чтоб не вызывать ненависти у других.
- А Вам не приходило в голову, что чужая порядочность, именно, и
вызывает ненависть?
- Нет. Я как то не встречался с подобным, знаете ли.
- Вам никогда не приходилось терпеть клевету?
- Приходилось, конечно! Но я научился переносить ее.
- Клевету переносить трудно. Правду - то же. Причем, правду -
значительно трудней. Вам приходилось красть?
Вопросы Степан Степановича совершенно не вписывались в привычные рамки,
но отчего то воспринимались, как самые обычные. Невинный такой разговор,
чтоб "убить" время.
- Приходилось ли мне красть? - нерешительно переспросил Филимонов, - Да
я краду, можно сказать, каждый день! - вдруг выпалил он, испытывая радость и
прилив сил.
- Замечательно! - обрадовался Степан Степанович, - А как часто
приходиться завидовать тем, кто успешней Вас?
- Всегда! - торжественно произнес Сергей Павлович.
- А разве Вам никогда не хотелось кого-нибудь задушить, например?
- Хотелось! Конечно, хотелось! И не раз! - Филимонов был почти
счастлив! Он ипытывал сумасшедший восторг!
- Теперь, представьте себе роскошный зал консерватории, - продолжал
довольный Степан Степанович, - Концерт классической музыки. Одохутворенные
лица зрителей. Кое у кого от избытка чувств влажные глаза. Кажется, здесь
царит само добро в своем естественном обнаженном виде. Посмотрите только на
ту даму! Вот на ту, в первом ряду! Она прикладывает шелковый платочек к
тонкой переносице. Видите? На ней розовая кофта...
Сергей Павлович покорно посмотрел в сторону, куда простерлась упрямая
рука Степан Степановича и, действительно, увидел красивую женщину в розовой
блузке. По ее лицу скатывались нежные слезы.
- Знаете, кто это? Впрочем, откуда Вам это знать? Она ведущий инженер
на одной крупной фабрике. Директор выехал в Израиль. Она может занять его
место. Но на него претендует Галина Ивановна - начальник планового отдела. И
что Вы думаете? Не далее, как вчера, эта красивая женщина, Валентина
Романовна, побывала в Главке и сообщила руководству о "приписках", которые
совершала конкурентка. Самое интересное, однако, то, что "приписки" делались
с ее собственного ведома и одобрения. Как Вам это нравится? Или, например,
ее сосед справа? Брюнет с печальными глазами. Видите?
Да. Филимонов видел брюнета. Показалось, даже, что брюнет мельком
взглянул на него, Филимонова.
- Пару месяцев назад приятель сказал ему, что его последняя картина
(брюнет - художник) вышла бледненькой, не получилась. Что Вы думаете?
Правильно. Он возненавидил приятеля. Картина, между прочим, действительно -
дрянь! Стоит ли продолжать? Возьмите любого из этих милых людей и перенесите
из этого волшебного места в будничную нашу, суетливую жизнь. Поддакивайте и
соглашайтесь! Но не перечьте и уж ни в коем разе не обнаруживайте свой ум!
Иначе, приобретете врагов! Потому что, все они превыше всего ценят
собственное мнение. Они взбухли от амбиций, как клопы, перепившиеся чужой
крови!
Степан Степанович встал и зрительный зал консерватории моментально
исчез. Но Филимонов был уверен, что ведущий инженер фабрики лукаво
усмехнулась на прощание.
- И после этого, Вы скажете, что хорошо относитесь к людям?
- Нет, дорогой Степан Степанович, Вы правы. Не скажу!
- А, признайтесь, о себе самом, до сих пор, до этого разговора, Вы то
же думали по-другому?
- Признаюсь.
- Глотните! - протянул фляжку Степан Степанович.
Сергей Павлович "от души" приложился. Он чувствовал себя необыкновенно
раскованным и свободным.
- Подобные мысли я встречал у Дейла Карнеги. Только выраженные с
большой деликатностью.
- А, Карнеги - старый лицемер! Он то прекрасно знает цену человеческой
морали. Вы заметили то презрение, которое он испытывает к человечеству? Он
ведь обучает притворству, обману. Пособие для мошенников! Если кто-то вдруг
начнет усердно расхваливать Вас, так не спешите "развешивать уши". Знайте,
что скорее всего, перед Вами тип, "объевшийся" накануне советами последнего
циника.
- Мне, честно сказать, показалось, что он, как человек верующий,
искренне желает добра людям.
- Верующий в кого?
- Как в кого? В Бога, естественно.
- В какого Бога?
- В того самого, - Филимонов обескураженно ткнул пальцем в небо.
- Друг мой! У мусульман свой Бог, у буддистов, кришнаитов - свой, у
евреев - свой, у православных то же свой. Можно назвать еще десятки сект и
учений, и везде свой, особенный образ Бога. Какого из них Вы имеете ввиду?
Сергей Павлович растерялся. Вопрос, бесхитростный на первый взгляд,
поставил его в тупик.
- Вижу, что об этом Вы не задумывались. Мне же, хотелось подчеркнуть,
что то, что, кажется, очевидным христианину, не кажется очевидным
мусульманину. И нет никаких оснований отдавать преимущество Христу перед
Аллахом, если, конечно, Вы в состоянии быть беспристрастным.
- Я атеист, Степан Степанович. Но, как было бы хорошо, если б лучше,
был - верующим! Жить и не бояться смерти, быть уверенным в собственной
вечности! Это же счастье!
- Это - самое большое несчастье! Представьте себе бестелесную душу,
светящийся одинокий сгусток сознания в беспредельном пространстве,
обреченный на вечное созерцание? Что может быть ужасней для человека, в
котором главное - это его страсти?
- Может быть, Степан Степанович, Вы и формулу смысла жизни постигли?
Степан Степанович затрясся от смеха.
- О чем Вы говорите, друг мой? Не уподобляйтесь умникам, возомнившим,
что они гении и щеголяющими друг перед другом своими открытиями. Эйнштейн
так же далек от истины, как папуас с дикого острова. Нет никакой формулы
смысла жизни! Есть хаотичное непредсказуемое движение космоса. И все, - он
протянул в очередной раз Филимонову фляжку. (Об этом Сергей Павлович, то же,
потом будет вспоминать с удивлением: содержимое фляжки, как будто, не
уменьшалось, несмотря на частое употребление).
- Но если нет никакого смысла жить, то почему бы не покончить с собой?
- Глупейший, простите, вопрос. Вот Вы - неверующий и, как я понимаю, не
имеете представления о смысле жизни. Так отчего же, сами, до сих пор не
повесились? И, кстати, никто не спешит на тот свет по этой причине. Да и не
причина это, вовсе. Все рождается и умирает в свой срок. Это и есть гармония
природы.
- Разве факт гармонии природы не подсказывает, что кто-то должен был ее
придумать?
- Та гармония, которая нас окружает, всего лишь необходимость
поддержания жизни. Без этого не было бы и самой жизни и рассуждений о
гармонии. Сто миллиардов лет тому назад не существовало самой земли.
Хаотичное движение молекул в бесконечном космическом пространстве постоянно
моделирует, создавая бесчисленные сочетания и комбинации. Планета, подобная
Земле могла появляться и исчезать миллионы раз, не зарождая жизни только
потому, что не доставало какой-нибудь одной "мелочи", "пустячка", вроде,
саранчи или попугая "Какаду". А когда все сошлось, как в пасьянсе, тогда и
созрели условия для жизни. Так что, наблюдаемая нами гармония - это одна из
причудливых космических комбинаций.
- Но как объяснить происхождение самого космоса?
- Существованием рациональной идеи! Эта рациональная идея и создает
гармонию в природе и в космосе. Она же создает гармонию и внутри самого
человека, "назначая" моральную грань, "последнюю меру" как качество для
сохранения баланса. Человек - часть этой самой гармонии. Поиск гармонии,
смысла жизни и попытка разгадать происхождение разума - это то же, что
попытаться увидеть вселенную "из-за ее пределов". Но все это не имеет
никакого отношения к религиозным фантазиям людей, к загробной жизни и прочей
чепухе! Примитивное воображение заставляет человечество думать о Земле, как
о центре Вселенной, а о себе, как ценном божественном создании. Бог привязан
к Земле и кровью повязан с людьми. Тогда как и Земля, и жалкие проблемы тех,
кто ее населяет - это отдаленная слабая вспышка. Как намек на молнию!
Возникшая из хаоса, она в хаосе исчезнет, унося с собой глупые и
самонадеянные представления атеистов и богопочитателей. Все рождается и
умирает в свой срок. Без следа!
- Значит, смысла жизни нет?
- Этого я не говорил, - улыбнулся Степан Степанович, - Я сказал, что
человеку не выпрыгнуть из пределов Вселенной.
- Да, да! Я вас понял! Просто к этой мысли трудно привыкнуть. Нужно,
что-ли, время для адаптации.
- Друг мой! Даже, в раю нужно время для адаптации!
- Сергей Павлович! Откуда Вы вчера ко мне заявились? Да в таком,
простите, непотребном виде?
Дмитрий Иванович стоял возле дивана, на котором распластался Филимонов
и улыбался.
- А-а-а, что произошло? Я ничего не помню. Ради бога, извините! -
Филимонову было стыдно и страшно, - Что я вчера натворил?
- Ничего особенного! Не пугайтесь так! Где-то перебрали "лишнего". Меня
называли Степан Степановичем и допытывались, откуда мне известно о
существовании некоей Валентины Романовны, работающей где-то ведущим
инженером. Ничего страшного. Немного развлекли моих гостей. Да. Ко мне
приехал приятель из моих бывших учеников. Живет в Германии, преподает. Он с
женой, очаровательной немочкой. Да, Вы не волнуйтесь! Она была в восторге от
знакомства с Вами. Вы ее очень заинтересовали!
- О-о-о! - простонал Филимонов.
- Честное слово, все нормально! С кем не бывает? Но вот расслаблялись
Вы вчера, явно, в не цивилизованной обстановке. Это я говорю, как бывший
криминалист. Слой грязи на обуви, почти неприметные бурые отпечатки на
брюках указывют на то, что, скорей всего, Вы были где-то на стройке и
неосторожно присаживались на кирпичи.
- Как называется станция, следующая сразу за вашей? - спросил
Филимонов, предчувствуя неожиданный ответ.
- Как и раньше - Т. А что случилось?
- Вчера я проморгал остановку и вышел на следующей. Но это была не Т.
Это была неизвестная мне станция без названия. Там я и познакомился с этим
самым Степан Степановичем, прелюбопытнейшим, кстати, субъектом, именем
которого Вас вчера и величал.
- Сергей Павлович, уверяю Вас, что за станцией Г. следует станция Т. и
никакой другой между ними не имеется. Это совершенно точно!
- Но, как же? Где же тогда я вчера оказался?
- Увы! Ничем не могу Вам помочь! Кроме предположения, что Вы побывали
на какой то стройке.
Филимонов уже сидел, прикрывшись одеялом и ощущал полную неспособность
соображать.
- Ладно! Одевайтесь, приводите себя в порядок и будем завтракать.
Дмитрий Иванович приветливо взмахнул рукой и скрылся за дверью. "Что за
чудеса?" Подробности вчерашнего вечера возникали с неумолимой отчетливостью.
Филимонов припоминал не только детали разговора, но ясно "видел" выражение
лица собеседника и "слышал" его интонации. "Это невозможно! Не может быть,
чтоб все это родилось в моей голове. Эта станция? Она существует. И Степан
Степанович существует!" Он схватил брюки и стал их рассматривать. "Да. Вот,
еле заметный, бурый след. Действительно, похож на след от кирпичей, если на
них посидеть. Значит, была скамейка, выкрашенная в красный цвет? Степан
Степанович даже попробовал ее пальцем. Ему показалось, что она достаточно
высохла, и тогда, он то же присел. Все сходится!"
Филимонов в задумчивости одевался.
- Сергей Павлович! Вы готовы? Мы Вас ждем.
- Да, да! Иду! - он пригладил беспомощные остатки волос и, преодолевая
смущение, вышел в гостиную.
За накрытым столом, помимо Дмитрия Ивановича, сидел подтянутый мужчина
