почки, не напрягаться, и в конце концов, так никем и не уловленный,
выкатился из здания, привычно взмахнув нераскрытым пропуском перед носом
дежурного сержанта.
Над городом висели низкие тучи, парило, первые неуверенные капли
черными звездочками расплывались на асфальте. Накинув плащ на голову и
плечи, Нунан рысцой побежал вдоль шеренги машин к своему "пежо", нырнул
внутрь и, сорвав с головы плащ, бросил его на заднее сиденье. Из бокового
кармана пиджака он извлек черную круглую палочку этака, вставил ее в
аккумуляторное гнездо и задвинул большим пальцем до щелчка. Потом, поерзав
задом, он поудобнее устроился за рулем и нажал педаль. "Пежо" беззвучно
выкатился на середину улицы и понесся к выходу из предзонника.
Дождь хлынул внезапно, разом, как будто в небесах опрокинули чан с
водой. Мостовая сделалась скользкой, машину заносило на поворотах. Нунан
запустил дворники и снизил скорость. Итак, рапорт получен, думал он.
Сейчас нас будут хвалить. Что ж, я за. Я люблю, когда меня хвалят.
Особенно когда хвалит сам господин Лемхен, через силу. Странное дело,
почему это нам нравится, когда нас хвалят? Денег от этого не прибавится.
Славы? Какая у нас может быть слава? "Он прославился: теперь о нем знали
трое". Ну, скажем, четверо, если считать Бейлиса. Забавное существо
человек!.. Похоже, мы любим похвалу как таковую. Как детишки мороженое. И
очень глупо. Как я могу подняться в собственных глазах? Что, я сам себя не
знаю? Старого толстого Ричарда Г. Нунана? А кстати, что такое это "Г"? Вот
тебе и на! И спросить не у кого... Не у господина же Лемхена спрашивать...
А, вспомнил! Герберт. Ричард Герберт Нунан. Ну и льет!
Он вывернул на Центральный проспект и вдруг подумал: до чего сильно
вырос городишко за последние годы!.. Экие небоскребы отгрохали... Вот еще
один строят. Это что же у нас будет? А, луна-комплекс: лучшие в мире
джазы, и варьете, и прочее все для нашего доблестного гарнизона и для
наших храбрых туристов, особенно пожилых, и для благородных рыцарей
науки... А окраины пустеют.
Да, хотел бы я знать, чем все это кончится. Между прочим, десять лет
назад я совершенно точно знал, чем все это должно кончиться. Непреодолимые
кордоны. Пояс пустоты шириной в пятьдесят километров. Ученые и солдаты,
больше никого. Страшная язва на теле планеты заблокирована намертво... И
ведь надо же, вроде бы и все так считали, не только я. Какие произносились
речи, какие вносились законопроекты!.. А теперь вот уже даже и не
вспомнишь, каким образом эта всеобщая стальная решимость расплылась вдруг
киселем. "С одной стороны нельзя не признать, а с другой стороны нельзя не
согласиться". А началось это, кажется, когда сталкеры вынесли из Зоны
первые "этаки". Батарейки... Да, кажется, с этого и началось. Особенно
когда открылось, что они размножаются. Язва оказалась не такой уж и язвой,
и даже не язвой вовсе, а вроде бы сокровищницей... А теперь уже никто и не
знает, что это такое - язва ли, сокровищница, адский соблазн, шкатулка
Пандоры, черт, дьявол... Пользуются помаленьку. Двадцать лет пыхтят,
миллиарды ухлопали, а организованного грабежа наладить так и не смогли.
Каждый делает свой маленький бизнес, а ученые лбы с важным видом вещают: с
одной стороны нельзя не признать, а с другой стороны нельзя не
согласиться, поскольку объект такой-то, будучи облучен рентгеном под углом
восемнадцать градусов, испускает квазитепловые электроны под углом
двадцать два градуса... К дьяволу! Все равно до самого конца мне не
дожить...
Машина катилась мимо особняка Стервятника Барбриджа. Во всех окнах по
случаю проливного дождя горел свет, видно было, как в окнах второго этажа,
в комнатах красотки Дины, движутся танцующие пары. Не то спозаранку
начали, не то со вчерашнего никак кончить не могут. Мода такая пошла по
городу: сутками напролет. Крепких мы вырастили молодцов, выносливых и
упорных в своих намерениях...
Нунан остановил машину перед невзрачным зданием с неприметной
вывеской "Юридическая контора Корш, Корш и Саймак". Он вынул и спрятал в
карман "этак", снова натянул на голову плащ, подхватил шляпу и опрометью
бросился в парадное мимо швейцара, углубленного в газету, по лестнице,
покрытой потертым ковром, застучал каблуками по темному коридору второго
этажа, пропитанному специфическим запахом, природу которого он в свое
время напрасно тщился выяснить, распахнул дверь в конце коридора и вошел в
приемную. На месте секретарши сидел незнакомый, очень смуглый молодой
человек. Он был без пиджака, рукава сорочки засучены. Он копался в
потрохах какого-то сложного электронного устройства, установленного на
столике вместо пишущей машинки. Ричард Нунан повесил плащ и шляпу на
гвоздик, обеими руками пригладил остатки волос за ушами и вопросительно
взглянул на молодого человека. Тот кивнул. Тогда Нунан открыл дверь в
кабинет.
Господин Лемхен грузно поднялся ему навстречу из большого кожаного
кресла, стоявшего у завешенного портьерой окна. Прямоугольное генеральское
лицо его собралось в складки, означающие не то приветливую улыбку, не то
скорбь по поводу дурной погоды, а может быть, с трудом обуздываемое
желание чихнуть.
- Ну вот и вы, - медлительно проговорил он. - Входите,
располагайтесь.
Нунан поискал взглядом, где бы расположиться, и не обнаружил ничего,
кроме жесткого стула с прямой спинкой, упрятанного за стол. Тогда он
присел на край стола. Веселое настроение его начало почему-то
улетучиваться, он и сам не понимал еще, почему. Вдруг ему стало ясно, что
хвалить его не будут. Скорее наоборот. День гнева, философически подумал
он и приготовился к худшему.
- Закуривайте, - предложил господин Лемхен, снова опускаясь в кресло.
- Спасибо, не курю.
Господин Лемхен покивал головой с таким видом, словно подтвердились
самые дурные его предположения, соединил перед лицом кончики пальцев обеих
рук и некоторое время внимательно разглядывал образовавшуюся фигуру.
- Полагаю, юридические дела фирмы "Мицубиси дэнси" мы обсуждать с
вами не будем, - проговорил он наконец.
Это была шутка. Ричард Нунан с готовностью улыбнулся и сказал:
- Как вам будет угодно!
Сидеть на столе было чертовски неудобно, ноги не доставали до полу.
- С сожалением должен сообщить вам, Ричард, - сказал господин Лемхен,
- что ваш рапорт произвел наверху чрезвычайно благоприятное впечатление.
- Гм... - произнес Нунан. Начинается, подумал он.
- Вас даже собирались представить к ордену, - продолжал господин
Лемхен, - однако я предложил повременить. И правильно сделал. - Он наконец
оторвался от созерцания фигуры из десяти пальцев и посмотрел исподлобья на
Нунана. - Вы спросите меня, почему я проявил такую, казалось бы,
чрезмерную осторожность...
- Наверное, у вас были к тому основания, - скучным голосом сказал
Нунан.
- Да, были. Что получалось из вашего рапорта, Ричард? Группа
"Метрополь" ликвидирована. Вашими усилиями. Группа "Зеленый цветочек"
взята с поличным в полном составе. Блестящая работа. Тоже ваша. Группы
"Варр", "Квазимодо", "Странствующие музыканты" и все прочие, я не помню их
названий, самоликвидировались, осознав, что не сегодня-завтра их накроют.
Это все на самом деле так и было, все подтверждается перекрестной
информацией. Поле боя очистилось. Оно осталось за вами, Ричард. Противник
в беспорядке отступил, понеся большие потери. Я верно изложил ситуацию?
- Во всяком случае, - осторожно начал Нунан, - последние три месяца
утечка материалов из Зоны через Хармонт прекратилась... По крайней мере,
по моим сведениям, - добавил он.
- Противник отступил, не так ли?
- Ну, если вы настаиваете именно на этом выражении... Так.
- Не так! - сказал господин Лемхен. - Дело в том, что этот противник
никогда не отступает. Я это знаю твердо. Поспешив с победным рапортом,
Ричард, вы продемонстрировали незрелость. Именно поэтому я предложил
воздержаться от немедленного представления вас к награде.
Да провались они, твои награды, думал Нунан, раскачивая ногой и
угрюмо глядя на мелькающий носок ботинка. В паутину... на чердак я твои
награды вешал! Тоже мне моралист, воспитатель! Я и без тебя знаю, с кем я
здесь имею дело, нечего мне морали читать, какой у меня противник. Скажи
просто и ясно: где, как и что я прошлепал... Что эти негодяи откололи
еще... где, как и какие нашли щели... и без предисловий, я тебе не
приготовишка сопливый, мне уже за полста перевалило, и я тебе здесь не
ради твоих орденов сижу...
- Что вы слышали о Золотом шаре? - спросил вдруг господин Лемхен.
Господи, с раздражением подумал Нунан, Золотой-то шар здесь при чем?
Провалился бы ты с твоей манерой разговаривать...
- Золотой шар есть легенда, - скучным голосом доложил он. -
Мифическое сооружение в Зоне, имеющее форму и вид некоего золотого шара,
предназначенное для исполнения человеческих желаний.
- Любых?
- В соответствии с каноническим текстом легенды - любых. Существуют,
однако, варианты...
- Так, - произнес господин Лемхен. - А что вы слышали о
"смерть-лампе"?
- Восемь лет назад, - скучным голосом затянул Нунан, - сталкер по
имени Стефан Норман, по кличке Очкарик, вынес из Зоны некое устройство,
представляющее собою, насколько можно судить, нечто вроде системы
излучателей, смертоносно действующих на земные организмы. Упомянутый
Очкарик предлагал этот агрегат институту. В цене они не сошлись, Очкарик
ушел в Зону и не вернулся. Где находится агрегат в настоящее время -
неизвестно. В институте до сих пор рвут на себе волосы. Известный вам Хью
из "Метрополя" предлагал за этот агрегат любую сумму, какая уместится на
листке чековой книжки.
- Все? - спросил господин Лемхен.
- Все, - ответил Нунан. Он демонстративно оглядывал комнату. Комната
была скучная, смотреть было не на что.
- Так, - сказал Лемхен. - А что вы слышали о "рачьем глазе"?
- О каком глазе?
- О рачьем. Рак. Знаете? - Господин Лемхен постриг воздух двумя
пальцами. - С клешнями.
- В первый раз слышу, - сказал Нунан, нахмурившись.
- Ну а что вы знаете о "гремучих салфетках"?
Нунан слез со стола и встал перед Лемхеном, засунув руки в карманы.
- Ничего не знаю, - сказал он. - А вы?
- К сожалению, я тоже ничего не знаю. Ни о "рачьем глазе", ни о
"гремучих салфетках". А между тем они существуют.
- В моей Зоне? - спросил Нунан.
- Вы сядьте, сядьте, - сказал господин Лемхен, помахивая ладонью. -
Наш разговор только начинается. Сядьте.
Нунан обогнул стол и уселся на жесткий стул с высокой спинкой.
Куда гнет? - лихорадочно думал он. - Что еще за новости? Наверное,
нашли что-нибудь в других Зонах, а он меня разыгрывает, скотина. Всегда он
меня не любил, старый черт, не может забыть того стишка...
- Продолжим наш маленький экзамен, - объявил Лемхен, отогнул портьеру
и выглянул в окно. - Льет, - сообщил он. - Люблю. - Он отпустил портьеру,
откинулся в кресле и, глядя в потолок, спросил: - Как поживает старый
Барбридж?
- Барбридж? Стервятник Барбридж под наблюдением. Калека, в средствах
не нуждается. С Зоной не связан. Содержит четыре бара, танцкласс и
организует пикники для офицеров гарнизона и туристов. Дочь, Дина, ведет
рассеянный образ жизни. Сын, Артур, только что окончил юридический
колледж.
Господин Лемхен удовлетворенно покивал.
- Отчетливо, - похвалил он. - А что поделывает Креон Мальтиец?
- Один из немногих действующих сталкеров. Был связан с группой
