возможностей преобразования природы - и в первую очередь атмосферы и
климата - в масштабах целой планеты. И Дауге и Юрковский соглашались, что
в принципе ничего невозможного в этом нет, но относительно практических
методов разошлись весьма далеко и чуть было не поссорились.
Ущелье окончилось внезапно. Скалы-стены вдруг опали и расступились,
свет фар померк в красноватом сиянии открытого неба. Быков увеличил
скорость. "Мальчик" накренился, нырнул в последнюю рытвину, прогрохотал
гусеницами по камням, и бескрайняя черная равнина, ровная и гладкая,
открылась глазам межпланетников.
- Пустыня! - обрадованно сообщил Быков.
- Останови, Алексей! - дрожащим от волнения голосом попросил Дауге.
"Мальчик" остановился. Торопливо пристегивая шлемы, межпланетники
бросились к люкам. Быков вышел последним.
Да, горы кончились. Гряда зубчатых черных скал, уходящая за
горизонт, осталась позади. Позади осталсяи узкий, поразительно ровный
проход. Но то, что вначале показалось пустыней, снова было
неожиданностью. Во всяком случае, для Спицына, никогда не видевшего
пустынь. Он не мог себе представить пустыню без рыжих и черных песков,
барханов. Перед "Мальчиком" расстилалась ровная, как стол, черная
поверхность, по которой стремительно неслись туманные струи мельчайшей
черной пыли. Далеко у горизонта, затянутого красноватой дымкой, медленно
передвигались тонкие, грациозно изгибающиеся тени, словно исполинские
змеи, вставшие на хвосты. И над всем этим - оранжево-красный купол неба,
покрытый беспорядочной массой темно-багровых туч, с бешеной скоростью
скользящих навстречу "Мальчику".
- Как вам понравится т а к а я д о р о г а? - услыхал Быков голос
Ермакова.
- Пустыня... - спокойно ответил он.
- Разумеется. Родной вам пейзаж. Правда, здесь нет саксаула, но зато
это настоящая Гоби, настоящие Черные Пески.
- Черные-то они, черные... - Быков запнулся. - Ну, а дорога
неплохая. Широкая, ровная... Теперь полетим.
- Ура! - дурачась, заорал Дауге. - И попируем на просторе!
Шутя и пересмеиваясь, межпланетники вернулись в транспортер.
Настроение заметно поднялось. Только Богдан Спицын задержался у люка,
оглянулся вокруг еще раз и сказал со вздохом:
- Здесь совсем как у Стендаля.
- То есть? - не понял Быков.
- Все красное и черное. Понимаешь, мне никогда не нравился
Стендаль...
Быков снова занял место у пульта. "Мальчик" дрогнул и, набирая
скорость, понесся вперед, плавно покачиваясь. Ветер подхватил и рассеял
полосу пыли, сорвавшуюся с гусениц. Навстречу мчалась черная пустыня,
ветер гнал по ней туманные полосы, горячую пылевую поземку. На красном
фоне горизонта гуляли гибкие столбы, вытянутые к тяжелым тучам. Вот вспух
маленький холмик, потянулся вверх крутящейся воронкой, влился в тучи - и
еще один черный столб погнал по пустыне ветер.
- Смерчи, - проговорил Быков. - Сколько их здесь...
- Лучше не попадать в такую воронку, - заметил Дауге.
- Да, лучше не попадать, - пробормотал Быков, припоминая, как
однажды смерч - куда меньше тех, что гуляют по Венере, но тоже громадный
- на его глазах превратил лагерь геологов в центре Гоби в песчаный
бархан.
Ветер усиливался. Едва заметный у подножия базальтовой стены, теперь
он стучал в лобовой щит транспортера, пронзительно свистел в антенном
устройстве. Путь шел в гору, это становилось все заметнее. Транспортер
поднимался на обширное плато. Местами слой песка был сорван ветром, и
тогда гусеницы дробно стучали по белым потрескавшимся плитам обнаженного
камня.
- Страшная, однако, на Венере ночь, - сказал Юрковский, тыча пальцем
в багрово-красный горизонт. - Ведь, если не ошибаюсь, мы сейчас на ночной
стороне, Анатолий Борисович?
Ермаков слегка усмехнулся:
- Да, это ночь... Красное небо, красные тучи, красные сумрак. Так
выглядит ночь на берегах Урановой Голконды. За триста километров к югу
отсюда - вечный мрак, а здесь, как видите...
- Вечный закат, - пробормотал Спицын.
- Да. - Ермаков быстро взглянул на него. - Да. Именно так говорил
Тахмасиб: "Солнце никогда не заходит над Голкондой..." Все это - и черные
бури, и вечный закат - все это Голконда, все это загадка. Решать ее
начнем мы.
- Скорей бы, - негромко сказал Юрковский, хрустнув пальцами, и
отошел вглубь, к Дауге, который писал что-то, устроившись за маленьким
откидным столиком.
Спицын, воткнув в шлем пучки разноцветных проводов, склонился над
рацией, пытаясь - в который раз уже, - связаться с "Хиусом". Дауге и
Юрковский принялись обсуждать план изысканий, переходя время от времени
на язык жестов, чтобы не орать и не мешать остальным.
Быков передал Ермакову управление, дал несколько полезных советов,
забрался на тюки и приготовился соснуть на ближайшие полтора-два часа,
оставшиеся, по словам Ермакова, до Голконды. Но заснуть не удалось.
Богдан Спицын вдруг поднял руку, призывая к молчанию.
Юрковский обрадованно спросил:
- Что? Есть связь?
- Нет... Но... Погодите минутку.
Он принялся торопливо вертеть рубчатые барабанчики верньеров, затем
замер, прислушиваясь.
- Пеленги.
- Чьи? "Хиуса"?
- Нет. Слушайте.
Дауге и Юрковский перегнулись через его плечи. Ермаков оставил
управление и тоже наклонился к рации. Дауге протяжно свистнул:
- Оказывается, кто-то уже здесь есть?
- Выходит, так.
- Справа по курсу... Интересно! - Ермаков обернулся к Быкову: -
Алексей Петрович, примите управление на минуту.
- Слушаюсь...
Ермаков пристроился рядом со Спицыным и принял от него наушники.
Лицо его было встревоженно.
- Три точки тире точка. Кто бы это?
Он снял наушники и поднялся.
- За последние десять лет в район Голконды были направлены шесть
экспедиций и по крайней мере дюжина всевозможных беспилотных устройств.
- Так, может быть... - глаза Дауге расширились, - может быть, там
люди? Потерпели аварию и просят о помощи?
- Сомнительно, - покачал головой Юрковский. - Вы как думаете,
Анатолий Борисович?
- Кривицкий на Марсе продержался в своей ракете три месяца. Но он
нашел воду...
- Да, воду...
- Так что, скорее всего, это автоматический пеленгатор.
Быков, нетерпеливо ерзавший на своем сиденье, вмешался:
- Ну, будем поворачивать?
- Давайте...
Ермаков думал. Впервые Быков видел, что командир колеблется. Но
причины для таких колебаний были достаточно веские, и это знали все.
- Вода, - произнес Ермаков.
- Вода, - как эхо, повторил Юрковский.
- Возможно, это все же недалеко? - просительно сказал Дауге.
Ермаков решился:
- Хорошо! В пределах двух часов езды - согласен. Алексей Петрович,
поворачивайте. Берите по гирокомпасу, - он снова наклонился над рацией, -
шестьдесят градусов примерно. Вот так. И выжмите из двигателя все.
"Мальчик" резво бежал наперерез струям пыли, летящим с севера. Ветер
бил в левый борт, и порой порывы его достигали такой силы, что Быков
"шестым чувством" водителя ощущал неустойчивость машины. Тогда он слегка
менял курс, стараясь подставить ударам плотной волны газа с песком
лобовую броню, или вытягивал правый опорный шест. Богдан с наушниками
сидел за рацией и вполголоса корректировал направление. В зеркале
качалось бледное лицо Дауге с закушенной губой. Летели минуты, летели
багровые тучи... Раз Юрковский нагнулся и что-то неразборчиво крикнул,
указывая вперед. Быков успел заметить сквозь пыль странную стекловидную
проплешину в несколько десятков метров в диаметре, посредине которой
зияла огромная дыра с рваными краями, затем гусеницы коротко прогрохотали
по твердому. Он вопросительно оглянулся на Дауге, но тот, видимо, ничего
не заметил и ответил ему недоумевающим взглядом. "Мало ли загадок на
Венере, - подумал Быков. - Вперед, вперед!" Дрожащая стрелка спидометра
качалась между 100 и 120. Таинственный красно-черный мир пролетал справа
и слева. От мелькания кровавых и угольных пятен рябило в глазах.
- Скорее, Алексей, скорее! - шептал Дауге.
Быков зажмурился и потряс головой. И в этот момент Юрковский
крикнул:
- Берите влево, влево! Вот он!
- Планетолет! - одним дыханием прошептал Дауге.
Да, это был планетолет, и даже неискушенному в межпланетных делах
Быкову с одного взгляда стало ясно, какая катастрофа постигла этот
огромный металлический конус. Видимо, его с невероятной силой швырнуло
боком о вершину плоского базальтового холма, и он так и остался там,
среди циклопических глыб вывороченного камня. Широкие лопасти
стабилизаторов были смяты и изорваны, как куски жести, а вдоль всей
кормовой части проходила извилистая трещина, забитая черным песком.
Внизу, у самой земли, виднелось круглое отверстие - настежь распахнутый
люк.
- Да, пеленги автоматические... - глухо сказал Юрковский.
Быков оглянулся на товарищей. Дауге прикусил губу. Красивое лицо
Юрковского неподвижно застыло. Спицын покачивал головой, словно человек,
увидевший то, что ожидал увидеть. Ермаков, потирая ладонью подбородок,
хмуро глядел в смотровой люк.
- Подъезжайте ближе, Алексей Петрович, - проговорил он, - нужно
осмотреть...
Когда "Мальчик", перебравшись через груды щебня, остановился под
открытым люком планетолета, все стали торопливо застегивать шлемы,
готовясь к выходу. Но Ермаков остановил их:
- Незачем ходить всем. Со мной пойдут Быков и Спицын.
В кромешной тьме, подсвечивая себе фонариками, они на четвереньках
проползли по перевернутому коридорному отсеку к перекошенной стальной
дверце. Быков слышал, как скрипит силикет под коленями и часто стучит
кровь в висках.
- Ч-черт... - задыхаясь, бросил Ермаков. - Сил не хватает.
Попробуйте вы, Алексей Петрович.
Быков уперся в дверь, нажал. С пронзительным скрежетом она подалась,
образовался узкий проход.
- Входите, товарищи...
Они оказались в пустом кубическом помещении - очевидно, в кессоне. В
лучах фонариков блеснули обломки разбитых приборов. Ермаков нагнулся,
поднял чешуйчатый металлический костюм, внимательно осмотрел.
- Кислородные баллоны пусты, - пробормотал он, - все ясно.
- Глядите! - сдавленным голосом вскрикнул Спицын.
Быков оглянулся и попятился. Что-то загремело под ногами. Позади
виднелась узкая полоска света.
- Вход, - сказал Ермаков. - Пошли.
Они миновали освещенную кают-компанию, осторожно перешагивая через
обломки мебели и обугленное тряпье, покрытое бурыми пятнами - вероятно,
когда-то это были простыни, - и протиснулись в рубку,
- Здесь...
На стене, бывшей в свое время потолком, горело матовое полушарие
лампы. Треснувшая поперек панель управления была сдвинута с места, из-под
нее торчали обгорелые провода. Но радиопередатчик работал, дрожали
зеленые и синие огоньки за круглыми разбитыми стеклами. И перед ним,
уронив косматую, обмотанную серыми бинтами голову, сидел мертвый человек.
- Здравствуй, пандит Бидхан Бондепадхай, отважный калькуттец, - тихо
сказал Ермаков и выпрямился, положив руку на спинку кресла. - Вот где
довелось тебя встретить... Ты умер на посту, как настоящий Человек...
Он помолчал, стараясь справиться с волнением. Затем поднял сжатый
кулак и отчетливо проговорил:
- Светлая тебе память!
Они подняли тело межпланетника и осторожно положили его на пол.
- Ну что ж, лучшего памятника, чем этот планетолет, для него не
