Нет Жигулей. Слева по борту рощи и овраги. Не мог буксир с баржами так
далеко уйти. А может, Настя не остаток ночи проспала, а еще целые сутки?
Может, заболела она?
ГЛАВА 18
Осторожно спустилась с борта. Ноги в воду. В октябре вода в Волге-матушке
теплая. Раз не затвердела - значит, теплая.
Только показалось Насте, что зашипела вода.
Показалось, что ее, горячую, еще и кипятком ошпарили.
Минуту плыла, за корявый деревянный борт держась. И отпустила его.
Качнуло Настю на волне. Пошла баржа рядом, пошла, пошла дальше. А Настя
Жар-птица поплыла к правому берегу. К оврагам. К оползням. К рощам. К унылым
полям.
Ногами отмель почувствовала, встала, долго к берегу брела. Выбралась.
Решение готово: "Контрольблок" с собой не нести. Не донесешь. Тяжеленный.
Еле с ним выплыла. И попадешься с ним, тогда всем плохо будет.
Еще когда плыла к берегу, обломки баржи разглядела. Никого вокруг. Остов
баржи в берег врезан и наполовину песком засыпан. Бока просмолены, не сгниют
никогда. Лежит разбитая баржа тут лет уже сорок. Значит, и еще столько
пролежит. Баржа - ориентир. Легко описать словами: на правом берегу Волги,
вверх от Жигулей, под песчаным откосом, на откосе две березки. Кому надо,
найдет. Кому надо, все разбитые баржи на правом берегу Волги перевернет.
Вытащила Жар-птица из мешка стропу, поднырнула под киль, завязала конец
стропы за обломки руля, вынырнула, вторым концом стропы завязала
"Контроль-блок" двойным крестом и швырнула дальше в воду. Плеснул блок,
словно волжский сом-людоед.
Теперь собраться в путь. Проверила, что в мешке. В мешке - сухой паек
диверсанта. Усмехнулась: десантник, вооруженный сухим пайком, практически
бессмертен. Вспомнила: день в лесу, ночь и день в церкви, еще непонятно
сколько времени у железнодорожной насыпи и на барже, а голод не чувствуется
вообще никак. Удивительно. Теперь ей надо рассчитать запас продовольствия на
ближайшие дни. Это уравнение со многими неизвестными. Неясно, сколько
времени она проспала в барже и потому неясно, как далека она от разъезда
913-й километр. А если дойти до 913-го километра, то неясно, сколько дней
там ждать. "Главспецремстрой" на 913-м километре по субботам бывает, а
сегодня неизвестно какой день.
Допустим, за три дня она дойдет до 913-го километра, но сколько времени
там ждать? Может, она придет туда, а "Главспецремстрой" ее ждет. Это одна
ситуация. Другая: она дойдет до 913-го километра, но, ремонтного поезда там
не окажется. Может быть, он только ушел. "Тогда ждать недели. Тогда продукты
делить совсем по-другому надо. В этой задаче только количество продуктов -
величина известная. У нее в запасе: две стограммовых плитки шоколада
швейцарской фирмы "Нестле", две двухсотграммовые банки тушенки, стограммовая
банка сгущенного молока, банка канадского лосося - 212 граммов,
двадцатиграммовый пакетик кофе, тоже "Нестле", пять ненамокающих спичек, две
таблетки сухого спирта. Тушенку можно есть так, а можно разогреть на огне от
таблетки, не разводя костра. На таблетке сухого спирта можно и кофе сварить.
Представила Настя, как будет в котелке булькать кофе. Двумя руками она
возьмет котелок и будет пить, согревая руки теплом и обжигая губы. Ощутила
аромат, и вдруг запах кофе ей стал невыносим. Пакет еще не открыт и еще
ничем не пахнет, но она представила, как это будет ужасно.
Не раздумывая, бросила пакет в Волгу. Тушенка? Тушенку туда же. И
сгущенное молоко. Банку лосося туда же - рыбам в воде плавать полагается.
Остался шоколад. Запах его чуть сочится через упаковку. А если открыть? Это
будет невыносимо. Шоколад - в Волгу.
Теперь разобраться с остальным имуществом. Сбросить все, что ненужно.
Бросить мешок. В воду его. Плыви. Может, к Бочарову доплывешь. Можно было
мешок песком набить и утопить, но в горячую ее голову такая мысль не пришла.
Спички больше не нужны, как и таблетки спирта. Какой ужасный запах у
таблеток. У спичек еще хуже. Пистолет на боку. В магазине осталось семь
патронов. Второй магазин пуст. Найти патроны к "Люгеру" в приволжской степи
вероятным не представляется. Потому пустой магазин - подарок Волге. Как же
отвратительно пахнет пистолет. Никогда раньше она этого не замечала. А у
него сразу столько запахов - оказалось: запах металла, пластмассовые бока
рукоятки свой отдельный запах имеют, и ружейное масло, и нагар в стволе,
нечищеный после стрельбы в паровозе. Как же раньше она не замечала все эти
запахи? Но "Люгер" пока выбрасывать нельзя. Как же его терпеть?
Раньше у нее темп был отработан: один марафон - малый отдых, второй
марафон - большой отдых, еще марафон - малый отдых, еще один - большой
отдых. Малый отдых - час. Большой - пять часов со сном.
Но то были другие времена и другие условия. Марафонцам легко: они по
дорогам бегут, а Настя пробирается местностью нехоженой: мелколесьем,
колючими кустарниками, болотами, жгучей осокой. Одно дело - по мостам и
дорогам, другое - пахотой, песком, грязью, через откосы и овраги, через
орешник и заросли малины, через камни, кочки, бурелом. Ей еще и
ориентироваться надо, препятствия обходить, прятаться, на глаза не
попадаться. И еще: как километры отсчитывать? Приняла она стандарт -
пятьдесят тысяч пар шагов за один марафон считать. И пошла. Условие: если со
счета собьется, начинать счет с самого начала. Лучше не сбиваться.
Идет.
Если она где-то между Казанью и Ульяновском, то слева Волга течет почти с
севера на юг. Надо все время Волгу слева иметь. Километрах в
двадцатипятидесяти западнее параллельно Волге течет Свияга. Только в
обратном направлении - с юга на север. Карту Настя хорошо представляет.
Однажды на экзамене по географии ответила она на три вопроса и
дополнительный ей: "Назовите притоки Волги". "А я вам нарисую", - отвечает.
Взяла мел и на доске сверху вниз провела волнистую линию в форме
вопросительного знака. У самого начала точечку поставила - это деревня
Волговерховье. Высота над уровнем моря - 228. Вот озера Стерж, Вселуг, Пено,
Волго, вот Селижаровка из Селигера течет, вот впадают Молога, Шексна,
Кострома, Унжа, вот Тверда подходит. Ой, забыла: тут же река Вазуза, из воды
Вазузы водку делают. Вот Гжать впадает в Вазузу, а Вазуза у Зубцова - в
Волгу. Вот Лама впадает в Шошу, а Шоша в Волгу, вот подходит Дубна,
Медведица, Кашинка... Не знали учителя, что у Волги столько притоков. Вот и
до Камы добрались. Притоки Камы рисовать? Нет? И называет Настя деревеньки
справа и слева, справа и слева. И города... И глубины реки у городов и ток
воды в районе каждого города. А в каком это году такой был сток? Это
рекордный - весной 1927 года. Но если хотите, Настя назовет сток в районе
любого волжского города в любой год, когда, конечно, был учет. И скорость
течения на фарватере.
Смотрел-смотрел старый учитель на Настины рисунки, а потом повернулся к
комиссии экзаменационной: "А ведь вы не поняли главного. Она все извилины
рек наносит совершенно правильно, смотрите на карту: вот тут Вазуза пошла
чуть вправо, а тут чуть влево. Так ведь она по памяти рисует изгибы рек
точно так, как они на карте нарисованы..."
Давно это было. Никак учителя понять не могли, откуда у Насти такие
знания. А ларчик просто открывался: однажды сосед забыл в их квартире книгу
какую-то истрепанную без обложки. Все про Волгу. Насте как раз читать было
нечего. А тут - географическое описание Волги. Прочитала все 932 страницы, а
прочитав, запомнила со всеми приложениями, со всеми таблицами и схемами, со
всеми картами, со всеми городами и деревнями по волжским берегам...
И вот оказалось, что лишних знаний не бывает. Теперь по очертаниям
волжского берега определила она свою точку стояния, мысленно рассчитала
маршрут.
И пошла.
Пошла в уверенности, что заблудиться невозможно.
Исцарапаны руки колючками и лицо, шнурки изорваны, ногу из ботинка легче
вытащить, чем ботинок из грязи. День и ночь. И еще - день и ночь. Солнце
точно луч гиперболоида инженера Гарина. Луч солнца так страшен, что не
слепит, а сверлит глаза. Еще в первый день оторвала она край куртки,
завязала глаза повязкой, только маленькие дырочки для глаз. Все равно слепит
ей глаза словно электросваркой. И болит голова. И тело ватное горит.
Но она идет. А солнце свирепствует, как конвоир на расстрельном участке.
Никогда в октябре не было такого страшного солнца. Откровенно говоря, и в
августе такого не бывало. Потому Настя старается ночами идти. А днями - если
только лес впереди. Если нет впереди леса - отдыхает, чтобы всю ночь без
остановок идти.
И еще день. И еще ночь. Продирается Настя орешником. Бредет кустами.
Оглянется: та гора, которую утром прошла, все еще и к вечеру видна. Кажется,
за последние десять часов сто километров позади осталось, сил отдала на
тысячу километров, а если разобраться, то больше десяти не наберется.
Знает Жар-птица, что мысль свою все время от дороги отвлекать надо. Ноги
пусть несут, глаза пусть видят, но мозг совсем о другом думать должен. О
чем? О жизни. Бредет, своим мыслям улыбается.
Идет и идет. Вспоминает всю свою прошлую жизнь. И вдруг открытие. Простое
совсем. В ее жизни было и плохое, и хорошее. Так вот у нее оказывается выбор
есть: можно жизнь свою сделать счастливой или несчастной. Это так же просто,
как выбрать фильм в правительственной гостинице - выбирай, что хочешь:
драму, комедию, трагедию, фарс, приключения и вообще что нравится. Так вот,
если выбирать в памяти все хорошее, то хорошая жизнь получается. А если
вспоминать все плохое, то получается плохая жизнь. От нас самих зависит, что
из прошлого наша память выбирает. Захотел жизнь превратить в триумф, скажи
себе только: моя жизнь - триумф, и выбирай в памяти моменты великих
свершений. Хочешь счастья в жизни - вспоминай моменты счастья. У каждого
есть что вспомнить. Как каждый для себя жизнь прошлую сформулирует, такой
она для него и будет. Можешь жизнь свою по собственному желанию превращать
во что нравится: в приключения или в героическую эпопею. Но если так легко
прошлую жизнь сделать счастливой, то почему жизнь будущую не превратить в
один яркий взрыв счастья? Надо просто отрицательные эмоции отметать. Надо
просто о плохом не думать. Все будет хорошо. Надо только верить, что все
будет хорошо. Надо только отрешиться от плохих воспоминаний. Надо только
душу не пачкать мечтами о мести, надо злую память давить. Надо прощать людям
зло. Надо его забывать. Смеется Настя над собою: многим ли она прощала,
многих ли намерена прощать?
Бредет счастливая Настя. Со счета шагов не сбивается. Только каждый шаг
все труднее достается. Помнит она счет шагам в каждом марафоне, только не
помнит, сколько марафонов прошла, не помнит, сколько дней она идет.
Перепутались дни и ночи. Потрескались губы, кожа на лице совсем тоненькая.
Скулы под тоненькой кожей как каркас проступают. И ребра каркасом. Голод ее
не мучит. И жажда не мучит. Удивляется Настя. Сколько энергии отдано
продиранию сквозь орешники и малинники, сколько километров пройдено, должен
бы голод проявиться. Не проявляется. Ну и хорошо. Чувствует Настя, что с
каждый днем она все легче становится. Почти невесомая. Один вопрос: если
энергия расходуется и никак не пополняется, то на чем же она до 913-го
километра дойдет?
И решила: на гордости.
Бредет.
На юг. На юг. На юг.
Идет рощами. Чахлыми перелесками. Идет степью. Ложится, когда кто-то на
горизонте появляется.
