-- У тебя ведь, кажется, что-то с ней было? -- осторожно спрашивает он.
-- Это тебе только кажется.
-- А я уверен, что ты был в нее влюблен.
-- Хватит об этом, -- резко говорю я и сажусь в постели. И Виктор тоже
садится. Он берет с тумбочки пачку сигарет, предлагает мне и сам закуривает.
И вдруг я начинаю рассказывать ему обо всем. Выкладываю все. Голос у меня
иногда начинает дрожать, и я боюсь, что он начнет сейчас сочувствовать и
давать советы. Но он только слушает и курит. А когда я кончаю, говорит:
-- Ладно, давай спать, братишка.
Я долго еще лежу в темноте, смотрю в окно на башню кирки, на стены и на
Виктора, который притворяется спящим.
Хорошо иметь брата, и заиметь сестру, и получить шанс стать дядей.
Утром, слегка побоксировав, мы принимаем душ и спускаемся вниз, в кафе.
Берем омлет с ветчиной. Утром в кафе тишь да благодать. Все читают газеты.
Виктор тоже читает.
-- Ну, что там нового? -- спрашиваю с полным ртом. -- Фидель толкнул
речугу в ООН?
-- М-м-м, -- отвечает Виктор.
-- Как ты думаешь, полезут янки на Кубу? -- спрашиваю я.
-- А что, ты хочешь добровольцем записаться?
-- Не прочь, -- я поглаживаю свою бородку. -- По-моему, я уже готов.
Виктор предлагает поехать на стадион, там сегодня матч по мотоболу. Я
согласен целиком и полностью. Мы выходим в вестибюль, я покупаю польский
журнал, а Виктор отдает администраторше ключи от номера.
-- Вам телеграмма, товарищ Денисов. Виктор распечатывает телеграмму.
-- От кого это? -- спрашиваю я, разглядывая красоток в польском
журнале.
Виктор не отвечает. Он стоит спиной ко мне и читает плакат "Аэрофлота".
-- Что такое? -- Я подхожу к нему.
-- Отменяется стадион.
-- Что случилось? -- тихо спрашиваю я, у меня сжимается сердце. -- С
мамой что-нибудь?
-- Да нет. Это с работы. Вызывают меня.
-- Куда?
-- Оказывается, у нас изменили график. Я должен лететь. У нас
начинаются полевые испытания.
-- Испытания чего? -- глупо спрашиваю я. Виктор вынимает деньги и
расплачивается за номер.
-- Как чего? -- бормочет он. -- Автомобилей, мотоциклов, пароходов,
самолетов...
-- Так куда ты сейчас летишь?
-- Сейчас в Москву, а потом дальше.
-- Далеко дальше-то?
-- Далеко! -- восклицает Виктор. -- В Крым, на Кавказ, в Сочи,
Сухуми...
-- Ах, да, -- говорю я едко, -- ведь ты же у нас засекреченный товарищ.
Я ужасно расстроен. Мне очень хотелось пойти с Виктором на стадион, а
потом в филармонию, где будут на концерте все наши ребята.
Виктор бежит к лифту. Вместо стадиона мы едем на аэродром. В такси я
немного подтруниваю над ним, но он молчит и как-то отчужденно улыбается.
Сейчас мы едем с ним в такси на каких-то неравных началах.
-- Вот черт, вот я и отдохнул! -- говорит Виктор на аэродроме.
-- Обязательно сегодня лететь? -- спрашиваю я. -- Может быть, можно
завтра?
Виктор молчит и смотрит вдаль. Аэродром ревет, как зверинец во время
кормежки. Над ним висит желтое облако. Иногда оттуда, словно какие-то
болотные черти, возникают и, растопырившись, идут на посадку пузатые
самолеты. Один такой "ИЛ-14" стоит недалека от здания аэропорта. Под крылом
у не го бензовоз.
-- Подожди до завтра. Сходим на стадион. Хочешь, я сдам билет?
Виктор молчит. Над головой у нас гудит динамик. Металлический голос
произносит:
-- Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.
Проверка.
-- Ну, давай решай. Сегодня или завтра? Хочешь, монетку подброшу?
Бензовоз отъезжает из-под крыла самолета. Винты самолета начинают
медленно вращаться. К самолету подъезжает лесенка. Я вынимаю монетку, но
Виктор берет меня за руку.
-- Нет, старик, эти штуки тут не пройдут. Давай прощаться и лобызаться.
Мы обнимаемся.
-- Скажи там папе, маме... -- говорю я.
-- Скажу, -- говорит он.
-- Пиши им, старик, -- говорит он.
-- Обязательно, -- говорю я.
-- Вот я и отдохнул, -- говорит он.
-- Жаль, что так получилось, -- говорит он.
-- Ладно, старик, -- говорит он.
-- Держи хвост пистолетом, -- говорит он.
-- Пока, -- говорит он.
Он проходит через турникет и присоединяется к группе пассажиров.
Оборачивается и машет рукой. Блондин в сером коротком пальто, в белой
рубашке с галстуком, с венгерским чемоданом в правой руке-это мой брат. Они
все идут к самолету. Впереди, точно заведенная, вышагивает девчонка в синем
костюмчике и пилотке. Скрываются один за другим в брюхе самолета. И Виктор
там скрывается. Отвозят лесенку. Винты-все быстрей и быстрей и сливаются в
белые круги. Страшный рев. Самолет поехал. Он едет по лужам и отражается в
них своим холодным желтым телом. Поворачивается хвостом и удаляется,
покачиваясь. Где-то очень далеко останавливается. Сюда доносится рев.
Самолет стартует и уходит, растворяясь, в не&о. Он летит куда-то не туда,
куда, как мне казалось, надо лететь для того, чтобы попасть в Москву. А
может быть, у меня все перепуталось?
-- Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.
Проверка.
Хоть бы песенку какую-нибудь пустили вместо этой проверки, какую-нибудь
самбу.
Я иду через здание аэропорта к автобусу.
Нужна какая-то музыка. Пустили бы тихо "Комсомольцыдобровольцы...".
Ревет за спиной аэродром. Безумное гнездо металла.
-- Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.
Проверка.
ПО ГОРОДУ ИДЕТ ЭКСКУРСИЯ и прямо светится, такая чистенькая. Ребята
идут вместе с женами. Жена Игоря -- модница. Увидев меня, все на меня
набрасываются. И мне становится чертовски приятно, как будто бы Виктор не
совсем улетел, как будто бы он частично остался в лице всей нашей кодлы.
Оказывается, они уже посетили выставку графики и сейчас направляются
обедать. В столовой очень культурно. Обслуживание прекрасное. Ильвар и
Володя с тоской смотрят на капитана. Игорь, как ни в чем не бывало,
заказывает несколько бутылочек. Правильно, мы ведь вам не херувимчики
какие-нибудь.
Потом мы идем в концерт. Слушаем там скрипки, виолончель, пение. Ильвар
засыпает, Володя в антракте спрятался за колонной в буфете. В общем,
экскурсия в Таллин проходит на должном уровне. Возвращаемся в колхоз поздно
ночью. Утром выходим в обычный рейс к Западной банке.
ВСЕ КАК ОБЫЧНО. Килька, салака. Свора чаек за кормой. Я сижу на корме,
на бухте троса, привалившись к кожуху. Здесь тепло. Мне как-то очень тихо
сегодня и очень обычно, и немного тошно. Не хочется ни о чем думать, а думаю
я о том, что Витька, наверное уже вылетел из Москвы в неизвестном
направлении. (А что они там испытывают? Может быть скоро будет об этом в
газетах?) И о том, что "Барселона" живет обычной осенней жизнью, кто-то
приходит из школы и волынит до темноты во дворе. (А нас там как будто бы и
не было!) Что Юрке, как видно все-таки придется уехать из колхоза (море его
бьет), что Алька, к моему удивлению, чувствует себя в море прекрасно, что
мне надо наконец начать думать о себе (о своей жизни).
Сегодня мы возвращаемся очень рано. Еще светло. На причале пусто.
Обычные шуточки Стебелькова Тихо распоряжается Игорь. Мы грузим дневной улов
на платформу и идем вдоль рельсов, толкая платформу перед собой. Обычная
усталость. Все те же сигареты "Прима". Так себе топаем потихоньку к складу.
В складе Ульви с подружками катают новые бочки. Ульви не смотрит на
меня. Ну и пусть. Ребята все уже ушли, а я все еще торчу в дверях и смотрю,
как ползет к причалу 93-й. Надо подождать Юрку.
И вдруг все исчезает. Сизые тучи на горизонте, причал, танцующий
недалеко от берега мотобот, 93-й, пропадает даже запах соленой кильки и все
звуки вокруг, кроме одного. Я слышу за своей спиной голос:
-- А ГДЕ МНЕ ВЗЯТЬ ЭТУ ТРЯПКУ?
Ломкий высокий голос, в нем словно слезы. А что ей отвечают, я не
слышу. Медленно поворачиваюсь и вижу Галю. Она идет по проходу между
бочками. Она в комбинезоне и ватнике. Она в косынке. Губы у нее намазаны, а
в руках швабра. Она идет прямо ко мне и не узнает меня. Ведь я теперь
бородат, и в берете, и в резиновых сапогах. Она останавливается в пяти
метрах от меня и растирает шваброй лужу на цементном полу. Склонилась, и
орудует шваброй, и вдруг бросает на меня взгляд. Свой, особенный взгляд,
который бесил меня (когда она так смотрела на других) и обезоруживал (когда
она так смотрела на меня). Опускает глаза и снова трет шваброй пол -- и
вдруг выпрямляется и смотрит прямо на меня. Узнала. Она подходит медленно ко
мне. Шаг за шагом приближается. Вплотную, со шваброй в руках.
-- Здравствуйте, -- говорит она.
-- Дима, -- говорит она.
-- Вот это да, -- говорит она.
-- Какой ты стал, -- говорит она и смеется.
"Актриса, притвора, обманщица.., .., ..," -- все, что проносится у меня
в голове.
-- Не ожидал? -- спрашивает она.
-- Я провалилась, -- говорит она.
Как это мило! Девчонка провалилась на экзаменах и приехала к друзьям.
Все очень просто и естественно. Стоит поболтать. Ты изменился. И ты
изменилась. Ах, как это мило, что мы оба изменились! И я вдруг со страхом
чувствую, что мне действительно все это кажется вполне естественным, и
хочется расспросить Галку о конкурсе, словно передо мной не она, а Юрка или
Алик.
Я выхватываю из ее рук швабру и швыряю на пол. Поворачиваюсь и иду к
причалу.
-- Дима! -- восклицает она. И вот она уже бежит рядом со мной,
цепляется за рукав.
-- Мне нужно с тобой поговорить, -- лепечет она. Я сую в рот сигарету и
достаю спички.
-- Ты можешь поговорить со мной?
"Берегите пчел", -- призывает спичечный коробок. О, черт, как это я
раньше об этом не думал?
-- ...поговорить обо всем, -- лепечет Галка.
"Пчелы дают мед". А ведь, наверное, так оно и есть.
-- Я жду тебя вечером в общежитии. Придешь?
Я закуриваю.
-- Придешь?
Я иду к причалу, полный любви и нежности к пчелам. Навстречу
поднимается Юрка. Она, наверное, и Юрку не узнает. А может быть, она сейчас
не видит ничего вокруг?
-- Придешь? -- отчаянно спрашивает она, отставая.
Молчи, дура! Я ведь могу тебе пощечину влепить.
-- Придешь? -- совсем уже, как в театре, кричит эта дурища.
Я бегу к Юрке. У него равнодушное лицо.
-- Видал? -- спрашиваю я его. -- Заметил ты, кто это?
-- Я знал, что она здесь, -- говорит он. -- Она была у Линды.
Спрашивала о тебе.
И тут у меня руки пускаются в пляс, и ноги начинают дрожать.
Юрка, -- говорю я, -- Дружище, что делать? Скажи, что мне делать?
-- Плюнь, -- говорит Юрка, -- что же тут еще делать? Плюнь и разотри.
Ишь ты, прикатила, шалава.
Мы садимся на доски, свесив ноги вниз, и смотрим на подходящий 80-й.
Алька в своем зеленом колпаке стоит там, поставив ногу на планшир, весело
нам помахивает, бросает швартовы.
-- Галка тут появилась, -- говорю я ему.
Втроем мы поднимаемся в гору. Идем мимо склада. Видно, как Галка катит
по проходу огромную бочку. Джульетта! Звезда экрана! Допрыгалась.
-- БУДЬ МУЖЧИНОЙ, -- говорит мне Алька.
А кто же я еще? Я не сказал ей ни одного слова. И не скажу. Приду я к
ней, как же! Пусть ждет. Вечером я пойду гулять с Ульви.
-- Тебе сколько лет? -- спрашиваю я.
-- Девятнадцать.
-- А мне скоро будет восемнадцать. Давай поженимся?
-- Что ты говоришь? -- восклицает эта славная девушка Ульви.
Отличная будет у меня жена. Колхоз нам построит дом. Накупим разных
вещиц. Будем прекрасно жить, если, конечно, она не начнет вдруг мечтать о
