуло что-то металлическое, запахло керосином, чиркнула серная
спичка. Загорелся дрожащий огонек, стал виден фонарь. Фонарь висел в
воздухе, его держала темная костлявая рука. Тень менгира наклонилась к
ним, потом качнулась назад.
- Можете подойти ближе.
Позади фонаря - Джейн сощурилась, чтобы разглядеть - стало различимо
лицо. Ни капли плоти, только череп, обтянутый сухим пергаментом кожи.
Это была воплощенная старость. Высокий лоб, тяжелые веки, окруженные
тенью. Тысячелетняя усталость заставила опуститься уголки глаз. Она была
одета во что-то черное, с глухим воротом. Ее фигура была еле различима
выше пояса, а то, что ниже, совершенно терялось в темноте.
Безгубый рот шевельнулся, произнеся:
- Дай ее мне.
Джейн вынула из сумки книгу. Выражение старого лица напоминало
свечной огонек: беспомощная жадность.
Джейн сунула книгу в протянувшуюся руку.
Старуха поднесла книгу к носу, принюхалась. Раскрыла, вырвала три
листка, сунула в рот. Медленно сжевала. Пролистнула несколько страниц,
поколебалась на следующей, потом решительно вырвала ее и тоже съела. Под
конец вырвала страничку из оглавления и, расправившись с ней, протянула
книгу Джейн.
- Остальное меня не интересует. Коричневая рука исчезла, потом
появилась снова - уже с конвертом.
- Это возмещение. Надеюсь, достаточное. Джейн, не заглянув в конверт,
положила его в сумку. И, поколебавшись, спросила:
- Почему вы это делали?
- На этих страницах было одно имя. Я хочу, чтобы его забыли.
- А зачем вы их ели?
- Я уничтожаю свое прошлое.
- Но зачем?
Что-то сухо зашуршало, словно шелком по мрамору, и лицо подплыло
ближе. Рот широко раскрылся в пародийной гримасе отчаяния, потом сжался
с пугающим выражением решимости.
- Железом пахнет, холодным железом, трудной судьбой и предательством.
- Она резко приблизила фонарь к лицу Джейн. - Ты не из моих детей! Что
ты тут делаешь?
Джейн испуганно вздрогнула.
Фонарь отдалился.
- Ладно, неважно. Садись у печи, я все тебе расскажу.
Она сунула фонарь в пустой очаг - по комнате запрыгали тени. Достала
из ниоткуда два низких стула.
- Какого хрена время теряем? - проворчал Робин, усаживаясь рядом с
Джейн. Сидеть было неудобно. Из каминной трубы тянуло холодным
сквозняком, но сажа не сыпалась - здесь давным-давно не разводили огня.
Хозяйка садиться не стала.
- Сейчас все не так, - начала она. - Представьте себе время, когда
высота жилищ не превышала высоты копья, не было машин сложнее ткацкого
станка, и календарь был только один: Луна. В то время все женщины жили в
гармонии.
Робин фыркнул.
- А мужчины? - спросила Джейн.
- Не было никаких мужчин. Мы еще не создали их.
Лицо повернулось к менгиру. Камень не отражал света, только поглощал
и в темноте выделялся как сгусток тьмы еще более глубокой.
- Это моя вина, мой грех. Я разделила женщин на женский пол и
мужской. Это был первый грех и самый ужасный, потому что он привел во
вращение Колесо.
Открылась со щелчком дверь шкафчика, она достала хрустальный графин и
налила себе стопку. Бросила туда, взяв щипцами, кусочек льда из ведерка,
потом ведерко накрыла крышкой. Изящно скользнула к менгиру, трижды
обогнула его. При ее движениях раздавалось шуршание. С каждым оборотом
ее лицо и руки оказывались все выше.
- Я тогда была могущественна, да, и красива так, что даже вообразить
трудно, красива и бледна, словно сама Владычица Смерть. Тогда, в те
далекие времена, правителей у нас не было, и почитали мы только
старость, но я стояла высоко среди могучих, и за мои свершения Совет
Семи сделал меня Ламией. Она помолчала. Джейн пришлось сказать:
- Я не знаю, что такое ламия. Шуршание. Словно кто-то ворошит старые
газеты. Лицо поднялось еще выше.
- Это очень высокий сан, дитя. И нес он великую ответственность.
Потому что мы владели таким могучим волшебством, о котором этот
выродившийся век и представления не имеет. По мановению этих рук, - она
воздела руки, - раскрывались горы и разверзались пучины морские. Звезды
сходили по моему зову на землю, и я говорила с ними и училась у них.
Никто не умирал тогда. В этом не было необходимости .
С шипением и постукиванием у самых ног Джейн включился
электрообогреватель. Вздрогнув, она посмотрела на него. Раскаленные
спирали бросали на стены темно-красные отблески. Грязное пятно на обоях
таяло, исчезая. Джейн пропустила несколько слов из рассказа.
- ...Не слушала поначалу, считала просто своей фантазией, случайно
забредшей в голову мыслью.
Одному боку Джейн было холодно, другому жарко. Сильно пахло
керосином. Огонек в фонаре помаргивал, и что-то двигалось вокруг
менгира, словно он выпускал широкие серые крылья. У Джейн слегка
мутилось в глазах, и менгир виделся ей одновременно и камнем, и
двулезвийным топором.
Необоримая усталость навалилась на Джейн.
- Я не могла помыслить, - говорила Ламия, - что такая простая идея
обернется таким злом.
Джейн никак не могла сосредоточиться. Она зевала, терла глаза, трясла
головой. Монотонный голос убаюкивал ее, и постепенно она впала в
полудремоту. Ей показалось, что комната растаяла и уплыла куда-то и
только менгир остался стоять где стоял.
Джейн находилась на какой-то ярко освещенной равнине. А Ламия снова
была молода. Ниже пояса она была змеей. Она трижды обвилась вокруг
камня. Но она была так прекрасна, так невинно сияла ее нагота, так
приятно от нее пахло, что Джейн ничуть не боялась. Змеиная чешуя, яркая,
