полосы над окнами. Второй класс. Серый вагон. Серый билет. Серый пасса-
жир. Я еду далеко. Я внезапно схожу. Я меняю поезд. Я снова еду. Я исче-
заю в подземных переходах, в толчее, в подвалах пивных, в темных переул-
ках. Это новая страна для меня. Но я знаю ее наизусть. Кто-то тщательно
подготовил для меня все проходы. Кто-то месяцами выискивал и описывал
их. Кто-то беспросветно работал в борзых, обеспечивая мою вербовку.
Существует только четыре возможности, которые могут привести к прова-
лу:
- если за мной следят;
- если под контроль взяты все люди, с которыми я встретился сегодня;
- если мой новый друг - провокатор полиции или, испугавшись, доложил
в полицию и теперь стал провокатором;
- если на месте встречи нас совершенно нечаянно узнает кто-то, кто
доложит в полицию.
Из четырех возможностей я отбрасываю три. Во-первых, за мной не сле-
дят. Во-вторых, я встретил сегодня около сотни людей. Установить конт-
роль за каждым невозможно. В-третьих, место проведения встречи подобрано
женевскими борзыми ГРУ совсем неплохо. Вероятность столкнуться со знако-
мыми почти исключена. Остается только мой новый друг. Но и его проверить
нетрудно. Сегодня ночью эксперты ГРУ проверяют доставленный им аппарат.
Если он действует, значит, друг с полицией не связан. Вряд ли полиция
будет так дорого платить секретами, не получая ничего взамен.
Место встречи подобрано для меня совсем неплохо. Это тоже некий без-
вестный борзой искал. Описывал. Доказывал преимущества. Если мне место
не понравится, я могу пожаловаться Младшему лидеру завтра, еще через
день об этом узнает начальник ГРУ и спустит Тузика на женевского Навига-
тора. Но я жаловаться не буду. Место нравится мне. Отель должен быть
большим. Там никто ни на кого не обращает внимания. Отель должен быть
хорошим, но не лучшим. Все именно так и подобрано. Но самое главное, я
должен иметь защищенный наблюдательный пункт и следить за всем происхо-
дящим по крайней мере в течение часа до начала встречи. Есть такой
пункт. Если друг доложил о встрече, если полиция готова следить, то вок-
руг места встречи возможно какоето подозрительное движение.
Я жду час. Но ничего подозрительного не происходит. В 20.54 появляет-
ся он. Он один, в желтом "Ауди-100". Номер машины я запоминаю. Это важ-
ная деталь. Никто не подъехал вслед за ним. Он заходит в ресторан, огля-
нувшись по сторонам. Это очень хороший признак. Если он под полицейской
защитой, то не озирался бы. Смотреть по сторонам это очень не профессио-
нально, но я ему этого не скажу. Будут другие встречи. Его всегда будут
контролировать. Пусть озирается. Нам от этого спокойнее. Значит, он в
дружбе с полицией не состоит.
В 21.03 я покидаю свой наблюдательный пост и захожу в ресторан.
Мы улыбаемся друг другу. Самое главное сейчас - успокоить его, отк-
рыть перед ним все карты или сделать вид, что все карты раскрыты. Чело-
век боится только неизвестности. Когда ситуация ясна, человек ничего не
боится. А если не боится, то и глупостей не делает.
- Я не собираюсь вас вовлекать ни в какие аферы. - В этой ситуации я
говорю "я", а не "мы". Я говорю от своего имени, а не от имени организа-
ции. Не знаю почему, но это действует на завербованных агентов гораздо
лучше. Видимо, "мы", "организация" пугают человека. Ему хочется верить,
что о его предательстве знают во всем мире он и еще только один человек.
Только один. Этого не может быть. За моей спиной - сверхмощная структу-
ра. Но мне запрещено говорить "мы". За это меня карали в Военно-диплома-
тической академии.
- Я готов платить за ваш прибор. Он нужен мне. Но я не настаиваю.
- Отчего вы решили, что я пришел работать на вас?
- Мне так кажется. Отчего же нет. Полная безопасность. Хорошие цены.
- Вы действительно готовы платить 120000 долларов?
- Да. 60000 немедленно. За то, что вы меня не боитесь. Еще 60000, как
только я проверю, что прибор действует.
- Когда вы сможете в этом убедиться?
- Через два дня.
- Где гарантия, что вы вернете и вторую половину денег?
- Вы очень ценный человек для меня. Я думаю получить от вас не только
этот прибор. Зачем мне вас обманывать на первой же встрече?
Он смотрит на меня, слегка улыбаясь. Он понимает, что я прав. А я
смотрю на него, на своего первого агента, завербованного за рубежом. Бе-
зопасность своей прекрасной страны он продает за тридцать сребреников.
Это мне совсем не нравится. Я работаю в добывании оттого, что нет у меня
другого выхода. Такова судьба. Если не здесь, то в другом месте система
нашла бы для меня жестокую работу. И если я откажусь, меня система сож-
рет. Я подневольный человек. Но ты, сука, добровольно рвешься нам помо-
гать. Если бы ты встретился мне, когда я был в Спецназе, я бы тебе, гад,
зубы напильником спилил. Я вдруг вспоминаю, что агентам положено улы-
баться, И я улыбаюсь ему.
- Вы не европеец?
- Нет.
- Я думаю, что нам не надо встречаться в вашей стране, но не нужно и
в Швейцарии. Что вы думаете по поводу Австрии?
- Отличная идея.
- Через два дня я встречу вас в Австрии, Вот тут, - Я протягиваю ему
карточку с адресом и рисунком отеля. - Все ваши расходы я оплачу. В том
числе и на ночной клуб.
Он улыбается. Но я не уверен в значении улыбки: доволен, недоволен? Я
знаю, как читать значение сотен всяких улыбок. Но тут, в полумраке, я не
уверен.
- Прибор с вами?
- Да, в багажнике машины.
- Вы поедете в рощу вслед за мной, и там я заберу ваш прибор.
- Не хотите ли вы меня убить?
- Будьте благоразумны. Мне прибор нужен. - На хрена мне твоя жизнь?
Ты мне живой нужен, добавляю я уже про себя. Я на первом приборе оста-
навливаться не намерен. Зачем же тебя убивать? Я миллион тебе готов пла-
тить. Давай только товар.
- Если вы готовы платить так много, значит, ваша военная промышлен-
ность на этом экономит. Так?
- Совершенно правильно.
- За первый прибор вы платите 120000, а экономите себе миллионы.
- Правильно.
- В будущем вы мне заплатите миллион, а себе сэкономите сто миллио-
нов. Двести. Триста.
- Именно так.
- Это эксплуатация! Я так работать не желаю. Я не продам вам свой
прибор за 120000.
- Тогда продайте его на Западе за 5500. Если у вас его купят. Если вы
найдете покупателя, который вам заплатит больше, чем я, дело ваше. Я не
настаиваю. А я тем временем куплю почти такой же прибор в Бельгии или в
США.
Это уже блеф. На крупную фирму не пролезешь. Ребра поломают. Нет у
меня другого выхода к приемникам отраженного лазерного луча. Но я спо-
койно улыбаюсь. Не хочешь, не надо. Но ты не монополист. Я в другом мес-
те куплю.
- Счет, пожалуйста!
Он смотрит мне в глаза. Долго смотрит. Потом улыбается. Сейчас свет
падает на его лицо, и поэтому я уверен, что улыбка не таит в себе ничего
плохого. И я вновь улыбаюсь ему.
Он достает сверток из багажника и передает мне.
- Нет, нет, - машу я руками. - Мне лучше его не касаться. Несите его
в мою машину. (В случае чего можно будет сказать, что ты нечаянно свер-
ток забыл в моей машине. Никакого шпионажа. Просто забывчивость.)
Он садится в мою машину (это, конечно, не моя, а взятая для меня нап-
рокат теми, кто меня обеспечивает).
Двери изнутри запереть. Такова инструкция. Аппарат - под сиденье. Я
расстегиваю жилет. Это специальный жилет. Для транспортировки денег. В
его руки я вкладываю шесть тугих пачек.
- Проверяйте. Через два дня вы привезете техническую документацию, я
заплачу остающиеся 60000 и еще 120 000 за документацию.
Он кивает головой.
Я жму ему руку.
Он идет к своей машине. Я, рванув с места, исчезаю в темноте.
9.
Сколько офицеров ГРУ обеспечивают только меня? Не знаю точно. Но се-
годня у меня еще две встречи. Во-первых, полученный прибор должен как
можно скорее оказаться за стенами советского посольства. Во-вторых, я
должен отдать взятую напрокат машину и получить свою дипломатическую.
Через полчаса на горной просеке в теплом тумане я встречаю второго
секретаря советского посольства в Берне. У него белая машина "Пежо-504".
Ее еле видно в густых лохматых клубах тумана.
Мой пакет уже упакован в зеленый плотный брезентовый мешок, заперт и
опечатан двумя печатями. Дипломат - подполковник ГРУ. Но и ему не поло-
жено знать - ни кто я, ни что находится в пакете. Ему приказано встре-
тить меня. Принять груз, запереть двери изнутри и - немедленно в по-
сольство. В момент, когда пакет попал в дипломатическую машину, он в от-
носительной безопасности. Как только он поладет за каменные заборы по-
сольства - он в полной безопасности.
Я останавливаю машину борт к борту, опускаю стекло. У него уже стекло
опущено. Принимай.
Он - крупный светловолосый человек. Лицо серьезное. По упрямым склад-
кам у рта без ошибок скажу, что он вербует успешно. Варяг, без всяких
сомнений. Такие упрямые парни долго в обеспечении не работают. Просто
сегодня день сумасшедший. Просто всех сегодня в женевской и бернской ре-
зидентурах в обеспечение бросили.
Мы не имеем права говорить, тем более по-русски. Остановился, бросил
груз, исчез. В это короткое мгновение он успевает рассмотреть меня. По
каким-то неприметным признакам он узнает во мне зелененького борзягу,
замученного агентурным обеспечением, первый раз вкусившего варяжьего ус-
пеха. Он улыбается мне. Он ничего не говорит, он только чуть шевельнул
губами. А я понимаю: успехов тебе.
И только красные огни по белому туману, только улыбка его зубастая за
стеклом. Исчез.
Я жду три минуты. Ему сейчас преимущество. Он сейчас с грузом. Через
два часа возле Интерлакен у меня еще одна встреча: отдать эту машину,
получить свою.
В ту ночь меня могли видеть во Фрибурге и в Нешателе. Рассвет я
встретил в Цюрихе. Главное сейчаскак можно больше контактов. Меня могли
видеть в огромной библиотеке, в оружейном магазине, в пивной, на вокза-
ле. Я разговаривал с мужчинами и женщинами. Я разыскивал фирму, которая
реально существует, но мне совершенно не нужна. Я рылся в адресных кни-
гах и искал людей, которые нам совсем неинтересны. Говорят, что лиса то-
же так же путает свои следы.
Границу я пересек у Брегенца поздно вечером. Полицейского контроля
почему-то не было. Но если бы и был контроль, разве позволено кому-то
осматривать мою дипломатическую машину? Но если бы, применив силу и на-
рушив Венскую конвенцию 1815 года, они осмотрели мой багаж, могли бы они
найти что-то? Нет. То, что интересно, то уже в Москве на Ходынке, в ог-
ромном здании, именуемом Аквариум. Пока я путаю следы, особый самолет с
вооруженными дипломатическими курьерами уже давно привез десятки плотных
зеленых опечатанных мешков, аккуратно уложенных в алюминиевые контейне-
ры.
Австрийские полицейские меня приветствуют, улыбаются. Документы? По-
жалуйста. Осмотреть машину? Да ни в коем случае! Но у них и намерения
такого нет. Толстый добродушный дядька с пистолетом на боку козыряет:
проезжай.
Зачем им придираться к советскому дипломату, у которого такое простое
доброе лицо. Разве он похож на лохматых террористов, фотографии которых
вывешены у полицейского участка?
Я медленно проезжаю пограничный шлагбаум, салютуя им. Я вам не враг.
Я почти друг. Мы провели массовую вербовку, но среди наших агентов ни
одного гражданина Швейцарии, ни одного гражданина Австрии. Ваших мы вер-
буем в других местах. Против Австрии мои коллеги работают с территорий
всех остальных стран мира. А мы никогда не злоупотребляем гостепри-
имством.
10.
Я смотрю в зеркало, а на меня смотрит серое лицо, поросшее щетиной.
Глаза красные у этого человека в зеркале, ввалились. Он сильно устал.
- Спускайся вниз, попарь косточки. Побрейся. И к командиру-на львиную
шкуру.
- Зачем?