в очках. Несмотря на расслабляющую дачную обстановку, на нем был одет
темно-синий отменный костюм, кремовая рубашка и дорогой галстук в тонкую
полоску. Приятная блондинка (зеленая блузка) сидела рядышком.
- Ну, что ж, давайте, на всякий случай, повторим процедуру знакомства
еще раз. Судя по недоуменному взгляду нашего друга, это будет не лишним.
Сергей Павлович! Прочь сомнения! Здесь все свои!
По-русски Марта говорила свободно.
- А, говорят, русский - трудный язык! - удивился Филимонов, - Как Вам
удалось овладеть языком в таком совершенстве?
- Очень просто. Я родилась в Саратове. Русский - мой родной язык. С
немецким дело обстоит гораздо хуже, - рассмеялась она.
- Извините, за мой вчерашний вид.
- Ничего, ничего! Не беспокойтесь! - искренне поспешил вставить
Константин Андреевич, - это бывает, это по-русски, а потому нам близко и
понятно.
- Ну, и как там, в Германии живется? - обрадовался Сергей Павлович
возможности сменить тему.
Муж и жена переглянулись, как бы решая и договариваясь о том, кому из
них взять слово для ответа. Своеобразная форма взаимоотношений между
близкими людьми, передача мыслей на расстоянии, этакий семафор или азбука
морзе. В результате "контакта" Константин Андреевич перевел глаза (как
переводят железнодорожную стрелку) на Филимонова и начал неспешно (не
рассказывать), а размышлять, постепенно набирая ход и переходя к выводам.
(Опять же, как железнодорожный состав, которому дали зеленый свет, и он
осторожно тронулся, увеличивая скорость. Кроме того, мелькнула догадка:
локомотив - он, Константин Андреевич, а Марта - прицепной вагон, который и
отцепить не трудно...).
- Что такое эмиграция? Что лежит в основе эмиграции? Каковы
побудительные мотивы человека, решившегося бросить все, что ему было родным
и близким и кинуться в неизвестность? Что определяет такое поведение:
решительность или отчаяние? А, может быть, решительная отчаянность? Я живу в
Германии почти пять лет, но мое положение несколько отличается от положения
беженцев или репатриантов. Я там - ВРЕМЕННО! Кроме того, у меня нет проблем
с языком и работой. Другими словами, ничто не мешает мне наслаждаться
немецкой точностью, аккуратностью, сервисом и уровнем благополучия, который,
конечно, не идет ни в какое сравнение с тем, что мы имеем здесь, в России.
Что касается беженцев и репатриантов, - он выразительно глянул на жену, - то
у них отношение к происходящему иное. Побудительным мотивом для эмиграции
служит неустроенность на Родине. И в этом смысле, эмиграция - -всегда драма!
От добра - добра не ищут! Это верно! Большинство переселенцев не в состоянии
устроиться на работу. Высокий уровень безработицы, плохое знание языка,
низкий уровень квалификации, возрастная "дискриминация". А жизнь на пособие
очень скоро теряет ту привлекательность, которая, по наивности, существовала
в некоторых головах, - он опять покосился на Марту, - Запад богат, но живет
экономно. Впрочем, потому и богат. Безработный не голодает, но ведет себя в
магазине очень осмотрительно. Его покупательная способность, в сравнении со
среднестатистическим немцем, находится на крайне низком уровне. На том же
уровне располагается его общественный статус. Бюрократическая система
(бесконечные хождения по чиновникам в качестве просителя) превращает
безработного в безропотное, переполненное страхом, существо. Он боится не
так поступить, сделать что-то не вовремя, не понять, ошибиться, а в
результате оказаться в "черном списке". Увеселительные заведения и
развлечения ему не по карману. Свобода "свободного" мира стоит дорого. А
если платить нечем, то свободой становится то, что остается за вычетом
исполнения законов, правил, инструкций и распорядка проживания в доме.
Свобода безработного - это крохотный островок, размером, как раз, со след
ребенка.
- Позвольте, одну реплику по существу вопроса? - поднял руку Дмитрий
Иванович.
- Конечно, конечно, - резко ударил "по тормозам" Константин Андреевич.
- Я хотел только заметить, что если кто-то думает, что на необитаемом
острове - неограниченная свобода, то он жестоко ошибается. Необитаемый
остров - тюрьма, ограниченная размерами острова.
- Костя нарисовал довольно мрачную картину. Хотя во многом - правдивую.
Но не все так безнадежно. И работу находят, и детей рожают, и развлекаются.
Это то же есть, - воспользовалась паузой Марта.
- Но, дорогая, это такой мизерный процент, который не может отражать
объективного положения. Или ты не согласна с тем, что представленный мною
образ безработного типичен?
- Я не отрицаю того, что есть люди, которые, именно, так воспринимают
эмиграцию. Но немало таких, кто относится к своему положению по другому,
менее чувствительно и более рационально. Они исходят из принципа сравнения
своего прежнего уровня благосостояния и того, которое получили в Германии.
- Но это же некорректное сравнение! Можно быть богачом по отношению к
московскому "бомжу", и быть бедняком в сравнении с обычным немецким
бюргером. Другое дело, "наш" человек непритязателен и довольствуется малым.
Он, действительно, более или менее сносно переносит отсутствие денег. Но
сколько сил ему приходиться тратить, чтоб ослабить натиск ностальгии? Для
многих явилось откровением, что родной язык, оказывается, гораздо больше
определяет национальную принадлежность, чем запись в паспорте.
- Зато наши дети будут полноправными немцами! И будут жить в нормальной
стране! - подвела черту Марта, не задерживаясь на "неудобных" вопросах.
- Вот и прекрасно, - поддержал ее Дмитрий Иванович. Он откупорил
бутылку водки и водил ею над столом, как миноискателем.
- Костя! Ты на прежних позициях непогрешимого трезвенника?
- Увы! Дмитрий Иванович! По-прежнему.
- А Вы, Марта?
- Я - не против. Только чуть-чуть.
- Надо ли этот вопрос задавать Вам? Впрочем, я его уже задал, -
обернулся он к Филимонову.
Сергей Павлович "закосел" быстро, как это и происходит, обычно, если
пить с утра, на второй день после принятия лишней дозы. Константин Андреевич
вызывал неприязнь. Умный, расчетливый, успешный, довольный собой. В этом
безукоризненном костюме, при галстуке. Ко всему прочему - трезвенник. Все
вот в Германии перебиваются кое-как, от ностальгии мучаются, а он - "на
белом коне", победитель! Ничто ему, видите ли, не мешает наслаждаться
немецкой точностью, аккуратностью, сервисом. "Натуральный сноб", - заключил
Филимонов.
- Константин Андреевич! Как Вы относитесь к критике в собственный
адрес? Вас когда-нибудь критикуют? - спросил он, как то, безотчетно.
- Естественно. Вот типичная ситуация. К Вам, мило улыбаясь, обращается
кто-то: "Вы не обидитесь, если я Вас немного покритикую?" Какая, обычно,
реакция? "Конечно, конечно, покритикуйте меня, пожалуйста!" И с таким видом,
будто Вас чем-то очень обрадовали. Смотрите, мол, я для критики открыт со
всех сторон, вот он, какой я! У меня на этот счет несколько другое мнение.
Потому, иногда, на подобный вопрос могу ответить и отрицательно. Поясню.
Критика - это право. Но не то право, которым обладает избиратель; а то,
каким владеет, например, судья т.е. право авторитетно и ответственно решать
вопрос. И профессионально. Декларативные заявления, никак не мотивированные,
вряд-ли, могут претендовать на то, чтоб их признали за критику в полном
смысле. Другое дело, если я вижу, что критикующий прекрасно понимает предмет
(тут не перепутаешь) и осознает ввиду своего профессионализма право на
критику. Тогда хоть и без радости ( а чему, собственно, радоваться?), но с
искренним любопытством готов его выслушать. Как правило, такая критика очень
конкретна, точна и убедительна, а потому исключительна полезна. Можно ли
обижаться в таком случае? А, может, наоборот - быть благодарным судьбе, что
она оказалась так благосклонна и ты получил эту порцию критики? А мог и не
получить...И по-прежнему не знать, что... Вот, примерно, так я отношусь к
критике.
- И в Бога, Вы, конечно, верите?
- Конечно, верю!
- И Вам нравится Феллини, Тарковский и Сокуров?
- Совершенно верно!
- И "Черный квадрат" Малевича Вы считаете достижением искусства?
- Несомненно!
- И, пожалуй, одной из великих исторических фигур считаете Герострата?
- Герострата? - изумился Константин Андреевич, - А причем тут
Герострат?
- Извините! Это я так, к слову. Герострат, тут, действительно, не
причем!
- Сергей Павлович! Костю врасплох застать трудно. Он "калач" тертый!
Скажите лучше, отчего Вы вчера так ополчились против человечества? Чем
человечество провинилось перед Вами? - как всегда, добродушно и не обидно,
спросил Дмитрий Иванович.
- Встретил я одного престранного субъекта, - неуверенно начал
Филимонов, - И состоялся между нами довольно любопытный диалог.
Он намеревался рассказать о случившемся со всеми подробностями, опустив
лишь свое радостное признание в каждодневном воровстве. Но, вдруг, вся эта
итория показалась ему скучной и неинтересной. Пропало всякое желание
говорить.
- Вот я и оказался, видимо, под впечатлением этого разговора. Еще раз,
прошу прощения!
- Но, все-таки, в чем выразились странности Вашего собеседника? -
заинтригованно спросила Марта.
- Да, нет. Ничего особенного. Мне показалось. Надо учесть мое вчерашнее
состояние.
- Друзья! Не будем пытать моего старого приятеля, - выручил
проницательный профессор, - Давайте, посудачим лучше о наших "Кремлевских
мечтателях".
- Борис Львович пригласил нас в гости, - сказала Маша и, опережая любые
возможные возражения, добавила, - На этот раз даже не пытайся уклониться. Мы
уже обо всем договорились.
Ставить перед фактом - прием рискованный (иногда, может последовать
очень бурная реакция), но при всем при том и эффективный. Бывают ситуации,
когда только так можно достичь желаемого результата. Не всякий раз
"испытуемый" готов на "взрыв". Маша же выбрала момент, когда не сомневалась
в успехе. Накануне, муж вернулся с дачи молчаливым и удрученным. "Перебрал,
небось, теперь ударился в самобичевание", - решила Маша.
- Хорошо, - согласился Филимонов, подтверждая верность расчетов жены.
Он даже не стал интересоваться поводом приглашения (какая разница?) и только
спросил:
- Когда?
- В субботу.
Борис Львович обладал всеми живописными чертами, присущими еврейскому
народу. Невысокого роста, благородно лысеющий, глазастый. И, конечно, нос!
Нос, можно подумать, изготовленный специально для него в древней
национальной мастерской на берегу Иордана, где веками хранятся секреты
предков.
Наташка категорически отказалась идти в гости.
- Мне будет скучно! Я знаю! Ни за что не пойду!
- Оставь ее, - заступился Филимонов, - Что ей там, действительно, с
тоски помирать?
Настаивать Маша не стала, и на Краснопресненскую они приехали вдвоем.
Когда дверь распахнулась (после предварительного разглядывания и узнавания
через глазок), они вошли в просторную переднюю.
- Машенька, позвольте, помочь, - захлопотал хозяин, принимая пальто и
шляпу, - Сергей Павлович, тапочки здесь. Пожалуйста, проходите!
Четырехкомнатная квартира была "сделана" по меркам, доступным
московской элите. Евростандарт.
- Кухня из Финляндии, столовый гарнитур из Парижа, мягкий уголок из
Италии, - пояснял Борис Львович, предложивший осмотреть квартиру, -
Сантехника то же из Финляндии, - продолжал он, демонстрируя роскошный
