- Но это еще не все, - продолжала Орди. - Он умеет снимать боль.
- Как это? - спросил Лесник.
- Я не знаю, как он это делает. Он массирует виски, шепчет что-то, и
боль проходит. Меня дважды схватывало у матери, и оба раза он мне помог. В
первый раз не очень, но все-таки я не потеряла сознания, как обычно. А во
второй раз боли не было совсем...
И сразу все переменилось. Только что они были судьями, только что они
решали, как им казалось, вопрос его жизни и смерти, а теперь судьи
исчезли, и остались измученные обреченные люди, которые вдруг ощутили
надежду. Они смотрели на него, будто ждали, что он вот сейчас, немедленно
снимет с них кошмар, терзавший их ежеминутно, каждый день и каждую ночь
много лет подряд... Ну что же, подумал Максим, здесь я по крайней мере
буду нужен не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы лечить... Но
почему-то эта мысль не доставила ему никакого удовлетворения. Башни, думал
он. Какая гадость... Это же надо было придумать. Надо быть сумасшедшим,
надо быть садистом, чтобы это придумать...
- Вы действительно это умеете? - спросил Доктор.
- Что?
- Снимать боль...
- Снимать боль... Да.
- Как?
- Я не могу вам объяснить. У меня не хватит слов, а у вас не хватит
знаний... Я не понимаю, разве у вас нет лекарств, каких-нибудь
болезащитных препаратов?
- От этого не помогают никакие лекарства. Разве что в смертельной
дозе.
- Слушайте, - сказал Максим. - Я, конечно, готов снимать боль... я
постараюсь... Но это же не выход! Надо искать какое-нибудь массовое
средство... У вас есть химики?
- У нас все есть, - сказал широкоплечий, - но это задача не решается,
Мак. Если бы она решалась, государственный прокурор не мучался бы от боли,
как и мы. Уж он-то раздобыл бы лекарство. А сейчас он перед каждым
регулярным сеансом напивается и парится в горячей ванне.
- Государственный прокурор - выродок? - спросил Максим озадаченно.
- По слухам, - сказал широкоплечий сухо. - Но мы отвлеклись. Птица,
ты закончила? Кто хочет еще?
- Погоди, Генерал, - сказал Лесник. - Это что же получается? Это же
получается, что он наш благодетель? Ты и у меня можешь боль снимать?.. Да
ведь этому человеку цены нет, я его из подвала не выпущу, у меня же,
извиняюсь, такие боли, что терпеть невозможно... А может быть, он и
порошки выдумает? Ведь выдумаешь, а?.. Нет, господа мои, товарищи, такого
человека надо беречь...
- То-есть, ты - за, - сказал Генерал.
- То-есть, я так - за, что ежели кто его тронет...
- Понятно. Вы, Доктор?
- Я был бы "за" и без этого, - проворчал Доктор, попыхивая трубкой. -
У меня такое же впечатление, как у Птицы. Пока он еще не наш, но он станет
нашим, иначе быть не может. Им он во всяком случае никак не подходит.
Слишком умен.
- Хорошо, - сказал Генерал. - Вы, Копыто?
- Я - за, - сказал Мемо. - Полезный человек.
- Ну что же, сказал Генерал. - Я тоже - за. Очень рад за вас, Мак. Вы
- симпатичный парень, и мне было бы жалко убивать вас... - Он посмотрел на
часы. - Давайте поедим, - сказал он. - Скоро сеанс, и Мак покажет нам свое
искусство. Налейте ему пива, Лесник, и давайте на стол ваш хваленый сыр...
Копыто, ступайте и подмените Зеленого - он не ел с утра.
10
Последнее совещание перед операцией Генерал собрал в замке Двуглавой
Лошади. Это были заросшие плющом и травой развалины загородного музея,
разрушенного в годы войны, - место уединенное дикое, горожане не посещали
его из-за близости малярийного болота, а у местного населения оно
пользовалось дурной славой как пристанище воров и бандитов. Максим пришел
пешком вместе с Орди. Зеленый приехал на мотоцикле и привез Лесника.
Генерал и Мемо-Копыто уже ждали их в старой канализационной трубе,
выходящей прямо на болото. Генерал курил, а мрачный Мемо остервенело
отмахивался от комаров ароматической палочкой.
- Привез? - спросил он Лесника.
- Обязательно, - сказал Лесник и вытащил из кармана тюбик репеллента.
Все намазались, и Генерал открыл совещание.
Мемо расстелил схему и снова повторил ход операции. Все это было уже
известно наизусть. В час ночи группа подползает с четырех сторон к
проволочному заграждению и закладывает удлиненные заряды. Лесник и Мемо
действуют в одиночку - соответственно с севера и с запада. Генерал в паре
с Орди - с востока, Максим в паре с Зеленым - с юга. Взрывы производятся
одновременно ровно в час ноль-ноль, и сейчас же Генерал, Зеленый, Мемо и
Лесник врываются в проходы, имея задачей добежать до капонира и забросать
его гранатами. Как только огонь из капонира прекратится или ослабнет,
Максим и Орди с магнитными минами подбегают к башне и подготавливают
взрыв, предварительно бросив в капонир еще по две гранаты для страховки.
Затем они включают запалы, забирают раненых - только раненых! - и уходят
на восток через лес к проселку, где возле межевого знака будет ждать Малыш
с мотоциклом. Тяжело раненые грузятся в мотоцикл, легко раненые и здоровые
уходят пешком. Место сбора - домик Лесника. Ждать на месте сбора не более
двух часов, после чего уходить обычным порядком. Вопросы есть? Нет? У меня
все.
Генерал бросил окурок, полез за пазуху и извлек пузырек с желтыми
таблетками.
- Внимание, - сказал он. - По решению штаба план операции несколько
меняется. Начало операции переносится на двадцать два ноль-ноль...
- Массаракш! - сказал Мемо. - Что еще за новости!
- Не перебивайте, - сказал Генерал. - Ровно в двадцать два ноль-ноль
начинается вечерний сеанс. За несколько секунд до этого каждый из нас
примет по две таких таблетки. Далее все по старому плану с одним
исключением: Птица наступает как гранатометчик вместе со мной. Все мины
будут у Мака, башню подрывает он один.
- Это как же? - задумчиво сказал Лесник, разглядывая схему. - Это мне
никак не понятно. Двадцать два часа - это же вечерний сеанс... Я же,
извиняюсь, как лягу, так и не встану, пластом лежать буду... Меня,
извиняюсь, колом не поднимешь...
- Одну минуту, - сказал Генерал. - Еще раз повторяю: без десяти
секунд десять все примут этот болеутолитель. Понимаете, Лесник?
Болеутолитель примете. Таким образом, к десяти часам...
- Я эти пилюли знаю, - сказал Лесник. - Две минуты облегчения, а
потом совсем в узел завяжешься... небо в овчинку... знаем, пробовали.
- Это новые пилюли, - терпеливо сказал Генерал. - Они действуют до
пяти минут. Добежать до капонира и бросить гранаты мы успеем, а остальное
сделает Мак.
Наступило молчание. Они думали. Туго соображающий Лесник со скрипом
копался в волосах, отвесив нижнюю губу. Видно было, как идея медленно
доходит до него, он часто заморгал, оставил в покое шевелюру, оглядел всех
просветлевшим взглядом и, оживившись, хлопнул себя по коленям.
Чудесный дядька, добряк, с ног до головы исполосованный жизнью и
ничего о жизни так и не узнавший. Ничего ему не надо было, и ничего он не
хотел, кроме как чтобы оставили его в покое, дали бы вернуться к семье и
сажать свеклу. Хорошие деньги до войны зарабатывал он на свекле, крепкий
был хозяин, хоть и молодой, а войну провел в окопах и пуще атомных
снарядов боялся своего капрала, такого же мужика, но хитрого и большого
подлеца. Максима он очень полюбил, век благодарен был, что залечил ему
Максим старый свищ на голени, и с тех пор уверовал, что пока Максим тут,
ничего плохого с ними случиться не может. Максим весь этот месяц ночевал у
него в подвале, и каждый раз, когда укладывались спать, Лесник рассказывал
Максиму сказку, одну и ту же, но с разными концами: "А вот жила на болоте
жаба, большая была дура, прямо даже никто не верил, и вот повадилась она,
дура..." Никак не мог Максим вообразить его в кровавом деле, хотя говорили
ему, что Лесник - боец умелый и беспощадный.
- Новый план дает следующие преимущества, - говорил Генерал. -
Во-первых, нас в это время не ждут. Преимущество внезапности. Во-вторых,
прежний план разработан уже давно, и достаточно велика опасность, что
противнику он известен. Теперь мы его опережаем. Вероятность успеха
увеличивается...
Зеленый все время одобрительно кивал. Хищное лицо его светилось
злорадным удовольствием, ловкие длинные пальцы сжимались и разжимались. Он
любил неожиданности - очень рискованный был человек. Прошлое его было
темно. Он был вор и, кажется, убийца, порождение черного послевоенного
времени, сирота, шпана, ворами воспитанный, ворами вскормленный, ворами
выбитый, сидел в тюрьме, бежал - нагло, неожиданно, как делал все -
попытался вернуться к своему ворью, но времена переменились, дружки не
потерпели выродка, хотели его выдать, но он отбился и снова бежал,
скрывался по деревням, пока не нашел его покойный Гэл Кетшеф. Он был
умница, фантазер, землю полагал плоской, небо твердым, и именно в силу
своего невежества, взбадриваемого бурной фантазией, был единственным
человеком на обитаемом острове, который, кажется, подозревал в Максиме не
горца какого-то ("Видал я этих горцев, во всех видах видал"), не странную
игру природы ("Мы от природы все везде одинаковые, что в тюрьме, что на
воле"), а прямо-таки пришельца из невозможных мест, скажем, из-за небесной
тверди. Открыто об этом он Максиму никогда не говорил, но намеки делал и
относился к нему с почтением, переходящим в подхалимаж. "Ты у нас Батей
станешь, - говорил он. - Вот тогда я под тобой развернусь..." Как и куда
он собирался разворачиваться, было совершенно непонятно, но одно было
ясно: очень любил Зеленый рисковые дела и терпеть не мог никакой работы. И
еще не нравилось в нем Максиму дикая его и первобытная жестокость. Это
была та же пятнистая обезьяна, только прирученная, натасканная на
панцирных волков.
- Мне это не нравится, - сказал Мемо угрюмо. - Это авантюра. Без
подготовки, без проверки... Нет, мне это не нравится.
Ему никогда ничего не нравилось, этому Мемо Грамену по прозвищу
Копыто Смерти. Его никогда ничто не удовлетворяло, и он всегда чего-то
боялся. Прошлое его скрывалось, потому что в подполье он сначала занимал
весьма высокий пост. Потом он однажды попался в лапы контрразведки и выжил
только чудом - изуродованный пытками был вытащен соседями по камере,
устроившими побег. После этого, по законам подполья, его вывели из штаба,
хотя он и не внушал никаких подозрений. Он был назначен помощником к Гэлу
Кетшефу, дважды участвовал в нападениях на башни, лично уничтожил
несколько патрульных машин, выследил и собственноручно застрелил командира
одной из гвардейских бригад, был известен как человек фанатической
смелости и отличный пулеметчик. Его уже собирались сделать руководителем
группы в каком-то городке на юго-западе, но тут группа Гэла попалась.
Подозрений Копыто по-прежнему не вызывал, его даже назначили руководителем
новой группы, но он, видимо, все время чувствовал на себе косые взгляды,
которых не было, но которые вполне могли бы быть: в подполье не жаловали
людей, которым слишком везет. Он был молчалив, придирчив, хорошо знал
науку конспирации и требовал безусловного выполнения всех ее правил, даже
самых незначительных. На общие темы никогда ни с кем не говорил, занимался
только делами группы и добился того, что у группы было все - и оружие, и
продукты, и деньги, и хорошая сеть явок, и даже мотоцикл. Максима он
недолюбливал. Это чувствовалось, и Максим не знал - почему, а спрашивать
ему не хотелось: Мемо был не из тех людей, с кем приятно откровенничать.
Может быть, все дело было в том, что Максим единственный чувствовал его
