На лужайке был расстелен огромный красный мат, а на мате восседала со
стаканом в руке Дина Барбридж в почти невидимом купальном костюме; рядом
валялась книжка в пестрой обложке, и тут же, в тени под кустом, стояло
блестящее ведерко со льдом, из которого торчало узкое длинное горлышко
бутылки.
- Здорово, Рыжий! - сказала Дина Барбридж, делая приветственное
движение стаканом. - А где же папахен? Неужели опять засыпался?
Рэдрик подошел и, заведя руки с портфелем за спину, остановился,
глядя на нее сверху вниз. Да, детей себе Стервятник у кого-то в Зоне
выпросил на славу. Вся она была атласная, пышно-плотная, без единого
изъяна, без единой лишней складки - полтораста фунтов двадцатилетней
лакомой плоти, и еще изумрудные глаза, светящиеся изнутри, и еще большой
влажный рот и ровные белые зубы, и еще вороные волосы, блестящие под
солнцем, небрежно брошенные на одно плечо, и солнце так и ходило по ней,
переливаясь с плеч на живот и на бедра, оставляя тени между почти голыми
грудями. Он стоял над нею и откровенно разглядывал ее, а она смотрела на
него снизу вверх, понимающе усмехаясь, а потом поднесла стакан к губам и
сделала несколько глотков.
- Хочешь? - сказала она, облизывая губы, и подождав ровно столько,
чтобы двусмысленность дошла до него, протянула ему стакан.
Он отвернулся, поискал глазами и, обнаружив в тени шезлонг, уселся и
вытянул ноги.
- Барбридж в больнице, - сказал он. - Ноги ему отрежут.
По-прежнему улыбаясь, она смотрела на него одним глазом, другой
скрывала плотная волна волос, упавшая на плечо, только улыбка ее сделалась
неподвижной, сахарный оскал на смуглом лице. Потом она машинально покачала
стакан, словно бы прислушиваясь к звяканью льдинок о стенки, и спросила:
- Обе ноги?
- Обе. Может быть, до колен, а может быть, и выше.
Она поставила стакан и отвела с лица волосы. Она больше не улыбалась.
- Жаль, - проговорила она. - А ты, значит...
Именно ей, Дине Барбридж, он мог бы подробно рассказать, как все это
случилось и как все это было. Наверное, он мог бы ей рассказать даже, как
возвращался к машине, держа наготове кастет, и как Барбридж просил, не за
себя просил даже, за детей, за нее и за Арчи, и сулил Золотой шар. Но он
не стал рассказывать. Он молча полез за пазуху, вытащил пачку ассигнаций и
бросил ее на красный мат, прямо к длинным голым ногам Дины. Банкноты
разлетелись радужным веером. Дина рассеянно взяла несколько штук и стала
их рассматривать, словно видела впервые, но не очень интересовалась.
- Последняя получка, значит, - проговорила она.
Рэдрик перегнулся с шезлонга, дотянулся до ведерка и, вытащив
бутылку, взглянул на ярлык. По темному стеклу стекала вода, и Рэдрик отвел
бутылку в сторону, чтобы не капало на брюки. Он не любил дорогого виски,
но сейчас можно было хлебнуть и этого. И он уже нацелился хлебнуть прямо
из горлышка, но его остановили невнятные протестующие звуки за спиной. Он
оглянулся и увидел, что через лужайку, мучительно переставляя кривые ноги,
изо всех сил спешит Суслик, держа перед собой в обеих руках высокий стакан
с прозрачной смесью. От усердия пот градом катился по его черно-багровому
лицу, налитые кровью глаза совсем вылезли из орбит, и увидев, что Рэдрик
смотрит на него, он чуть ли не с отчаянием протянул перед собой стакан и
снова не то замычал, не то заскулил, широко и бессильно раскрывая беззубый
рот.
- Жду, жду, - сказал ему Рэдрик и сунул бутылку обратно в лед.
Суслик подковылял наконец, подал Рэдрику стакан и с робкой
фамильярностью потрепал его по плечу клешнятой рукой.
- Спасибо, Диксон, - серьезно сказал Рэдрик. - Это как раз то самое,
чего мне сейчас не хватало. Ты, как всегда, на высоте, Диксон.
И пока Суслик в смущении и восторге тряс головой и судорожно бил себя
здоровой рукой по бедру, Рэдрик торжественно поднял стакан, кивнул ему и
залпом отпил половину. Потом он посмотрел на Дину.
- Хочешь? - сказал он, показывая ей стакан.
Она не ответила. Она складывала ассигнацию пополам, и еще раз
пополам, и еще раз пополам.
- Брось, - сказал он. - Не пропадет. У твоего папаши...
Она перебила его:
- А ты его, значит, тащил, - сказала она. Она его не спрашивала, она
утверждала. - Пер его, дурак, через всю Зону, кретин рыжий, пер на хребте
эту сволочь, слюнтяй. Такой случай упустил...
Он смотрел на нее, забыв о стакане, а она поднялась, подошла, ступая
по разбросанным банкнотам, и остановилась перед ним, уперев сжатые кулаки
в гладкие бока, загородив от него весь мир своим великолепным телом,
пахнущим духами и сладким потом.
- Вот так он всех вас, идиотиков, вокруг пальца... По костям вашим,
по вашим башкам безмозглым... Погоди, погоди, он еще на костылях по вашим
черепушкам походит, он вам еще покажет братскую любовь и милосердие! - Она
уже почти кричала. - Золотой шар небось тебе обещал, да? Карту, ловушки,
да? Болван! Кретин! По роже твоей конопатой вижу, что обещал... Погоди, он
тебе еще даст карту, упокой, господи, глупую душу рыжего дурака Рэдрика
Шухарта...
Тогда Рэдрик неторопливо поднялся и с размаху залепил ей пощечину, и
она смолкла на полуслове, опустилась, как подрубленная, на траву и уткнула
лицо в ладони.
- Дурак... рыжий... - невнятно проговорила она. - Такой случай
упустил... такой случай...
Рэдрик, глядя на нее сверху вниз, допил стакан и, не оборачиваясь,
ткнул его Суслику. Говорить здесь было больше не о чем. Хороших деток
вымолил себе Стервятник Барбридж в Зоне! Любящих и почтительных!
Он вышел на улицу, поймал такси и велел ехать к "Боржчу". Надо было
кончать все эти дела, спать хотелось невыносимо, перед глазами все плыло,
и он таки заснул, навалившись на портфель всем телом, и проснулся, только
когда шофер потряс его за плечо.
- Приехали, мистер...
- Где это мы? - проговорил он, спросонья озираясь. - Я же тебе велел
в банк...
- Никак нет, мистер, - осклабился шофер. - Велели к "Боржчу". Вот вам
"Боржч".
- Ладно, - проворчал Рэдрик. - Приснилось что-то...
Он расплатился и вылез, с трудом шевеля затекшими ногами. Асфальт уже
раскалился под солнцем, стало очень жарко. Рэдрик почувствовал, что он
весь мокрый, во рту было гадко, глаза слезились. Прежде чем войти, он
огляделся. Улица перед "Боржчем", как всегда в этот час, была пустынной.
Заведения напротив еще не открывались, да и сам "Боржч" был, собственно,
закрыт, но Эрнест был уже на посту, протирал бокалы, хмуро поглядывая
из-за стойки на трех каких-то типов, лакавших пиво за угловым столиком. С
остальных столиков еще не были сняты перевернутые стулья, незнакомый негр
в белой куртке надраивал пол шваброй, и еще один негр корячился с ящиками
пива за спиной у Эрнеста. Рэдрик подошел к стойке, положил на стойку
портфель и поздоровался. Эрнест пробурчал в ответ что-то неприветливое.
- Пива налей, - сказал Рэдрик и судорожно зевнул.
Эрнест грохнул на стойку пустую кружку, выхватил из холодильника
бутылку, откупорил ее и наклонил над кружкой. Рэдрик, прикрывая рот
ладонью, уставился на его руку. Рука дрожала. Горлышко бутылки несколько
раз звякнуло о край кружки. Рэдрик взглянул Эрнесту в лицо. Тяжелые веки
Эрнеста были опущены, маленький рот искривлен, толстые щеки обвисли. Негр
шаркал шваброй под самыми ногами у Рэдрика, типы в углу азартно и злобно
спорили о бегах, негр, ворочавший ящики, толкнул Эрнеста задом так, что
тот покачнулся. Негр принялся бормотать извинения. Эрнест сдавленным
голосом спросил:
- Принес?
- Что принес? - Рэдрик оглянулся через плечо.
Один из типов лениво поднялся из-за столика, пошел к выходу и
остановился в дверях, раскуривая сигарету.
- Пойдем потолкуем, - сказал Эрнест.
Негр со шваброй теперь тоже стоял между Рэдриком и дверью.
Здоровенный такой негр, вроде Гуталина, только в два раза шире.
- Пойдем, - сказал Рэдрик и взял портфель. Сна у него уже не было ни
в одном глазу.
Он зашел за стойку и протиснулся мимо негра с пивными ящиками. Негр
прищемил, видно, себе палец, облизывал ноготь, исподлобья разглядывая
Рэдрика. Тоже очень крепкий негр, с проломленным носом и расплющенными
ушами. Эрнест прошел в заднюю комнату, и Рэдрик последовал за ним, потому
что теперь уже все трое типов стояли у выхода, а негр со шваброй оказался
перед кулисами, ведущими на склад.
В задней комнате Эрнест отступил в сторону и, сгорбившись, сел на
стул у стены, а из-за стола поднялся капитан Квотерблад, желтый и
скорбный, а откуда-то слева выдвинулся громадный ооновец в нахлобученной
на глаза каске, быстро взял Рэдрика за бока и провел огромными ладонями по
карманам. У правого бокового кармана он задержался, извлек кастет и
легонько подтолкнул Рэдрика к капитану. Рэдрик подошел к столу и поставил
перед капитаном Квотербладом портфель.
- Что же ты, зараза! - сказал он Эрнесту.
Эрнест уныло двинул бровями и пожал одним плечом. Все было ясно. В
дверях уже стояли, ухмыляясь, оба негра, и больше дверей не было, а окно
было закрыто и забрано снаружи основательной решеткой.
Капитан Квотерблад, с отвращением кривя лицо, обеими руками копался в
портфеле, выкладывая на стол: "пустышки" малые - две штуки; "батарейки" -
девять штук; "черные брызги" разных размеров - шестнадцать штук в
полиэтиленовом пакете; "губки" прекрасной сохранности - две штуки;
"газированной глины" - одна банка...
- В карманах есть что-нибудь? - тихо произнес капитан Квотерблад. -
Выкладывайте...
- Гады, - сказал Рэдрик. - Зар-разы.
Он сунул руку за пазуху и швырнул на стол пачку банкнот. Банкноты
полетели во все стороны.
- Ого! - произнес капитан Квотерблад. - Еще?
- Жабы вонючие! - заорал Рэдрик, выхватил из кармана вторую пачку и с
размаху швырнул ее себе под ноги. - Жрите! Подавитесь!
- Очень интересно, - произнес капитан Квотерблад спокойно. - А теперь
подбери все это.
- Бог подаст! - сказал ему Рэдрик, закладывая руки за спину. - Холуи
твои подберут. Сам подберешь!
- Подбери деньги, сталкер, - не повышая голоса, сказал капитан
Квотерблад, упираясь кулаками в стол и весь подавшись вперед.
Несколько секунд они молча глядели друг другу в глаза, потом Рэдрик,
бормоча ругательства, опустился на корточки и неохотно принялся собирать
деньги. Негры за спиной захихикали, а ооновец злорадно фыркнул.
- Не фыркай, ты! - сказал ему Рэдрик. - Сопля вылетит!
Он ползал уже на коленях, собирая бумажки по одной, все ближе
подбираясь к темному медному кольцу, мирно лежащему в заросшей грязью
выемке в паркете, поворачиваясь так, чтобы было удобно; он все выкрикивал
и выкрикивал грязные ругательства, все, какие мог вспомнить, и еще те,
которые придумывал на ходу, а когда настал момент, он замолчал, напрягся,
ухватился за кольцо, изо всех сил рванул его вверх, и распахнувшаяся
крышка люка еще не успела грохнуться об пол, а он уже нырнул вниз головой,
вытянув напряженные руки, в сырую холодную тьму винного погреба.
Он упал на руки, перекатился через голову, вскочил и, согнувшись,
бросился, ничего не видя, полагаясь только на память и на удачу, в узкий
проход между штабелями ящиков, на ходу дергая, раскачивая эти штабеля и
слыша, как они со звоном и грохотом валятся в проход позади него;
оскальзываясь, взбежал по невидимым ступенькам, всем телом вышиб обитую
ржавой жестью дверь и оказался в гараже Эрнеста. Он весь трясся и тяжело
дышал, перед глазами плыли кровавые пятна, сердце тяжелыми болезненными
толчками било в самое горло, но он не остановился ни на секунду. Он сразу
