- В таком случае, сэр, я скажу вам одно, - ответил доктор. - Если вы
не перестанете пьянствовать, вы скоро избавите мир от одного из самых
гнусных мерзавцев!
Капитан пришел в неистовую ярость. Он вскочил на ноги, вытащил и
открыл свой матросский складной нож и стал грозить доктору, что пригвоздит
его к стене.
Доктор даже не шевельнулся. Он продолжал говорить с ним не
оборачиваясь, через плечо, тем же голосом - может быть, только немного
громче, чтобы все могли слышать. Спокойно и твердо он произнес:
- Если вы сейчас же не спрячете этот нож в карман, клянусь вам
честью, что вы будете болтаться на виселице после первой же сессии нашего
разъездного суда.
Между их глазами начался поединок. Но капитан скоро сдался. Он
спрятал свой нож и опустился на стул, ворча, как побитый пес.
- А теперь, сэр, - продолжал доктор, - так как мне стало известно,
что в моем округе находится подобная особа, я буду иметь над вами самый
строгий надзор днем и ночью. Я не только доктор, я и судья. И если до меня
дойдет хоть одна самая малейшая жалоба - хотя бы только на то, что вы
нагрубили кому-нибудь... вот как сейчас, - я приму решительные меры, чтобы
вас забрали и выгнали отсюда. Больше я ничего не скажу.
Вскоре доктору Ливси подали лошадь, и он ускакал. Но капитан весь
вечер был тих и смирен и оставался таким еще много вечеров подряд.
2. ЧЕРНЫЙ ПЕС ПРИХОДИТ И УХОДИТ
Вскоре случилось первое из тех загадочных событий, благодаря которым
мы избавились наконец от капитана. Но, избавившись от него самого, мы не
избавились, как вы сами увидите, от его хлопотных дел.
Стояла холодная зима с долгими трескучими морозами и бурными ветрами.
И с самого начала стало ясно, что мой бедный отец едва ли увидит весну. С
каждым днем ему становилось хуже. Хозяйничать в трактире пришлось мне и
моей матери. У нас было дела по горло, и мы уделяли очень мало внимания
нашему неприятному постояльцу.
Было раннее январское морозное утро. Бухта поседела от инея. Мелкая
рябь ласково лизала прибрежные камни. Солнце еще не успело подняться и
только тронуло своими лучами вершины холмов и морскую даль. Капитан
проснулся раньше обыкновенного и направился к морю. Под широкими полами
его истрепанного синего кафтана колыхался кортик. Под мышкой у него была
подзорная труба. Шляпу он сдвинул на затылок. Я помню, что изо рта у него
вылетал пар и клубился в воздухе, как дым. Я слышал, как злобно он
фыркнул, скрываясь за большим утесом, - вероятно, все еще не мог позабыть
о своем столкновении с доктором Ливси.
Мать была наверху, у отца, а я накрывал стол для завтрака к приходу
капитана. Вдруг дверь отворилась, и в комнату вошел человек, которого
прежде я никогда не видел.
Он был бледен, с землистым лицом. На левой руке у него не хватало
двух пальцев. Ничего воинственного не было в нем, хотя у него на поясе
висел кортик. Я всегда следил в оба за каждым моряком, будь он на одной
ноге или на двух, и помню, что этот человек очень меня озадачил. На моряка
он был мало похож, и все же я почувствовал, что он моряк.
Я спросил, что ему угодно, и он потребовал рому. Я кинулся было из
комнаты, чтобы исполнить его приказание, но он сел за стол и снова
подозвал меня к себе. Я остановился с салфеткой в руке.
- Пойди-ка сюда, сынок, - сказал он. - Подойди поближе.
Я подошел.
- Этот стол накрыт для моего товарища, штурмана Билли? - спросил он
ухмыляясь.
Я ответил, что не знаю никакого штурмана Билли и что стол накрыт для
одного нашего постояльца, которого мы зовем капитаном.
- Ну что ж, - сказал он, - моего товарища, штурмана Билли, тоже можно
называть капитаном. Это дела не меняет. У него шрам на щеке и очень
приятное обхождение, особливо когда напьется. Вот он каков, мой штурман
Билли! У вашего капитана тоже шрам на щеке. И как раз на правой. Значит,
все в порядке, не правда ли? Итак, я хотел бы знать: обретается ли он
здесь, в этом доме, мой товарищ Билли?
Я ответил, что капитан пошел погулять.
- А куда, сынок? Куда он пошел?
Я показал ему скалу, на которой ежедневно бывал капитан, и сказал,
что он, верно, скоро вернется.
- А когда?
И, задав мне еще несколько разных вопросов, он проговорил под конец:
- Да, мой товарищ Билли обрадуется мне, как выпивке.
Однако лицо у него при этих словах было мрачное, и я имел все
основания думать, что капитан будет не слишком-то рад встрече с ним. Но я
тут же сказал себе, что это меня не касается. И, кроме того, трудно было
предпринять что-нибудь при таких обстоятельствах. Незнакомец стоял у самой
входной двери трактира и следил за углом дома, словно кот, подстерегающий
мышь. Я хотел было выйти во двор, но он тотчас же окликнул меня. Я не
сразу ему повиновался, и его бледное лицо вдруг исказилось таким гневом, и
он разразился такими ругательствами, что я в страхе отскочил назад. Но
едва я вернулся, он стал разговаривать со мною по-прежнему, не то льстиво,
не то насмешливо, потрепал меня по плечу, сказал мне, что я славный
мальчишка и что он сразу меня полюбил.
- У меня есть сынок, - сказал он, - и ты похож на него, как две капли
воды. Он - гордость моего родительского сердца. Но для мальчиков главное -
послушание. Да, сынок, послушание. Вот если бы ты поплавал с Билли, тебя
не пришлось бы окликать два раза. Билли никогда не повторял приказаний, да
и другие, что с ним плавали... А вот и он, мой штурман Билли, с подзорной
трубой под мышкой, благослови его бог! Давай-ка пойдем опять в зал,
спрячемся за дверью, сынок, и устроим Билли сюрприз, обрадуем Билли,
благослови его бог!
С этими словами он загнал меня в общую комнату, в угол, и спрятал у
себя за спиной. Мы оба были заслонены открытой дверью. Мне было и
неприятно, и чуть-чуть страшновато, как вы можете себе представить,
особенно когда я заметил, что незнакомец и сам трусит. Он высвободил
рукоятку своего кортика, чуть-чуть вытащил его из ножен и все время делал
такие движения, как будто глотает какой-то кусок, застрявший у него в
горле.
Наконец в комнату ввалился капитан, хлопнул дверью и, не глядя по
сторонам, направился прямо к столу, где его поджидал завтрак.
- Билли! - проговорил незнакомец, стараясь придать своему голосу
твердость и смелость.
Капитан повернулся на каблуках и оказался прямо перед нами. Загар как
бы сошел с его лица, даже нос его сделался синим. У него был вид человека,
который повстречался с привидением, или с дьяволом, или с чем-нибудь
похуже, если такое бывает. И, признаюсь вам, мне стало жалко его - таким
он сразу сделался старым и дряблым.
- Разве ты не узнаешь меня, Билли? Неужели ты не узнаешь своего
старого корабельного товарища, Билли? - сказал незнакомец.
Капитан открыл рот, словно у него не хватило дыхания.
- Черный Пес! - проговорил он наконец.
- Он самый, - ответил незнакомец, несколько приободрившись. - Черный
Пес пришел проведать своего старого корабельного друга, своего Билли,
живущего в трактире "Адмирал Бенбоу". Ах, Билли, Билли! Сколько воды
утекло с тех пор, как я лишился двух своих когтей! - воскликнул он, подняв
искалеченную руку.
- Ладно, - сказал капитан. - Ты выследил меня, и я перед тобою.
Говори же, зачем пришел?
- Узнаю тебя, Билли, - ответил Черный Пес. - Ты прав, Билли. Этот
славный мальчуган, которого я так полюбил, принесет мне стаканчик рому. Мы
посидим с тобой, если хочешь, и поговорим без обиняков, напрямик, как
старые товарищи. Не правда ли?
Когда я вернулся с бутылкой, они уже сидели за столом капитана друг
против друга.
Черный Пес сидел боком, поближе к двери и одним глазом смотрел на
своего старого друга, а другим - на дверь, путь к отступлению.
Он велел мне уйти и оставить дверь открытой настежь.
- Чтобы ты, сыночек, не подсматривал в замочную скважину, - пояснил
он.
Я оставил их вдвоем и вернулся к стойке.
Долгое время, несмотря на все старания, я не слышал ничего, кроме
невнятного говора. Но мало-помалу голоса становились все громче, и наконец
мне удалось уловить несколько слов, главным образом ругань, исходившую из
уст капитана.
Раз капитан закричал:
- Нет, нет, нет, нет! И довольно об этом! Слышишь?
И потом снова:
- Если дело дойдет до виселицы, так пусть на ней болтаются все!
Потом внезапно раздался страшный взрыв ругательств, стол и скамьи с
грохотом опрокинулись на пол, звякнула сталь клинков, кто-то вскрикнул от
боли, и через минуту я увидел Черного Пса, со всех ног бегущего к двери.
Капитан гнался за ним. Их кортики были обнажены. У черного Пса из левого
плеча текла кровь. Возле самой двери капитан замахнулся кортиком и хотел
нанести убегающему еще один, самый страшный, удар и несомненно разрубил бы
ему голову пополам, но кортик зацепился за большую вывеску нашего
"Адмирала Бенбоу". На вывеске, внизу, на самой раме, до сих пор можно
видеть след от него.
На этом битва кончилась.
Выскочив на дорогу, Черный Пес, несмотря на свою рану, помчался с
такой удивительной скоростью, что через полминуты исчез за холмом. Капитан
стоял и смотрел на вывеску как помешанный. Затем несколько раз провел
рукой по глазам и вернулся в дом.
- Джим, - приказал он, - рому!
Он слегка пошатнулся при этих словах и оперся рукой о стену.
- Вы ранены? - воскликнул я.
- Рому! - повторил он. - Мне нужно убираться отсюда. Рому! Рому!
Я побежал за ромом, но от волнения разбил стакан и запачкал грязью
кран бочки. И пока я приводил все в порядок и наливал другой стакан, вдруг
я услышал, как в зале что-то грузно грохнулось на пол. Я вбежал и увидел
капитана, который во всю свою длину растянулся на полу. Мать,
встревоженная криками и дракой, сбежала вниз мне на помощь. Мы приподняли
голову капитана. Он дышал очень громко и тяжко. Глаза его были закрыты,
лицо побагровело.
- Боже мой! - воскликнула мать. - Какой срам для нашего трактира! А
твой бедный отец, как нарочно, лежит больной!
Мы не знали, как помочь капитану, и были уверены, что он ранен
насмерть во время поединка с незнакомцем. Я принес рому и попытался влить
ему в рот. Но сильные челюсти его были сжаты, как железные.
К счастью, дверь отворилась, и вошел доктор Ливси, приехавший
навестить моего больного отца.
- Доктор, помогите! - воскликнули мы. - Что нам делать? Куда он
ранен?
- Ранен? - сказал доктор. - Чепуха! Он так же ранен, как ты или я. У
него просто удар. Что делать! Я предупреждал его... Ну, миссис Хокинс,
возвращайтесь наверх к мужу и, если можно, ничего не говорите ему. А я
попытаюсь спасти эту трижды ненужную жизнь... Джим, принеси мне таз.
Когда я вернулся с тазом, доктор уже засучил у капитана рукав и
обнажил его большую, мускулистую руку. Рука была татуирована во многих
местах. На предплечье синели четкие надписи: "На счастье", "Попутного
ветра" и "Да сбудутся мечты Билли Бонса".
Возле самого плеча была нарисована виселица, на которой болтался
человек. Рисунок этот, как мне показалось, был выполнен с истинным знанием
дела.
- Пророческая картинка, - заметил доктор, трогая пальцем изображение
виселицы. - А теперь, сударь Билли Бонс, если вас действительно так зовут,
мы посмотрим, какого цвета ваша кровь... Джим, - обратился он ко мне, - ты
не боишься крови?
- Нет, сэр, - сказал я.
- Отлично, - проговорил доктор. - Тогда держи таз.
Он взял ланцет и вскрыл вену.
Много вытекло у капитана крови, прежде чем он открыл глаза и обвел
нас мутным взглядом. Он узнал доктора и нахмурил брови. Потом заметил меня
