смотришь, ночь пришла - к постылой бабе под одеяло, ублюдков плодить.
Стачки ваши, демонстрации, политика раздолбанная... В гробу я вашу Европу
видел, - говорю, - занюханную.
- Ну почему же обязательно Европа?..
- А, - говорю, - везде одно и то же, а в Антарктиде еще вдобавок
холодно.
И ведь что удивительно: говорил я ему и всеми печенками верил в то,
что говорил. И Зона наша, гадина, стервозная, убийца, во сто раз милее мне
в этот момент была, чем все ихние Европы и Африки. И ведь пьян еще не был,
а просто представилось мне на мгновение, как я, весь измочаленный, с
работы возвращаюсь в стаде таких же кретинов, как меня в ихнем метро давят
со всех сторон и как все мне обрыдло, и ничего мне не хочется.
- А вы что скажете? - обращается востроносый к Эрнесту.
- У меня дело, - веско отвечает Эрни. - Я вам не сопляк какой-нибудь!
Я все свои деньги в это дело вложил. Ко мне иной раз сам комендант
заходит, генерал, понял? Чего же я отсюда поеду?..
Господин Алоиз Макно принялся ему что-то втолковывать с цифрами, но я
его уже не слушал. Хлебнул я как следует из бокала, выгреб из кармана кучу
мелочи, слез с табуретки и первым делом запустил музыкальный автомат на
полную катушку. Есть там одна такая песенка - "Не возвращайся, если не
уверен". Очень она на меня хорошо действует после Зоны... Ну, автомат,
значит, гремит и завывает, а я забрал свой бокал и пошел в угол к
"однорукому бандиту" старые счеты сводить. И полетело время, как птичка...
Просаживаю это я последний никель, и тут вваливаются под гостеприимные
своды Ричард Нунан с Гуталином. Гуталин уже на бровях, вращает белками и
ищет, кому бы дать в ухо, а Ричард Нунан нежно держит его под руку и
отвлекает анекдотами. Хороша парочка! Гуталин здоровенный, черный, как
офицерский сапог, курчавый, ручищи до колен, а Дик - маленький,
кругленький, розовенький весь, благостный, только что не светится.
- А! - кричит Дик, увидев меня. - Вот и Рэд здесь! Иди к нам, Рэд!
- Пр-равильно! - ревет Гуталин. - Во всем городе есть только два
человека - Рэд и я! Все остальные - свиньи, дети сатаны. Рэд! Ты тоже
служишь сатане, но ты все-таки человек...
Я подхожу к ним со своим бокалом, Гуталин сгребает меня за куртку,
сажает за столик и говорит:
- Садись, Рыжий! Садись, слуга сатаны! Люблю тебя. Поплачем о грехах
человеческих. Горько восплачем!
- Восплачем, - говорю. - Глотнем слез греха.
- Ибо грядет день, - возвещает Гуталин. - Ибо взнуздан уже конь
бледный, и уже вложил ногу в стремя всадник его. И тщетны молитвы
продавшихся сатане. И спасутся только ополчившиеся на него. Вы, дети
человеческие, сатаною прельщенные, сатанинскими игрушками играющие,
сатанинских сокровищ взалкавшие, - вам говорю: слепые! Опомнитесь,
сволочи, пока не поздно! Растопчите дьявольские бирюльки! - Тут он вдруг
замолчал, словно забыл, как будет дальше. - А выпить мне здесь дадут? -
Спросил он уже другим голосом. - Или где это я?.. Знаешь, Рыжий, опять
меня с работы поперли. Агитатор, говорят. Я им объясняю: опомнитесь, сами,
слепые, в пропасть валитесь и других слепцов за собой тянете! Смеются. Ну,
я дал управляющему по харе и ушел. Посадят теперь. А за что?
Подошел Дик, поставил на стол бутылку.
- Сегодня я плачу! - крикнул я Эрнесту.
Дик на меня скосился.
- Все законно, - говорю. - Премию будем пропивать.
- В Зону ходили? - спрашивает Дик. - Что-нибудь вынесли?
- Полную "пустышку", - говорю я. - На алтарь науки. И полные штаны
вдобавок. Ты разливать будешь или нет?
- "Пустышку"!.. - горестно гудит Гуталин. - За какую-то "пустышку"
жизнью своей рисковал! Жив остался, но в мир принес еще одно дьявольское
изделие... А как ты можешь знать, Рыжий, сколько горя и греха...
- Засохни, Гуталин, - говорю я ему строго. - Пей и веселись, что я
живой вернулся. За удачу, ребята!
Хорошо пошло за удачу. Гуталин совсем раскис, сидит, плачет, течет у
него из глаз как из водопроводного крана. Ничего, я его знаю. Это у него
стадия такая: обливаться слезами и проповедовать, что Зона, мол, есть
дьявольский соблазн, выносить из нее ничего нельзя, а что уже вынесли, -
вернуть обратно и жить так, будто Зоны вовсе нет. Дьяволово, мол, дьяволу.
Я его люблю, Гуталина. Я вообще чудаков люблю. У него когда деньги
есть, он у кого попало хабар скупает, не торгуясь, за сколько спросят, а
потом ночью прет этот хабар обратно, в Зону, и там закапывает... Во
ревет-то, господи!
Ну ничего, он еще разойдется.
- А что это такое: полная "пустышка"? - спрашивает Дик. - Просто
"пустышку" я знаю, а вот что такое полная? Первый раз слышу.
Я ему объяснил. Он головой покачал, губами почмокал.
- Да, - говорит. - Это интересно. Это, - говорит, - что-то новенькое.
А с кем ты ходил? С русским?
- Да, - отвечаю. - С Кириллом и с Тендером. Знаешь, наш лаборант.
- Намучился с ними, наверное...
- Ничего подобного. Вполне прилично держались ребята. Особенно
Кирилл. Прирожденный сталкер, - говорю. - Ему бы опыта побольше,
торопливость с него эту ребячью сбить, я бы с ним каждый день в Зону
ходил.
- И каждую ночь? - спрашивает он с пьяным смешком.
- Ты это брось, - говорю. - Шутки шутками...
- Знаю, - говорит он. - Шутки шутками, а за такое можно и схлопотать.
Считай, что я тебе должен две плюхи...
- Кому две плюхи? - встрепенулся Гуталин. - Который здесь?
Схватили мы его за руки, еле усадили. Дик ему сигарету в зубы вставил
и зажигалку поднес. Успокоили. А народу тем временем все прибавляется.
Стойку уже облепили, многие столики заняты. Эрнест своих девок кликнул,
бегают они, разносят кому что: кому пива, кому коктейлей, кому чистого. Я
смотрю, последнее время в городе много незнакомых появилось, все больше
какие-то молокососы в пестрых шарфах до полу. Я сказал об этом Дику. Дик
кивнул.
- А как же, - говорит. - Начинается большое строительство. Институт
три новых здания закладывает, а кроме того, Зону собираются стеной
огородить от кладбища до старого ранчо. Хорошие времена для сталкеров
кончаются...
- А когда они у сталкеров были? - говорю. А сам думаю: "Вот тебе и
на, что еще за новости? Значит, теперь не подработаешь. Ну что ж, может,
это и к лучшему, соблазна меньше. Буду ходить в Зону днем, как порядочный,
- деньги, конечно, не те, но зато куда безопаснее: "галоша", спецкостюм,
то-се, и на патрулей наплевать... Прожить можно и на зарплату, а выпивать
буду на премиальные". И такая меня тоска взяла! Опять каждый грош считать:
это можно себе позволить, это нельзя себе позволить, Гуте на любую тряпку
копи, в бар не ходи, ходи в кино... И серо все, серо. Каждый день серо, и
каждый вечер, и каждую ночь.
Сижу я так, думаю, а Дик над ухом гудит:
- Вчера в гостинице зашел я в бар принять ночной колпачок, сидят
какие-то новые. Сразу они мне не понравились. Подсаживается один ко мне и
заводит разговор издалека, дает понять, что он меня знает, знает, кто я,
где работаю, и намекает, что готов хорошо оплачивать разнообразные
услуги...
- Шпик, - говорю я. Не очень мне интересно было это, шпиков я здесь
навидался и разговоров насчет услуг наслышался.
- Нет, милый мой, не шпик. Ты послушай. Я немножко с ним побеседовал,
осторожно, конечно, дурачка такого состроил. Его интересуют кое-какие
предметы в Зоне, и при этом предметы серьезные. Аккумуляторы, "зуда",
"черные брызги" и прочая бижутерия ему не нужна. А на то, что ему нужно,
он только намекал.
- Так что же ему нужно? - спрашиваю я.
- "Ведьмин студень", как я понял, - говорит Дик и странно как-то на
меня смотрит.
- Ах, "ведьмин студень" ему нужен! - говорю я. - А "смерть-лампа"
ему, случайно, не нужна?
- Я его тоже так спросил.
- Ну?
- Представь себе, нужна.
- Да? - говорю я. - Ну так пусть сам и добывает все это. Это же раз
плюнуть! "Ведьмина студня" вон полные подвалы, бери ведро да зачерпывай.
Похороны за свой счет.
Дик молчит, смотрит на меня исподлобья и даже не улыбается. Что за
черт, нанять он меня хочет, что ли? И тут до меня дошло.
- Подожди, - говорю. - Кто же это такой был? "Студень" запрещено даже
в институте изучать...
- Правильно, - говорит Дик неторопливо, а сам все на меня смотрит. -
Исследования, представляющие потенциальную опасность для человечества.
Понял теперь, кто это?
Ничего я не понимал.
- Пришельцы, что ли? - говорю.
Он расхохотался, похлопал меня по руке и говорит:
- Давай-ка лучше выпьем, простая ты душа!
- Давай, - говорю, но злюсь. Тоже мне нашли себе простую душу, сукины
дети! - Эй, - говорю, - Гуталин! Хватит спать, давай выпьем.
Нет, спит Гуталин. Положил свою черную ряшку на черный столик и спит,
руки до полу свесил. Выпили мы с Диком без Гуталина.
- Ну ладно, - говорю. - Простая я там душа или сложная, а про этого
типа я бы тут же донес куда следует. Уж на что я не люблю полицию, а сам
бы пошел и донес.
- Угу, - говорит Дик. - А тебя бы в полиции спросили: а почему,
собственно, оный тип именно к вам обратился? А?
Я помотал головой:
- Все равно. Ты, толстый боров, в городе третий год, а в Зоне ни разу
не был, "ведьмин студень" только в кино видел, а посмотрел бы ты его в
натуре, да что он с человеком делает, ты бы тут же и обгадился. Это,
милок, страшная штука, ее из Зоны выносить нельзя... Сам знаешь, сталкеры
- люди грубые, им только капусту подавай, да побольше, но на такое даже
покойный Слизняк не пошел бы. Стервятник Барбридж на такое не пойдет... Я
даже представить себе боюсь, кому и для чего "ведьмин студень" может
понадобиться...
- Что ж, - говорит Дик. - Все это правильно. Только мне, понимаешь,
не хочется, чтобы в одно прекрасное утро нашли меня в постельке
покончившего жизнь самоубийством. Я не сталкер, однако человек тоже грубый
и деловой, и жить, понимаешь, люблю. Давно живу, привык уже...
Тут Эрнест вдруг заорал из-за стойки:
- Господин Нунан! Вас к телефону!
- Вот дьявол, - говорит Дик злобно. - Опять, наверное, рекламация.
Везде найдут. Извини, - говорит, - Рэд.
Встает он и уходит к телефону. А я остаюсь с Гуталином и с бутылкой,
и поскольку от Гуталина проку никакого нет, то принимаюсь я за бутылку
вплотную. Черт бы побрал эту Зону, нигде от нее спасения нет. Куда ни
пойдешь, с кем ни заговоришь - Зона, Зона, Зона... Хорошо, конечно,
Кириллу рассуждать, что из Зоны проистечет вечный мир и благорастворение
воздухов. Кирилл хороший парень, никто его дураком не назовет, наоборот,
умница, но ведь он же о жизни ни черта не знает. Он же представить себе не
может, сколько всякой сволочи крутится вокруг Зоны. Вот теперь,
пожалуйста: "ведьмин студень" кому-то понадобился. Нет, Гуталин хоть и
пропойца, хоть и психованный он на религиозной почве, но иногда
подумаешь-подумаешь, да и скажешь: может, действительно оставить дьяволово
дьяволу? Не тронь дерьмо...
Тут усаживается на место Дика какой-то сопляк в пестром шарфе.
- Господин Шухарт? - спрашивает.
- Ну? - говорю.
- Меня зовут Креон, - говорит. - Я с Мальты.
- Ну, - говорю. - И как там у вас на Мальте?
- У нас на Мальте неплохо, но я не об этом. Меня к вам направил
Эрнест.
Так, думаю. Сволочь все-таки этот Эрнест. Ни жалости в нем нет,
ничего. Вот сидит парнишка смугленький, чистенький, красавчик, не брился
поди еще ни разу и девку еще ни разу не целовал, а Эрнесту все равно, ему
бы только побольше народу в Зону загнать, один из трех с хабаром вернется
