- Не бойся, не на расправу.
В сауне трое моих друзей: 4-й, 2-й, 32-й.
- Здорово, братцы.
- Здравствуй, варяг!
Парятся они уже, видно, давно. Раскраснелись.
- Садись, Витя! - и ржут все. Знают, что я сидеть не могу после двух
суток за рулем. Они сами не сидят. Лежат на животах.
- Хочешь, Витя, пивка?
- Еще бы...
Спину мне Колька березовым веником исхлестал и задницу тоже.
- Восстанавливается кровообращение?
- О-о-о... да.
- Вить, а Вить, да не спи ты, опасно это. Вить, лучше пивка попей.
В большом зале накрыт праздничный стол. Стульев нет. Кто сейчас си-
деть будет? Все молчат. Улыбаются. Появляется Навигатор, за ним, как
верный оруженосец, - первый шифровальщик.
- Деталей прошедшей операции я оглашать не буду. Не имею права. Но
успеха добились все. Некоторые имеют по три вербовки. Несколько человек
- по две вербовки. - Навигатор поворачивается к первому шифровальщику и
говорит:
- Александр Иванович, зачитай личному составу шифровки в части, их
касающейся.
"Командиру дипломатической резидентуры 173-В генерал-майору Голицыну.
Восемь контейнеров дипломатической почты, направленной вами из Женевы,
Берна и Парижа, получил. Первый анализ, проведенный 9-м Управлением
службы информации, - позитивный. Это позволяет сделать предварительное
заключение о надежности всех лиц, привлеченных к сотрудничеству. На-
чальник 1-го Управления ГРУ вице-адмирал Ефремов. Начальник 5-го направ-
ления 1-го Управления ГРУ генералмайор артиллерии Ляшко".
Мы улыбаемся.
- Читай дальше.
Командир сам сияет.
"Проведенная вами операция - одна из наиболее успешных массовых вер-
бовок последних месяцев. Поздравляю вас и весь личный состав резидентуры
со значительными достижениями. Заместитель начальника Генерального шта-
ба, начальняк Второго главного управления генерал армии Ивашутин".
Пробки ударили залпом. Заиграл золотистый напиток, заискрился. Бутыл-
ки запотевшие. Ведерочки со льдом - серебряные. Как я устал! Как я хочу
пить! Как я хочу спать.
По одному, по одному - к командиру.
И я подхожу.
- Товарищ генерал, поздравляю вас. Многое имеет Япония, многое имеет
Америка, а мы с сегодняшнего дня имеем все.
Он улыбается.
- Не все, но выходы ко всему. Ты почему второго вербовать не стал?
- Не знаю, товарищ генерал, боялся испортить.
- Правильно сделал. Самое страшное в нашей работе: мнительность и из-
лишнее увлечение. Одна вербовка это тоже очень много. Поздравляю.
- Спасибо, товарищ генерал.
- Александр Иванович...
- Я!
- Читай последнюю.
Первый шифровальщик вновь открывает свою папку:
"Генерал-майору Голицыну. Благодарю за службу. Начальник Генерального
штаба генерал армии Куликов".
- Ура!-заорали мы.
Командир вновь серьезен. Он торжественно поднимает бокал...
11.
Разбудил меня третий шифровальщик через четыре часа тридцать минут
после того, как я коснулся подушки щекой. В комнате отдыха восемнадцать
раскладушек. Некоторые уже свободны. На остальных еще спят мои товарищи,
те, у которых сегодня вторая операция.
- Виктор Андреевич, я вас правильно разбудил? - шифровальщик смотрит
в свой список.
Я смотрю на часы и киваю.
Завтрак подают в большом зале, еще хранящем запах шампанского. Есть
не хочется. Голова кружится. Я заставляю себя выпить стакан холодного
сока и съесть кусок бекона. А в дверях уже шифровальщик:
- Младший лидер ждет вас. Кофе он разрешает взять с собой.
У Младшего лидера глаза ошалевшие. Наверное, он так и не ложился
спать.
- Жилет с деньгами подгони поточнее. Дверь в машине должна быть пос-
тоянно закрыта изнутри. В случае неприятностей требуй советского консу-
ла. За ночь твою машину вымыли, проверили, отрегулировали, заправили,
сбросили лишний километраж. Маршрут движения и сигналы снятия с операции
согласуешь в группе контроля. Все. Желаю удачи. Следующий!
Я вернулся через двое суток. Новый агент, который теперь уже именует-
ся 173-В-41-706, привез на встречу полное техническое описание прибора
RS-77. Он передал список официальных лиц, которые имеют контакт с его
фирмой и которые могли бы быть завербованы позже. На каждого из них было
составлено короткое дело с фотографией, адресом, а главное, с перечисле-
нием выявленных слабостей. Я заплатил ему 120000 долларов. Назначил но-
вую встречу.
Данные, которые он собрал по собственной инициативе, будут в следую-
щий раз.
Полученные документы экономили нам миллионы и годы.
12.
Еще через восемь, дней я получил очередное воинское звание - майор
Генерального штаба.
Мне почему-то грустно. Первый раз в такой день мне не радостно. Когда
командир прочитал мне шифровку, я рявкнул: "Служу Советскому Союзу!" А
сам подумал: со мной они, как с моим агентом обращаются. Он получает
сотни тысяч, а там, наверху, экономят миллионы. Я добываю эти миллионы,
а мне за это алюминиевую звездочку в награду. Да и ее я носить не имею
права, спрятав свой мундир в шкаф с нафталином.
Мне грустно. Меня не радуют чины и ордена. Меня что-то мучает. Я не
знаю - что. Главное скрыть свою тоску от чужого взгляда. Если в моих
глазах погаснет оптимизм, то это заметят и примут меры. Не знаю какие,
но примут. Мне это совсем ни к чему.
Я смотрю в генеральские глаза и улыбаюсь радостно и счастливо.
* ГЛАВА X *
1.
Когда я сплю, я укрываюсь с головой, я укутываюсь в одеяло, как в шу-
бу. Это старая армейская привычка. Это бессознательный рефлекс. Это по-
пытка сохранить тепло до самого утра.
Я уже не сплю в холодных палатках, в мокрых землянках, в продрогшем
осеннем лесу. Но привычка кутаться - на всю жизнь.
Последнее время одеяло меня стало пугать. Внезапно проснувшись ночью
в кромешной темноте от жуткого страха, я спрашиваю себя: не в гробу ли
проснулся. Я осторожно носом касаюсь мягкого теплого одеяла. На гроб не
похоже. А может, я в полотнище закутан, а доски гроба чуть выше? Медлен-
но я трогаю воздух. Нет, я пока не в гробу.
Наверное, так люди начинают сходить с ума. Так к людям подкрадывается
безумие. Но может быть, я давно шизофреник, только окружающие меня пока
не раскусили? Это вполне допустимо. Быть сумасшедшим совсем не так пло-
хо, как это может показаться со стороны. Если меня завтра замотают в бе-
лые простыни и повезут в дурдом, я не буду сопротивляться и удивляться.
Там мое место. Я, конечно, ненормальный. Но кто вокруг меня нормальный?
Вокруг меня сплошной сумасшедший дом. Беспросветное безумие. Отчего
Запад пускает нас к себе сотнями и тысячами? Мы же шпионы. Разве не по-
нятно, что я направлен сюда для того, чтобы причинить максимальный вред
Западу? Отчего меня не арестуют, не выгонят? Почему эти странные, непо-
нятные западные люди никогда не протестуют? Откуда у них такая рабская
покорность? Может, они с ума все посходили? А может быть, мы все безум-
ны? Уж я-то точно. И крышка гроба не зря мне мерещится. Ох, не зря. На-
чалось это полтора года назад после встречи с Киром.
Кира все знают. Кир - большой человек. Кир Лемзенко в Риме сидел, но
работал, конечно, не только в Италии. У Кира везде успехи были. Особенно
во Франции. Римский дипломатический резидент ГРУ генерал-майор Кир Гав-
рилович Лемзенко власть имел непомерную. За то его папой римским велича-
ли. Теперь он генерал-полковник. Теперь он в административном отделе
Центрального Комитета партии. Теперь он от имени партии контролирует и
ГРУ и КГБ.
Полтора года назад, когда я прошел выездную комиссию ГРУ, вызвал меня
Кир. Пять минут беседа. Он всех принимает: и ГРУ и КГБ офицеров. Всех,
кто в добывание уходит. Кир всех утверждает. Или не утверждает. Кир ве-
лик. Кто Кира знает? Все знают. Судьба любого офицера в ГРУ и в КГБ в
его руках.
Старая площадь. Памятник гренадерам. Милиция кругом. Люди в штатском.
Группами. Серые плащи. Тяжелые взгляды. Подъезд э 6. Предъявите партий-
ный билет. Суворов - читает прапорщик в синей форме, Виктор Андреевич -
отзывается второй, найдя мою фамилию в коротком списке. Да - отзывается
первый. Проходите. Третий прапорщик провожает меня по коридору. Сюда,
пожалуйста, Виктор Андреевич, Ему, охраннику, не дано знать, кто такой
Виктор Андреевич Суворов. Он только знает, что этот Суворов приглашен в
Центральный Комитет на беседу. С ним будут говорить на седьмом этаже. В
комнате 788. Охранник вежлив. Пожалуйста, сюда.
Вот OHИ, коридоры власти. Сводчатые потолки, под которыми ходили Ста-
лин, Хрущев, Под которыми ходит Брежнев. Центральный Комитет - это го-
род. Центральный Комитет - это государство в центре Москвы. Как Ватикан
в центре Рима.
Центральный Комитет строится всегда. Десятки зданий соединены между
собой, и все свободные дворики, переходы застраиваются все новыми белыми
стеклянными небоскребами. Странно, но со Старой площади этих белоснежных
зданий почти не видно. Вернее, они видны, но не бросаются в глаза. На
Старую площадь смотрят огромные окна серых дореволюционных зданий, сое-
диненных в одну непрерывную цепь. Внутри же квартал Центрального Комите-
та не так суров и мрачен, Тут смешались все архитектурные стили.
Пожалуйста, сюда. Чистота ослепительная. Ковры красные. Ручки дверей
- полированная бронза. За такую ручку и взяться рукой страшно, не испач-
кать бы. Лифты бесшумные.
Подождите тут. Передо мной огромное окно. Там, за окном, узкие пере-
улки Замоскворечья, там белый корпус гостиницы "Россия", золотые маковки
церквей, разрушенных и вновь воссозданных для иностранных туристов. Там,
за окном, громада Военно-инженерной академии. Там, за окном, яркое солн-
це и голуби на карнизах. А меня ждет Кир.
- Заходите, пожалуйста.
Кабинет его широк. Одна стена - стекло. Смотрит на скопление зеленых
железных крыш квартала ЦК. Остальные стены светло-серые. Пол ковровый -
серая мягкая шерсть. Стол большой, без всяких бумаг. Большой сейф.
Больше ничего.
- Добрее утро, Виктор Андреевич, - ласково.
- Доброе утро, Кир Гаврилович.
Не любит он, чтобы его генералом называли. А может быть, любит, но не
показывает этого. Во всяком случае приказано отвечать "Кир Гаврилович",
а не "товарищ генерал". Что за имя? По фамилии украинец, а по имени -
ассирийский завоеватель. Как с таким именем человека в Центральном Коми-
тете держать можно? А может, имя его и не антисоветское, а наоборот, со-
ветское? После революции правоверные марксисты каких только имен своим
детям не придумывали: Владлен - Владимир Ленин, Сталина, Искра, Ким -
Коммунистический Интернационал Молодежи. Ах, черт. И Кир в этом же ряду.
Кир - Коммунистический Интернационал.
- Садитесь, Виктор Андреевич. Как поживаете?
- Спасибо, Кир Гаврилович. Хорошо.
Он совсем небольшого роста. Седина чуть-чуть только проступает. В ли-
це решительно ничего выдающегося. Встретишь на улице - даже не обер-
нешься, даже дыхание не сорвется, даже сердце не застучит. Костюм на нем
самый обыкновенный, серый в полосочку. Сшит, конечно, с душой. Но это и
все. Очень похож на обычного человека. Но это же Кир!
Я жду от него напыщенных фраз: "Руководство ГРУ и Центральный Комитет
оказали вам огромное доверие..." Но нет таких фраз о передовых рубежах
борьбы с капитализмом, о долге советского разведчика, о всепобеждающих
идеях. Он просто рассматривает мое лицо. Словно доктор, молча и внима-
тельно.
- Вы знаете, Виктор Андреевич, в ГРУ и в КГБ очень редко находятся
люди, бегущие на Запад.
Я киваю.
- Все они несчастны. Это не пропаганда. Шестьдесят пять процентов не-
возвращенцев из ГРУ и КГБ возвращаются с повинной. Мы их расстреливаем.
Они знают это и - все равно возвращаются. Те, которые не возвращаются в
Советский Союз по своей собственной воле, кончают жизнь самоубийством,
спиваются, опускаются на дно. Почему?
- Они предали свою социалистическую родину. Их мучает совесть. Они
