вместо лица, запах горелого мяса. Я не мог сделать этого, что бы мне ни
грозило. Предыдущего раза мне было вполне достаточно.
И не знаю уж как, но я переплавил ненависть во что-то другое, и без
всякого напряжения разогнул железную кисть, и легонько толкнул Октавию,
чтоб она не мешала, и Октавия отлетела, ударившись о горку с цветами.
Мышцы у меня были словно из сверхпрочного сплава. Кто-то обхватил
меня сзади и, как Октавия,- рухнул, шмякнувшись телом о стену.
Раздался сдавленный хрип.
Все произошло очень быстро.
Молодые энергичные люди, развернувшись на шум, разом сунули руки под
мышки, наверное, за оружием, а Октавия, даже не поднимаясь, выхватила
откуда-то пистолет, и зрачок его глянул мне будто в самое сердце.
- Не двигаться!..
Мне нужны были две-три секунды, чтобы убраться отсюда. Трех секунд
мне, пожалуй бы, хватило с избытком. Я уже представлял обстановку:
огромный диван и комод. Возникала в груди знакомая тяга перемещения.
И, однако, у меня не было этих двух-трех секунд. Нужная картинка
квартиры почему-то не возникала. Расплывались детали, Октавия давила
указательным пальцем курок, и, наверное, выстрел мог грянуть в любое
мгновение.
- Руки за голову!..
Но как раз в это время дверь конференц-зала открылась и оттуда
выскочил Баггер также с пистолетом в руках и, по-моему, даже не целясь,
выстрелил в распластанную по горке Октавию.
Пах!.. Пах!.. Пах!..
Правда, это было все, что он успел сделать. Молодой человек, который
поближе, тоже выхватил пистолет, и на белой рубашке Баггера возникли
кровавые пятна.
Пах!.. Пах!.. Пах!..
Грохот выстрелов наполнял вестибюль. Треснуло и вывалилось стекло,
отделяющее террасу. Разлетелся плафон, бабахнули по стенам осколки.
- Бегите, Серж...
Баггер лежал на спине, и тупые ботинки его конвульсивно
подергивались.
И подергивалась обстановка квартиры, которую я пытался представить.
Я не чувствовал, что способен через пространство шагнуть туда. Этот
чертов конвейер пальбы, наверное, взбаламутил сознание. Я никак не мог
по-настоящему сосредоточиться.
Пах!.. Пах!.. Пах!..
Как во сне я видел, что парни, застрелившие Баггера, поднимая свои
пистолеты, медленно поворачиваются ко мне, а из узкого коридорчика
выдвигаются еще, сразу трое, и такими же точно жестами засовывают руки под
мышки.
У меня оставался единственный выход.
Я рванулся налево через выбитое пулей стекло и с размаху упал на
железные перила террасы. Показались - веселая разнобоица крыш, трубы,
трубы и Эйфелева башня над ними.
Это был десятый этаж.
Висело жидкое солнце.
- Стой!.. Куда?..
Молодые люди проламывались на террасу.
Однако я уже перевалился через перила, и меня подхватил теплый
свистящий воздух...
Демонстрация свернула к Адмиралтейству и застопорилась на трамвайных
путях, которые прижимались к саду. Леха сразу же опустил транспарант и
сказал, оборачиваясь, недовольным голосом: - Ну вот, опять маринуют...-
Лицо его исказилось. Он подумал и сунул круглую палку Жаконе, который
бессмысленно озирался.- На, пока подержи! - А почему это я? - резонно
поинтересовался Жаконя.- А потому что ближе стоишь. Держи, не качайся!..-
Жаконя обнял транспарант и двумя руками, как тонущий, схватился за
перекладину.- Дык, это самое... Хорошо жить, ребята...- Он действительно
ощутимо покачивался, и костыль, упирающийся в асфальт, оказался не
лишним.- Да здравствуют советские инженеры!..- Между тем Леха извлек из
внутреннего кармана бутылку, примерно ноль восемь, и умело, пройдя по
пробке ключом, с хлюпом вытащил ее пластмассовую заглушку. Деловито
повернул бутылку наклейкой вперед.- Так что, из горла примем или как
культурные люди? - Есть, есть посуда! - немедленно откликнулся кто-то. Тут
же образовались стаканчики, запахло отвратительным алкоголем, однако
выпить не удалось - как из под земли вырос встревоженный Хеня и сказал
умоляющим голосом, где вместе с тем чувствовались и командирские
интонации.- Ну ребята! Ну мы же вчера договаривались!..- Он насколько мог
широко развел руками.- А что такое? - спросил недовольный Леха.- А такое,
что договаривались, когда - выйдем с площади.- Дак застряли же, застряли -
значит, не виноваты...- Леха с тонким прихлебом высосал из стакана
портвейн, крякнул, хмыкнул, выдохнул свежак перегара и с удовлетворением
слил в стаканчик остатки. Лицо у него прояснилось.- Ну что, Хеня, будешь?
- Чувствовалось, что Хеня заколебался, и тем не менее принял стакан в
ладонь, и втянул носом воздух, оценивая содержимое.
- "Иверия",- уважительно констатировал он.- Раскопали "Иверию", где
это вы, ребята? - Места надо знать,- ответил Леха.- И между прочим, вот ты
подумал бы как парторг: обеспечивать надо трудящихся, делать
централизованно, вышел, значит, на демонстрацию - получи бутылек. Вот и
явка тогда образуется стопроцентная...- Рита рядом со мной неожиданно
засмеялась.
- Ладно-ладно, ты эти шуточки брось,- официальным тоном посоветовал
Хеня.- Надо все-таки разбираться, как можно шутить и как нельзя.- А что я
такого сказал? - А - думать надо! - С оскорбленным достоинством Хеня выдул
стакан, тоже крякнул и вдруг побледнел всем лицом, диковато оглядываясь.
У него даже уши зашевелились.- А где транспарант?..- Вонвон-он!..-
откликнулись сразу несколько энтузиастов.- Сохранили твою фанеру!.. Жаконя
присматривает!..- Мы слегка расступились, чтобы не загораживать фигуру
Жакони, тот рыгнул, и в это время я вдруг заметил среди демонстрантов
Зоммера. Зоммер стоял с рабочими Металлического завода и о чем-то с ними
беседовал, держа в руках майонезную баночку. Вероятно, тоже расслабился по
случаю остановки. С его правого локтя свисала авоська, а расстегнутый плащ
обнаруживал светлый дешевый костюм. Мятый галстук у горла, старенькие
ботиночки. Ни дать ни взять - бухгалтер среднего предприятия.
Он почуял мой взгляд и тоже ответил взглядом, но - с тупым
равнодушием, как будто бы не узнав. Тем не менее у меня пробежала холодная
дрожь по телу. Я отступил на шаг. Рита, явно обеспокоенная, дернула меня
за рукав.- Что случилось, вспомнил что-нибудь нехорошее? - Ничего,-
отворачиваясь от Зоммера, сказал я.- Как это ничего? У тебя щеки
позеленели...- Говорю тебе: ничего.
Не трогай меня, не надо...
Кажется, Рита обиделась. К счастью, в эту секунду где-то впереди
грянул оркестр, демонстрация зашевелилась и двинулась по направлению к
площади.
Плотные сомкнутые шеренги оттерли Зоммера. Я надеялся, что -
навсегда.
Сердце у меня ощутимо постукивало. И поэтому когда из толпы вылез
Хеня и плаксиво начал настаивать, чтобы я хотя бы немного понес
транспарант - понимаешь, Жаконя нахрюкался, потеряет, мерзавец,- я
довольно-таки решительно ему отказал. Дескать, извини, дорогой, рука не
сгибается.
А слегка возбужденная Рита не к месту хихикнула.- Ладно,- сказал
обиженный Хеня.- Будет обсуждаться твоя работа, припомним.- И, увидев
Шаридова, шагающего с женой и с детьми, закричал, продираясь к нему через
шеренги идущих: - Подождите, Халид Ибрагимович, одну минуточку!..- А вслед
за Хеней вылез из толпы бодрый Леха и, потирая руки, со значением
подмигнул: - Ну что, деятели, сваливаем отсюда? - Неудобно, обещали пройти
с коллективом,- сказал я.- Неудобно на потолке отдыхать, одеяло спадает. В
общем, вы, как хотите, а мы всей конторой фью-ить!..- Леха сделал кому-то
из задних призывный жест и, как лезвие сквозь кисель, рванулся поперек
демонстрации. Мы с Ритой также начали диффундировать к краю.
Праздничный громадный портрет вождя взирал на нас с ближнего дома.
Занимал он пространство от крыши до первого этажа и, наверное,
создавал полумрак в закрытых им помещениях.- Посмотри,- толкнула меня в
бок Рита.- Что такое? - Ты - посмотри, посмотри! - Вероятно, материя на
портрете была довольно плохо натянута, прямо посередине его вздувался
пузырь, и от слабого ветра казалось, что вождь шевелит бровями. Зрелище
было забавное.
- Всего через год,- сказал я.- Через год он умрет, а потом это все
начнет постепенно разваливаться. Исчезнут партия, КГБ, а республики
образуют самостоятельные государства. Вся жизнь переменится.- Я и сам едва
верил своим словам.
Слишком уж нереальным казалось такое будущее. Пучина времени, десять
лет.- Ты меня, по-моему, все же разыгрываешь,- ответила Рита.- Ну откуда
ты можешь знать, тоже мне - прорицатель...- Она пожала плечами.- А чего бы
ты хотела больше всего? - спросил я.- В жизни или прямо сегодня? -
уточнила Рита.- Разумеется, в жизни...- Чтобы так было всегда...- Как
сейчас? - Ну да, как в эту минуту...
Она тихо царапнула меня ногтем по ладони. Обтираясь о куртки и о
плащи, мы выбрались из демонстрации. Вероятно, в преддверии площади
выходить уже было запрещено: вилась цепь ограждения и кучковались за ней
наряды милиционеров. Двое тут же направились в нашу сторону, а один
помахал рукой, приказывая вернуться. Рита в нерешительности остановилась.
Однако Леха, подняв над головой пятерню, завопил что-то вроде: - Да
здравствует наша доблестная милиция!..- и сержант показал нам тогда, что,
дескать, давайте быстрее. Им, наверное, лень было спорить по этому поводу.
На середине улицы я оглянулся: еле-еле бредущий Жаконя упорно пер
транспарант, а его самого поддерживал Бампер из технического отдела,
причем шли они оба как будто через болотную топь, и башка у Жакони
перекатывалась по груди, точно резиновая.
Он все же здорово нагрузился.
А с другой стороны к ним прислонился пухленький Зоммер - тоже,
видимо, обессилев, отфыркиваясь и пыхтя, и его перекашивала раздутая
посудой авоська.
Подготовился, значит.
Далее неторопливо подтягивались Валечка с Жозефиной.
Команда в полном составе.
- Нормально,- констатировал Леха, дождавшийся нас.
- Пока обошлось без потерь.- И прикрикнул, наверное, сжигаемый
нетерпением.- Давай-давай, мужики, шевелите конечностями!..
Светило майское солнце.
- А что это за энтузиаст? - кивая на Зоммера, спросил я.- Что за тип?
Он, вроде, раньше в наших мероприятиях не участвовал.
Леха осклабился.
- Кто, этот? Да, толковый мужик, у него с собой четыре фунфурика.
Ну? Пускай посидит, что нам, жалко?..
Он с большим удовольствием потянулся.
Я смотрел на вязкие толпы людей, продавливающиеся в створе улицы.
Колонна была бесконечной: она шла и шла под вопли диктора из
репродукторов.
В настоящий момент приветствовали славных советских ученых.- Рра!..
Рра!.. Рра!..- доносилось с площади. Точно ревело слоновье стадо.
Плескались флажки и гирлянды. Качались над головами воздушные шарики. Я
почему-то вспомнил доклад Дюваля. Одомашнивание человека, создание новых
инстинктов. Трансформация психики в систему примитивных рефлексов.
Индивидуум исчезает, отсчетом становится популяция. Генетическое единство
постепенно устраняет конфликты. Человечество замыкается в благостном
оцепенении.
Как-то так. Во всяком случае, близко к тексту.
- Ну ты что, совсем отключился? - Леха двинул меня кулаком.
Жил он, к счастью, недалеко, и когда мы всей гурьбой ввалились в
квартиру, то, конечно, первым делом разместили совершенно обеспамятевшего
Жаконю.
Положили его на диван, а заботливая Жозефина подоткнула подушку под
голову.
Набросили на него покрывало.
Жаконя только мычал, бессмысленные бельмы закатывались, и даже
